— Коть, тебя по башке, что ли, стукнули? — завожусь я. — Гриш, погнали! И не слушай её, это гормоны.
— А Серому плевать на мои гормоны! — Котя снова начинает плакать. — А если бы меня убили, он бы ещё и обрадовался.
— Да зачем ты вообще ему звонила?
— А что, не понятно? За помощью!
Ох, и правда — как же я сама не догадалась?! Если нужна помощь, то это только туда — к Серому. Я закатываю глаза, но молчу, чтобы не сорваться и не наорать на подругу.
— К Тим Бертычу я не поеду! — заявляет она. — Я боюсь. Домой меня отвезите.
— Коть, ты ведь не хочешь, чтобы папа сам к тебе приехал?
— Зачем? — она искренне удивляется. — Ну, помог — спасибо… А на фига ему подробности?
Я набираю в грудь побольше воздуха и выдыхаю:
— Пришлось ему сказать, что Пусик — наш…
— Масик, — потерянно шепчет Котя и смотрит на меня, как на иуду.
50
В ярко освещённой столовой царит гнетущее молчание. От сгустившегося мрачного напряжения даже воздух кажется недостаточно прозрачным. Прислуга скользит неслышно и, по-моему, не дышит. Думаю, они бы сейчас с радостью выскользнули на свежий воздух и устремились подальше от этого дома и его хозяина, пребывающего в отвратительном расположении духа.
Моего папочку вряд ли можно назвать очень позитивным человеком, поскольку большую часть времени он либо работает, либо с серьёзным лицом продолжает решать рабочие вопросы в нерабочее время. Хотя, о чём это я? У папули такое понятие как нерабочее время напрочь отсутствует, поэтому я сильно скучаю по тем дням, когда он прилетал ко мне в Чикаго и казался весёлым и почти беззаботным. За четыре года я успела отвыкнуть от хмурого Тимура Баева и теперь, вернувшись к действительности, очень сочувствовала Василисе. Ей за вредность давно положен длительный отпуск в тёплых краях.
А прямо сейчас сочувствие вызывают все собравшиеся за большим столом для экстренного позднего ужина. Я всё ещё не знаю, кто рискнул расстроить папеньку, но Вася успела шепнуть, что барин изволит гневаться ещё с обеда. Ох, как не вовремя Котя попала в переделку, и сейчас на её лице я читаю, что она думает о том же. Наверняка уже жалеет, что объявила мне молчаливый бойкот и тем самым лишилась дружеской поддержки. Мне вообще-то обидно, и я бы, может, и позлорадствовала над Котькиным страхом, но, помня о её пузатом положении, ободряюще подмигнула подруге. Это только ради Баева Масика Сергеевича.
Коте ещё только предстоит разговор с папой, ведь к ужину нас призвали, едва мы покинули салон Гришиного такси. Попали с корабля на пир, можно сказать. А глядя на то, как вкусная еда никому не лезет в горло, пирушка больше напоминает последний ужин перед казнью.
Гриша явно проклинает и наше знакомство, и собственную доброжелательность, и доверчивость, в результате которых, оказался у нас в гостях. Он сильно нервничает и оттого почти ничего не ест. Не знаю, для чего папа устроил это испытание совместной трапезой. Если хотел внушить своим гостям страх и желание быть отсюда как можно дальше, то он на правильном пути.
Глубоко несчастная Львовна — единственная, кто не удостоился моего сочувствия. Она хоть и старается выглядеть невозмутимой, но покрасневшие белки глаз и припухшие веки свидетельствуют о длительном слезопролитии. Подозреваю, что именно в Ангелине и кроется корень зла, отравивший моего папочку.
Было бы забавно понаблюдать за испуганным Маркушей, но тот выбыл из рядов почётных постояльцев нашей гостеприимной избушки и теперь снимает квартиру где-то на Речном вокзале. Одним ненужным Пальцем стало меньше.
— Лали, почему ты не ешь? — вдруг нарушил молчание папа.
А почему сразу я? Ну ладно, лови…
— Папуль, неужели ты не заметил, что тут не мне одной грозит голодный обморок? У тебя такой вид, словно ты решил всех накормить перед расправой. Мне не по себе.
Бессовестно вру! Настроение у меня неприлично отличное, а мой аппетит пропал совсем по иной причине. Я, можно сказать, сыта любовью, и только общая мрачная атмосфера не позволяет мне блаженно лыбиться и уплыть в свои сладкие воспоминания и грёзы. Двоим за этим столом нужна моя поддержка, и я призвала себя к ответственности за них и к солидарности с ними же. Приходится страдать за компанию.
Папа наконец-то вынырнул из мрачной задумчивости и, оценив траур на лицах присутствующих, извинился, сослался на мелкие рабочие неурядицы и широко улыбнулся. Честно говоря, без его зловещей улыбки было спокойнее. Ну да что уж теперь-то… Отужинали с горем пополам.
Первым для серьёзного разговора в папин кабинет отправился Гриша.
— Ты где взяла это недоразумение? — Котя презрительно фыркнула, проводив парня насмешливым взглядом.
— Лучше бы ты, Степкина, и дальше молчала. Недоразумение — это серый субъект, сделавший тебя беременной. Но у тебя ведь извращённое понятие о мужественности, так что продолжай окучивать своего брутального недомачо.
— О, да! А ты, Баева, давно ли экспертом стала? — оскалилась подруга. — Пять лет сохнешь по мужику, которому ты на хрен не нужна.
Ещё вчера её укус был бы очень болезненным, но сейчас — мимо. Процесс моего усыхания в заморозке, ведь теперь я точно знаю, что Ромка ко мне неравнодушен. И всё же злые слова задели по касательной. Я заметила, что Котя сразу сникла, но продолжать разговор, даже если он предполагает её извинения, я уже не хочу. Отвернувшись от подруги, я взлетела по лестнице на второй этаж, чтобы дождаться Гришу около папиного кабинета.
— Бабайка, прости, я не то хотела сказать! — донеслось вслед. — Ну ты что, отправишь меня одну к Тим Бертычу?
Я подумала, что это не страшнее, чем противостоять на дороге набыченным браткам, и ничего не ответила.
— Гриш, ну что? Ты чего такой задумчивый? — я перехватила парня, едва тот покинул кабинет и потащила в самый конец коридора к запасной лестнице, чтобы не попадаться на глаза нервной Коте.
— Да всё нормально, Подснежник, не волнуйся, — Гриша растерянно улыбнулся. — Мы поговорили…
— Из тебя клещами тянуть надо? — завожусь я. — О чём поговорили?
— Твой отец предложил мне работу, и я обещал подумать.
— Обалдел? Да о чём тут думать-то?!
В этот момент я вывела Гришу прямо к бассейну, и парень тихонько присвистнул.
— Ева, я и сам понимаю, что от таких предложений не отказываются, да и по деньгам… Ты прости, что я это говорю, но меня уже не раз обманывали, и не хочется наступать на те же грабли. Как-то это слишком щедро и странно…
— Гриш, папа никогда не обманывает и очень редко предлагает работу вот так — почти незнакомому человеку. Тебе зубами хвататься надо. А что за работа-то?
— Ну-у, в перспективе есть кое-что интересное по моей профессии, — застенчиво признался Гриша, — но для начала водителем для тебя и твоей подруги. Тоже как-то чудно… Тимур Альбертович всех твоих подруг так оберегает?
Ну, папочка! Ну, молоток! Он уже всё за всех порешал.
— Неа, — я торжествующе улыбнулась, — только ту, что ежедневно рискует его внуком. И я очень надеюсь, что она такая — единственная. Гриш, а ты даже не вздумай отказаться! Это же как в спортлото выиграть!
Волшебство! День, который ещё несколько часов назад казался тяжёлым и беспросветным, стал чудесным. А всё благодаря двум самым лучшим мужчинам. Любимым!
Пусть Гришка переспит со своим решением, я не стану сегодня на него давить. И разговор с Котей я тоже с радостью отложу на завтра.
Ох, быстрее бы уже это завтра! Ромка обещал никуда не спешить, а значит… Завтра меня ждёт что-то особенное. Головокружительное!
51
Это головокружительное ощущение счастья! Оно наполняет лёгкостью и блаженством каждую клеточку и заставляет парить…
— Лялька, ты будешь моей?
Какие опасные слова… Счастья во мне и так слишком много, а теперь оно грозит выплеснуться ярким фейерверком и затопить всё пространство вокруг радужными магнетическими флюидами.