Он выглядит таким же равнодушным, и это особенно страшно, ведь безразличие — это уже предел ненависти, и я не знаю, хватит ли моих сил разбить его ледяной панцирь.

— Рома, поверь, я никогда не переставала винить себя и никогда не забывала тебя, но я уже совсем другая. У меня было целых четыре года, чтобы повзрослеть и сделать выводы. И я их сделала, Рома! Ты можешь мне не верить и, наверное, будешь прав… Я понимаю, что мы живём в разных условиях… Я — на всём готовом, а тебе приходится заботиться о себе самому, поэтому ты не можешь воспринимать меня всерьёз. Позволь мне просто доказать тебе, что я совсем не та дурная Лялька. Для меня жизненно необходимо заслужить твоё прощение. Неделю! Я прошу всего одну неделю, а потом, если я не справлюсь, то просто… Я исчезну и всё…

— Зачем мне это? — вопрос ранит, но это лишь ещё один порез на сердце и больнее уже не становится.

— Это нужно мне, — виновато улыбаюсь. — Знаю, что звучит глупо, но ты сможешь помочь нам обоим… или только мне.

Или окончательно разбить моё сердце…

— Будем считать, что ты сделала всё возможное, но попытка провалилась, — безэмоционально пояснил очень жестокий Ромка.

— Прости, Ром, но тогда мне придётся пробовать снова и снова… Месяц, год… я не знаю, — я смело смотрю ему в глаза, потому что озвучен последний аргумент и отступать мне больше некуда. — Я просто прошу уделять мне немного времени по вечерам в течение одной недели. Я могу помогать тебе здесь с уборкой… Прости, но готовить я не умею и вряд ли успею научиться так скоро. Мы могли бы куда-нибудь ходить или… ездить… Мне всё равно, чем мы будем заниматься, но мы должны быть рядом…

Не выдержав его взгляд, я опускаю глаза в пол. Вот и озвучила. Мы оба молчим очень долго и всё это время я чувствую на себе Ромкин взгляд. Теперь я вдруг понимаю, насколько идиотским выглядит мой шантаж.

— Обувайся, тебе пора, — он, наконец, нарушает тишину. Совершенно ровный голос. А чего я ждала?

— Ром, ты согласен? — упрямо не сдаюсь и вопрос ещё на долгие секунды повисает в воздухе. А я напоминаю: — Всего неделя.

— Будем считать, что сегодня день первый и твоё время уже вышло.

Я не могу сдержать совершенно сумасшедшую улыбку и тут же послушно устремляюсь к выходу. Напоминать Ромке, что я без машины и даже без телефона, чтобы вызвать себе такси, я не решаюсь. Мне бы только из этого района выбраться…

— Ты мне оставишь свой номер телефона? — спрашиваю, уже открывая дверь.

— Завтра я буду на работе в то же время.

Я покладисто киваю и быстро покидаю комнату. Ничего страшного — не заблужусь. Главное — я это сделала!

Вряд ли Диана, высказывая с утра пораньше свои мудрые соображения на мой тупиковый вопрос, имела в виду подобный план, но другого у меня всё равно нет. Я уже разогналась до предела и теперь… Либо вдребезги, либо в полёт!..

Ромка догоняет меня уже на втором этаже.

— Собиралась уйти отсюда пешком? — спрашивает недовольно, а я глупо улыбаюсь и пожимаю плечами.

Наверное, я летела бы!..

Мы выходим на крыльцо общежития и… как в плохом кино. Во дворе с визгом тормозит мощный внедорожник. А из него выскакивает и мчит мне навстречу… очень похожий на страшного злого волка… мой папочка…

Словно в замедленной съёмке, я наблюдаю за приближением грозного Тимура Баева. Если абстрагироваться на мгновение от того, что он мой папа, картинка вырисовывается очень устрашающая. Первыми со скамейки испарились местные колдыри. На их месте я бы тоже втопила со всех ног, но этот, покрытый жутковатыми шрамами, злой мужчина ни за что не причинит мне зла. А моему Ромке?

— Какая до боли знакомая картина, — прозвучал за спиной привычно насмешливый Ромкин голос.

Я развернулась и положила ладони ему на грудь. Его сердце билось немного учащённо, но на выражении лица это никак не отражалось.

— Ром, иди, пожалуйста, назад, я сама с ним поговорю, — умоляюще запричитала я.

Он удивлённо вскинул брови, но ничего не ответил. И с места Ромка тоже не сдвинулся, засунув руки в карманы и с полуулыбкой наблюдая за надвигающейся угрозой в виде Тимура Баева.

— Лали, в машину! — прогремел папа, ступая на нижнюю ступеньку крыльца.

Я стремительно преодолеваю две ступеньки вниз, ему навстречу, и впечатываюсь в папину грудь, обхватив его руками за шею.

— Папка, ты чего рычишь, как серый волк? Мне уже почти страшно, — я чмокаю его в обе щеки. — Ну, прости-прости, пожалуйста, за то, что сбежала. Пап, ты сам виноват — окружил меня наблюдателями, как маленькую. А я хотела с Ромкой поговорить. Еле напросилась к нему в гости… Вот что он теперь о нас подумает? Па-ап…

Повиснув на папе, как обезьяна, я тараторю очень быстро, захлёбываясь непродуманными объяснениями. Стараюсь говорить весело и улыбаюсь, только бы усмирить его ярость. Если папку сейчас сорвёт, я себе этого ни за что не прощу.

— Операция по освобождению заложницы проведена блестяще и без единого выстрела, — звучит издевательский голос Ромки. — Расстрел террориста планируется?

— Ты сейчас договоришься, щенок, — рычит папа, но теперь в его голосе скорее недовольство, чем злость.

— Папочка, не подставляй меня, — горячо и отчаянно шепчу ему в самое ухо, обнимая его торс ещё и ногами. Теперь оторвать меня от разбушевавшегося родителя будет возможно только предварительно оглушив. Но для Ромки это кажется развлечением и, похоже, он решил прощупать границы терпения моего папы:

— Когда ярость, как бешеный пёс, в тебе лает, ты вместо камня брось в неё миром и не позволь ей лаять.

— Проповедник-недоучка, — зло выплёвывает папа.

— Прямо в яблочко, Тимур Альбертович. Как обычно, в своём стремлении к гармонии и равновесию я допускаю ошибку в расчётах.

— И какой гармонии ты собирался достичь, притащив мою дочь в этот гадюшник? — снова заводится папа, не реагируя на мои мольбы. Ох, зря он так!..

— Говорю же, ошибочка вышла. Согласен с Вами, принцессе не место в хлеву. Но всё же… и волки сыты, и овцы целы — разве это не гармония?

Сейчас мне невыносимо хочется пнуть Ромку, потому что только глухой не расслышит в его словах издевательский подтекст. Мне не удаётся проследить за зрительной дуэлью двух мужчин и остаётся надеяться только на папино благоразумие. К счастью, папочка меня не подводит.

— Не разочаровывай меня, Роман, — только и произнёс он, прежде чем развернулся и решительно направился к машине, крепко прижимая меня к себе.

А я с недоумением и иррациональным восторгом наблюдаю, как Ромкино лицо озаряет шальная мальчишеская улыбка. Это для меня? Или он что-то задумал?

Папа злится. В моём присутствии это случается очень редко, но сейчас я сама стала причиной его злости и от этого мне очень неуютно. Разговорить его удаётся не сразу. Но когда папа находит в себе силы не рычать, мне приходится выслушать одну из самых неприятных отповедей о моей глупости, безответственности и неблагонадёжности. Только сегодня он сдался и позволил мне поехать на работу на своей машине, да и то лишь благодаря тому, что спешил проводить Диану и в ответ на мою настойчивую просьбу просто устало махнул рукой. Но от сопровождения Руслана мне избавиться не удалось.

Рядом со мной всегда находятся люди, которые лучше меня знают, как мне жить. Кому-нибудь нужны телохранители в тот момент, когда вы отчаянно пытаетесь склеить свою личную жизнь? Вот и мне не нужны! Мне действительно жаль, что пришлось обмануть Русика и увести собственную машину у него из-под носа, но я надеялась, что моё отсутствие займёт гораздо меньше времени. И уж точно не планировала экстремальную экскурсию в общежитие. То ещё удовольствие! Но разве я могла отказать Ромке?

Сейчас я думаю, что я бы ни в чём ему не отказала. И когда он предложил сходить в душевую… Не то чтобы я размечталась, скорее испугалась… Но даже маленькая вероятность того, что Ромка видит во мне женщину, заставляет меня трепетать в волнительном предвкушении. Каким бы холодным он не выглядел, я всё же заметила его мужской взгляд. Я не могла ошибиться… И пусть сейчас с его стороны это всего лишь крошечная искорка, я приложу все усилия, чтобы раздуть из неё настоящее пламя. Даже если придётся сгореть в нём…