Мало.

Но даже это позволило, подключив ее финансирование, организовать хоть какой-то обоз и действовать уже увереннее. Что было всяко лучше старого способа кормления и обеспечения помещиков. Ведь на своем заводном коне много не увезешь. А грабить всех встречных поперечных долго. Из-за чего отряд не может продвигаться со внятными скоростями. Да и население от таких действий становится весьма враждебным. Любое. И норовит вилами под ребра поддеть при случае.

И теперь, выйдя на намеченный рубеж, Шереметьев наблюдал.

В одном из окон башни Германа болталась тряпка. Как и уславливались. Ее с такого расстояния хорошо было видно – вон на ветру развевается. Значит наемники зашли в Нарву и там все еще стоят.

Шереметьев улыбнулся.

– Труби, – сказал он.

И помещик, стоящий неподалеку, затрубил в боевой рог. Гулкий, хриплый звук которого стал разливаться над округой.

Всполошились ливонцы.

Стали озираться.

Кто? Откуда? Не понятно.

Рог же с небольшими промежутками трубил и трубил. Из-за деревьев. Да и сам Шереметьев был укрыт за ними, чтобы не провоцировать ливонцев лишний раз.

Он ждал.

Нервничал.

Наконец в башне Германа, на которую кроме его в этот момент никто не смотрел, втянули тряпку внутрь. Убирая ее.

– Прекрасно, – расплылся в улыбке Шереметьев.

Сигнал подан и принят. Все шло по плану.

Он дал отмашку.

Рог прекратил трубить.

А уже спустя несколько минут ни его, ни сопровождения здесь не осталось…

Ливонцы прождали несколько часов.

Тишина.

Сходили на ту опушку.

Никого.

Ну, следы какие-то. И все…

Главные события стали развиваться вечером. Ближе к закату.

Иван Шереметьев вывел свои две тысячи помещиков из-за перелеска, оказавшись в прямой видимости от неприятеля. Протрубил атаку. И повел своих людей в бой. Развернув широкой лавой. Весьма надо сказать пугающей. Ибо она создавала обманчивое впечатление массовости.

Ливонцы отреагировали более чем адекватно.

Они бросились к скрепленным повозкам, которыми отгородились от возможного деблокирующего удара. И изготовились отбиваться от помещиков. В Ливонии не исключали того, что Иоанн Васильевич пришлет помещиков для поддержки очень важного города. Ведь Нарва являлась куда более удобным портом для морской торговли, нежели Новгород. Поэтому они не только подводы поставили стеной и скрепили промеж себя, но и какой-никакой, а ров перед ними выкопали. Маленький. Но все равно – неприятный.

И вот атака!

Ожидаемая. Не вызвавшая паники или пустой суеты. Особенно после утреннего «трубного гласа».

Но что-то пошло не так…

Когда до повозок уже осталось метров сто пятьдесят, Шереметьев отвернул налево и повел своих всадников вдоль позиций неприятеля.

– Зачем это? – удивился командующий ливонской армией.

Все. Вот буквально все в этот момент в лагере ливонцев или готовились отразить атаку, или наблюдали за этими делами.

А из проломов Нарвы тем временем выходили германские наемники. Молча. Тихо. И относительно организованно. Поддержанные гарнизоном и городским ополчением. Его как раз успели собрать и подтянуть.

От стен до кулеврин было всего каких-то двести шагов…

Так что, когда ливонцы спохватились, было уже поздно – противник оказался практически на позициях. И с алебардами наперевес врубился в мягкие, сочные тела артиллеристов.

Крик! Шум! Гам!

Ливонцы резко бросились отбивать вылазку, не понимая пока ее масштаба.

Шереметьев же только этого и ждал. Услышав шум и увидев, как ливонцы спешно покидают позиции на подводах, он вновь повел своих людей в атаку на эти эрзац-укрепления.

Где, достигнув их, начал стрелять из луков. Равно как и его бойцы. Обрушив целую тучу стрел на спины ливонского войска, вступившего в схватку с германскими наемниками. Благо, что с коней это было очень удобно делать. И высота подходящая, и целиться особенно не требовалось. Вон какая густая толпа. Пущай да пущай. На кого Бог пошлет.

Конечно и в ответ кто-то из чего-то стрелял.

Но толку от этого не было никакого.

Хаос.

Настоящий хаос и ужас охватил войска, осаждавшие Нарву.

Минуты не прошло с момента начала обстрела, как бойцы побежали. Кто куда. Стараясь как можно скорее покинуть ставший столь опасным лагерь. Но за повозками их встречали помещики. А в самом лагере – германские наемники…

Первые недели войны между Данией и Швецией проходили в морских и сухопутных стычках. Престарелый король Швеции Густав I Ваза не спешил давать генеральное сражение. Он собирал войска.

В 1544 году он воспользовался правом набирать воинов с каждого округа. Через что начал формировать по сути – призывную армию. В мирное время эти все люди состояли в запасе, работая, как и простые обыватели. Однако, когда случалась необходимость, они собирались в большое ополчение. Совершенное не пригодное для успешных наступательных действий. В силу невозможности надолго собирать такое войско. Да и с управляемостью такой рати наблюдались колоссальные трудности. Но их выходило много. К 1560 году от каждых десяти крестьян выступал один боец. В теории. На практике удалось за столь сжатые сроки собрать около восьми тысяч ополченцев.

Да. Они еще не знали реформы Густава II Адольфа. Но их было существенно больше, чем датчан. И они заняли удачную позицию на возвышенности. Подкрепив ее двумя десятками фальконетов.

Наступать на них в лоб выглядело безумием.

Ведь под рукой у Фредерика II Ольденбурга имелось всего около двух тысяч пешего войска. Суровых головорезов, закаленных в пиратских налетах. Каждый из них имел не только добрые доспехи с отменным вооружением, но и опыт, большой опыт участия в крепких драках, как на кораблях при абордаже, так и в вылазках на берегу. Однако их было всего две тысячи. Если они пойдут в атаку на шведов, то там всех и лягут. Те ведь не только из фальконетов станут бы палить, но и из многочисленных аркебуз.

Конница на поле боя тоже присутствовала. Номинально.

У короля Дании в свите имелось около двухсот рыцарей, набранных из аристократов. У Густава Вазы – чуть меньше. Для таких пехотных масс эти конные отряды угрозы не представляли в текущей ситуации. И выступали в роли, по сути, личной гвардии королей.

Фредерик несколько раз за день выводил свою пехоту на построение, имитируя подготовку к атаке. И каждый раз возвращал ее в лагерь.

Шведы же стояли.

Не расходились.

Густав опасался, что может их просто не успеть собрать и построить, если его противник вновь выведет своих головорезов и рискнет. Те то вон – шустрые и ладные ребята. А его ополченцы требуют времени и немалого для поднятия и наведения среди них порядка.

Наконец наступил вечер.

Стало смеркаться.

Поняв, что датчане атаковать не станут, Густав решил дать отдых и своим ребятам. В конце концов они и так уже местами сидели на земле прямо в строю. Утомились столько часов подряд стоять на одном месте.

Приказ прозвучал.

И люди устало отправились по своим делам. Голодные и в известной степени деморализованные. Пустой желудок и жажда – они боевого духа не добавляли. Теперь же им требовалось уже в сумерках еще найти дров для костров и приготовить себе хоть какой-то пищи… Вот радость то…

Стемнело.

Облака закрывали небо. Что делало ночь особенно темной и мрачной. Хотя шведский лагерь оставался довольно хорошо освещен кострами…

Наконец, вкусив полусырое варево шведы завалились спать.

Тяжелый день закончился.

Король Швеции обошел импровизированный лагерь и тяжело опустился на складной стульчик. В свои шестьдесят четыре года такие испытания давались ему очень тяжело. Рядом был сын, который во всем ему помогал. Если бы не он – днем бы еще свалился с ног.

– Завтра снова нас будут мучать? – тихо спросил Эрик.

– Кто знает? – бесцветно ответил отец.

– Мерзавцы! Почему они не нападают?!

– Потому что проиграют. И знают это.