Нападающие обрушились на лагерь с внезапностью землетрясения. Подготовиться к отпору времени не было, и люди у ограды умирали, не успев поднять оружие. Верховые животные атакующих, цепляясь за грунт когтистыми лапами, неслись вперед подобно урагану. Животное, вырвавшееся вперед, прорвало телом проволочное заграждение, но оказалось убитым током высокого напряжения. Блеснула электрическая дуга, и длинная шея животного вытянулась у ног дежурного офицера. Тот оцепенел от ужаса, а тем временем свалившийся всадник успел всадить ему в глаз стрелу. Офицер тут же упал замертво.

Убийство... Свистящая смерть,.. Они ударили один раз и исчезли, оставив после себя тело мертвого животного и послав поток стрел из своих коротких луков. Даже в полутьме, стреляя со спин своих бешено несущихся животных, они безошибочно поражали цель. Одна из стрел пробила выходное отверстие сирены, и вой умолк. Всадники растаяли в сумерках, исчезли в котловане так же быстро, как и появились. В наступившей тишине слышались лишь стоны раненых.

День совсем померк, и темнота усилила всеобщее смятение. Когда вспыхнули осветительные трубки, те, кто остался в живых, увидели, что лагерь походит на кровавое поле. И только после того, как Бардовы, начальник экспедиции, стал в мегафон подавать команды, смятение отчасти улеглось. Медики подбирали раненых, солдаты готовили к стрельбе мортиры, как вдруг один из часовых подал сигнал тревоги. Прожектор повернулся в сторону — темная масса всадников снова возникла у ограды.

— Мортиры, огонь! — яростно крикнул командир. — Бей их...

Его голос потонул в первом залпе, выстрелы гремели один за другим, пыль и дым устремились к небу.

Однако люди в лагере не успели осознать, что появление всадников было лишь отвлекающим маневром, а основной удар готовился с противоположной стороны. Только когда всадники, несущие смерть, были уже среди них, люди поняли, что произошло. Но было уже поздно.

— Задраиваю люки! — сообщил дежурный пилот из штурманской рубки космического корабля и нажал кнопку пневмозатворов. Он видел, как стремительно накатывают волны атакующих, и знал, как мучительно медленно закрывается тяжелая наружная дверь, поэтому изо всех сил давил на кнопку.

Ревущая волна всадников прорвала проволочное ограждение. Передние животные падали и умирали под ногами следующих. Гибли и всадники, но все новые и новые волны заполняли лагерь, уничтожая все живое на своем пути.

— Говорит второй офицер Уайкс,— представился второй пилот, включив все микрофоны корабля. — Есть ли на корабле офицер старше меня по званию?

Молчание было ему ответом, а когда он заговорил снова, голос его был глухим и невнятным.

— Отзовитесь все по очереди, офицеры и солдаты, начиная с машинного отделения. Радист, записывайте!

Нерешительно, один за другим отзывались голоса. Уайкс тем временем, включив большой экран, смотрел на бушующую внизу ярость.

— Семнадцать — это все... — подытожил радист, не веря сам себе. Он протянул список второму офицеру, тот бегло просмотрел его и потянулся к микрофону.

— Беру командование на себя,— сказал он. — Приготовиться к старту!

— Разве мы не поможем им? — спросил кто-то. Можно ли так улететь?

— Там никого не осталось в живых,— медленно проговорил Уайкс. — Я следил за всеми экранами, не видно никого, кроме атакующих и их животных. Даже если кто-то и уцелел, сомневаюсь, сможем ли мы ему помочь. Оставаться же здесь кораблю — самоубийство. К тому же на борту лишь малая часть экипажа.

Корпус корабля дрогнул, как бы подтверждая его слова.

— Один экран вышел из строя... И второй тоже... Они как-то выводят из строя наружные камеры. К тому же они привязывают ремни к посадочным опорам. Не знаю, в состоянии ли они нас опрокинуть, но проверять это не намерен. Старт через шестьдесят пять секунд.

— Их испепелит пламя наших двигателей, сгорят все и вся,— сказал радист, сжимая кулаки.

— Наши люди не почувствуют этого,— угрюмо ответил пилот,— а что касается остальных — чем больше их сгорит, тем лучше...

Когда космический корабль, изрыгая пламя, взлетел вверх, на его месте остался неровный, дымящийся круг смерти. Но как только земля остыла, на ней, разметая пепел, снова появились всадники. Все новые и новые волны их накатывали из темноты. Казалось, этим бесчисленным полчищам не будет конца.

— Не глупо ли — позволить птице-пиле ранить себя,— сказал Бруччо, помогая Ясону динАльту стянуть через голову металлизированный свитер.

— Не глупо ли — стараться принести мир на эту планету! — отозвался Ясон. Плотная одежда приглушала его слова. Сняв свитер, он поморщился от сильной боли.

— Я как раз наливал себе суп, и тарелка помешала мне вовремя выстрелить.

— К счастью, поверхностная рана,— сказал Бруччо, рассматривая красную царапину на боку Ясона. — Пила прошла по мышцам, не задев ребер. Повезло...

— Ты считаешь мне повезло! А слышал ли кто когда-нибудь о птице-пиле в кают-компании?

— На Пирре всегда надо быть готовым к невероятному. Даже дети знают это.

Бруччо стал обрабатывать рану обезжиривающим средством, и Ясон крепко стиснул зубы. Щелкнул микрофон — на экране появилось обеспокоенное лицо Меты.

— Ясон, я слышала ты ранен,— сказала она.

Умираю,— ответил он.

Бруччо громко фыркнул:

— Ерунда. Поверхностная рана длиной четырнадцать сантиметров. Яда нет.

— Всего-то? — осведомилась Мета, и экран померк.

— Да, всего-то,— с горечью сказал Ясон. — Литр крови и килограмм мяса — ничего особенного, обычная заусеница. Что мне сделать, чтобы заслужить здесь хоть немного сочувствия? Лишиться ноги?

— Если ты лишишься ноги в бою, можешь рассчитывать на сочувствие,— заметил Бруччо накладывая на рану липкую повязку. — Но если тебе оторвет конечность птица-пила в кают-компании, жди лишь презрения.

— Хватит! — резко бросил Ясон, снова натягивая свитер. — Не следует понимать меня так буквально. Да, я знаю о тех теплых чувствах, на которые могу рассчитывать от дружественных пиррян. Улечу я с этой планеты, не раздумывая и пяти минут.

— Ты улетишь? — И у Бруччо посветлело лицо. — Уж не по этому ли поводу собрание?

— Не делай вид, что тебя расстроила эта новость. Но постарайся сдержать свое нетерпение до пятнадцати часов, когда соберутся все остальные. Я не делаю исключений. Кроме самого себя, конечно. — И он вышел, прихрамывая и инстинктивно оберегая свой бок.

Наступило время перемен, думал он, глядя через высокие окна на смертоносные джунгли за стеной Периметра. Очевидно, какие-то сверхчувствительные клетки уловили его движение, так как ветви ближайшего дерева склонились вперед и внезапный шквал ядовитых шаров ударил в прозрачный металл окна. Но нервы Ясона были теперь так тренированы, что у него не дрогнул ни один мускул.

Время перемен проходит. Каждый день на Пирре — это еще один поворот колеса... Выигрыш — всего лишь выживание, а когда выпадет твой номер — несомненная смерть. Сколько человек погибло со времени его прибытия сюда? Похоже, он становится таким же равнодушным к смерти, как и истинный пиррянин.

Если вообще возможны какие-то изменения, то он единственный, кто может их осуществить. Однажды ему показалось, что он решил жизненные проблемы этой планеты: тогда он доказал пиррянам, что безжалостная, нескончаемая война — их собственное порождение. Но война все еще продолжается. Знание истины отнюдь не всегда означает согласие с ней. Пирряне, способные примириться с окружающей средой, оставили город и удалились в глубь планеты, чтобы избежать физического и духовного давления ненависти, окружавшей город. Оставшиеся пирряне хоть и убедились в том, что войну заставляют продолжать они сами, в глубине души не верили в это. И каждый раз, когда они бросали взгляд на землю, которую ненавидели, враг обретал новые силы и возобновлял нападение. Думая о неизбежном конце, ожидавшем город, Ясон испытывал все возрастающую подавленность. Осталось много людей, не способных изменить свой образ жизни или принять хоть какую-то помощь. Они были такой же частью этой войны и так же привыкли к ней, как и многие поколения местных жизненных форм — исчадий ненависти и страха...