Огонь позади становился тусклее, крики стихли, и они понеслись вниз по долине с невиданной здесь скоростью, сопровождаемые свистом и грохотом. Ясон подобрался к рукоятке и подозвал Майку, чтобы тот сменил его. Если оторваться от рукоятки, они могут перевернуться, а ему нужно уменьшить скорость. Майка понял его и пополз вперед, благодарно цепляясь за каждый выступ, пока не оказался рядом с Ясоном.
— Хватайтесь за ручку и держите ее прямо! Следите, чтобы на что нибудь не наткнуться!
Передав руль, Ясон пробрался обратно к машине. Они постепенно замедлили движение и наконец остановились. Айджейл стонала, а Ясон чувствовал себя так, словно по каждому дюйму его тела прошлись молотком. Преследователей не было слышно: уже почти час, как они покинули мастерскую, и никто не мог состязаться с ними в скорости. Лампа выпала во время этой безумной гонки, и Ясон извлек новую, собственной конструкции.
— Вставай, Снарби,— приказал он. — Я избавил всех вас от рабства, теперь твоя очередь: ты должен вести нас, как ты мне говорил. Иди вперед с этой лампой и выбирай ровную дорогу в нужном направлении.
Снарби спустился и пошел впереди. Ясон слегка приоткрыл клапан, и они двинулись следом за Снарби, а Майка поворачивал рукоятку управления. Айджейл прижалась к Ясону, дрожа от холода и страха. Он похлопал ее по плечу:
— Успокойся. Теперь нам предстоит приятная прогулка,— сказал он.
10
Они были уже в шести днях пути от Путлко, и запасы их были на исходе. Однако по мере удаления от гор местность становилась все плодороднее. Холмистые, поросшие травой равнины, множество источников с питьевой водой, обилие животных давало уверенность, что голодной смертью они не умрут. Но вот что касалось топлива... После полудня Ясон открыл последний кувшин.
Они остановились задолго до темноты. Кончилось свежее мясо, и Снарби, прихватив самострел, отправился за добычей. Он лучше других владел этим оружием и разбирался в здешних животных. Его страх перед кароджем поуменьшился, но самоуверенность по мере признания его охотничьих способностей возросла сверх меры. И сейчас, он гордо шествовал по колено в траве, насвистывая сквозь зубы. Ясон с растущим беспокойством смотрел ему вслед.
— Не верю я этому наемнику, не верю ни на йоту,— проворчал он.
— Вы говорите мне? — спросил Майка.
— Не хотелось бы, но придется. Вы не заметили чего-либо нового вокруг, что обратило бы на себя ваше внимание?
— Совершенно ничего. Дикая природа, не тронутая человеком.
— Тогда у вас, вероятно, плохо со зрением. А вот я за последние два дня кое-что отметил, хотя не лучше вашего знаю здешнюю природу. Айджейл,— окликнул Ясон девушку.
Та повернулась к нему от котла, где грелась и одновременно трудилась над последним креподжем.
— Оставь это. Как его ни приготовь, вкус будет один. Если Снарби повезет, у нас будет мясо. Скажи лучше, не видела ли ты чего-то интересного в последние дни?
— Особенного ничего, только следы людей. Два раза мы проехали через место, где была примята трава и обломаны ветви, как будто там два-три дня назад проезжал кародж. А один раз видела след костра, но очень старый.
— Вот цена вашему «совершенно ничего», Майка. Видите, как охота за креподжами развивает наблюдательность!
— Я не дикарь. Вы не вправе ожидать от меня, что я стану обращать внимание на такие мелочи.
— Я и не ожидал. Я уже научен ничего не ожидать от вас — кроме неприятностей, конечно. Но теперь мне нужна ваша помощь. Это последняя ночь свободы для Снарби;. догадывается ли он об этом или нет, он не должен стоять на страже ночью. Мы с вами разделим ночь на два дежурства.
Майка не скрывал удивления:
— Не понимаю, что вы имеете в виду, говоря, что это его последняя ночь на свободе?
— Это должно быть очевидно даже для вас, после того как мы познакомились с социально-нравственными нормами этой планеты. Как вы думаете, что нас ожидает в Аппсале, если мы придем туда вслед за Снарби, как овцы в загон? Я не знаю, что именно, но он что-то задумал, это несомненно. Когда я расспрашиваю его о городе, он говорит какие-то общие слова. Конечно, он наемник и не в курсе многих подробностей, но все же должен знать гораздо больше того, что говорит. Он утверждает, будто нам четыре дня пути до города. Я же, думаю, что осталось не больше одного-двух дней. Утром я свяжу его, переберусь за холмы и спрячусь там. Я сохранил наши цепи, мы используем их для Снарби. Он не убежит, пока я буду занят разведкой...
— Вы хотите заковать этого бедного человека, без всяких на то оснований превратить в раба?
— Я не хочу превращать его в раба, просто закую его, чтобы он не завел нас в какую-нибудь ловушку и не использовал для своей выгоды. Наш усовершенствованный кародж — большое искушение для всякого туземца, а если еще он сумеет продать меня в рабство как механика, будущее его обеспечено.
— Я не желаю этого слышать! — бушевал Майка. — Вы обвиняете человека только на основании своих беспочвенных подозрений. Судите, чтобы не быть судимым самому. Вы лицемер: я помню, как вы мне говорили, что человек невиновен, пока его вина не доказана.
— Что ж, этот человек виновен, виновен в том, что является членом этого дикого общества и, следовательно, действует определенным образом сообразно здешним обстоятельствам. Вы разве еще не изучили этих людей? Айджейл! — она жевала -креподж, очевидно, не прислушиваясь к спору. — Каково твое мнение? Вскоре мы придем туда, где у Снарби мною друзей или людей, которые могут ему помочь. Как ты думаешь, что он будет делать?
— Поздоровается с этими людьми. Может, они дадут ему креподж. — Она улыбнулась, удовлетворенная своим ответом.
— Я не совсем то имел ввиду,— терпеливо сказал Ясон. — Что, если мы все трое придем с ним к этим людям и они увидят нас и наш кародж?
Она выпрямилась, встревоженная.
— Мы не должны идти к ним! Если у него здесь друзья, они захватят нас, сделают рабами и отберут кародж. Ты должен убить Снарби.
— Кровожадные язычники... — Майка встал в свою излюбленную позу обвинителя, но сразу же замолк, как только Ясон поднял молоток.
— Вы поняли, наконец? — спросил Ясон. — Связывая Снарби, я только следую местной этике, ее кодексу, как, например, отдача чести в армии или недопустимость есть руками в приличном обществе. На самом деле я пренебрег местными обычаями — я должен был убить его прежде, чем он смог бы причинить нам неприятность.
— Такого не может быть, я не могу поверить! Вы не можете судить и приговаривать человека на основании столь беспочвенных обвинений.
— Я не приговариваю его,— сказал Ясон с растущим раздражением. — Я только хочу быть уверенным, что он не причинит мне никаких неприятностей. Не хотите мне помочь, так хотя бы не мешайте» И разделите со мной ночное дежурство. То, что я сделаю утром, будет целиком на моей совести, вас это не касается.
— Он возвращается,— прошептала Айджейл, и скоро в высокой траве появился Снарби.
— Добыл церво,— гордо объявил он и небрежно бросил животное на землю перед ними. — Освежуйте его, разрежьте на куски и поджарьте. Теперь у нас есть еда.
Он выглядел совершенно невинно, единственное, что можно было поставить ему в вину,— мимолетный хитрый взгляд, сверкнувший из-под опущенных ресниц. Ясон даже на мгновение усомнился в своих умозаключениях, но потом вспомнил, где находится, и отбросил все сомнения. Снарби никто не обвинит в преступлении, если он захочет убить их или продать в рабство,— он поступит так, как поступил бы любой нормальный член рабовладельческого общества. Ясон принялся разыскивать инструменты, которыми намерен был заковать Снарби.
Обильный обед затянулся до сумерек, и вскоре они уснули. Ясон, уставший от путешествия и отяжелевший от еды, силился не спать, опасаясь неожиданностей как извне, так и изнутри. Начиная дремать, он вставал и прохаживался вокруг лагеря, пока холод не понуждал его вернуться к теплу парового котла. Звезды медленно поворачивались над его головой, пока одна из них не достигла зенита. Это означало полночь — он разбудил Майку.