Чертов доктор Морг безмятежно спит. А я пытаюсь задушить в себе раздражение и злость. На себя — за то, что предложил ему жильё, на него — за его на хрен ненужные откровения, на Еву — за её вчерашнее появление. Как же не вовремя! Почему не сегодня? Я охренеть как был бы рад! Но сегодня мне уже нечего ей предложить. И снова злюсь на себя, потому что не могу по-другому.

Ну, а мечта… Она никуда не денется, просто идти к ней придётся дольше.

Вещей у меня немного и всё помещается в одну спортивную сумку. За зимним шмотьём вернусь осенью. В другую сумку гружу кофемашину. Извини, Пила, но без неё мне никак. Осматриваюсь и ссыпаю лекарства в карман сумки. Загибаться я не намерен. Пробегаю взглядом по записке, оставленной моему жильцу. Всё коротко и по делу — прошу вовремя платить коммуналку, разрешаю спать на моём диване, обещаю, что свяжусь с ним сам, как только устроюсь на новом месте и сменю номер мобилы.

К записке прикладываю пластиковую карту с пин-кодом и завершаю послание:

«Здесь хватит, чтобы избавиться от Тамерлана. Не благодари, это не подарок. Жить буду долго — отдашь, когда сможешь».

Тороплюсь покинуть комнату, не дожидаясь пробуждения Пилы. Его благодарности мне не пережить, а отказа от денег тем более — слишком велик риск, что я передумаю. На выходе едва не спотыкаюсь о кота, который усердно скребя по полу, закапывает лужу около моей двери. Комнату закрываю на ключ, а то ведь у Андрюхи хватит ума забрести в гости. Оглядываюсь на кота и усмехаюсь — теперь это не моя проблема.

Автомобиль Баева перекрывает выезд, когда Франкенштейн покидает родной двор.

— Далеко собрался, болезный? Тебе разве не следует отлежаться?

— На том свете отлежусь, Тимур Альбертович. Вы по делу или жильё присматриваете?

— Язык прищеми, разговорчивый. Мне не нравится, что Лали приезжает от тебя расстроенная. Не провоцируй меня, Роман, не вынуждай применять жёсткие меры. Моё предложение в силе — я помогу. Только свали тихо и быстро.

Ну, что же — на ловца и зверь…

Я выдерживаю необходимую паузу.

— Услуга за услугу, Тимур Альбертович, — с улыбкой наблюдаю за реакцией Баева. Там, как обычно, ноль эмоций, но я уверен — он разочарован. Переживёт.

— Проси, — цедит Баев.

— Сначала спрошу. Ангелина — это Ваша подруга?

— Ты, пацан, совсем берега попутал?

Значит, попал.

— Я уеду из города сегодня же и очень надолго в обмен на помощь моему знакомому. Вам по силам.

— Говори.

— Некая дама подставила своего парня по-крупному. Теперь он задолжал серьёзным людям, как земля колхозу. Надо бы по чести разрулить и женщину не подставить. Эта подлая сука слишком дорога парню.

— А ты у нас защитник сирых и убогих? — Баев прищуривается.

— Знаете, как говорят, Тимур Альбертович? От сумы и от тюрьмы не зарекайся.

— О ком речь?

— Сначала Ваше слово, что попытаетесь помочь, но даже если не выйдет, то ни парень, ни его… эм-м… любимая женщина не пострадают после моих признаний.

— Кто? — рычит Баев.

— Слово!

Баев сверлит меня убью-нахрен-взглядом целую минуту.

— Я даю тебе слово, Роман, — произносит он, наконец, и я ему верю.

— Парня зовут Богдан, патологоанатом по профессии. Сейчас он временно проживает в моей комнате

Вижу, что Баеву это ни о чём не говорит, но он кивает и спрашивает:

— А его сука?

— Ваша подруга Ангелина, — я довольно улыбаюсь.

— По краю ходишь, щенок.

— Все там будем, Тимур Альбертович.

Я разворачиваюсь к Франкенштейну.

— Лали ты больше не побеспокоишь? — летит мне вслед.

— Я дал слово, что уеду, господин Баев, — открываю водительскую дверь. — О Еве ни слова!

74. Евлалия

Есть в каждом новом дне что-то прекрасное. С утра небо снова разразилось проливным дождём и это замечательно. Земля насытится, напитается влагой и щедро напоит своих детей — деревья, траву, цветы… Мир вокруг станет ярче, а выглянувшее из-за туч солнце обласкает и согреет этот чудесный день — день рождения моего папочки.

Подумать только — ему сегодня пятьдесят! Цифра звучит страшно и совершенно не соответствует моему энергичному, сильному и молодому папе. Его сорок девять на слух воспринимались куда оптимистичнее. Но время не стоит на месте, и это одна из причин, по которой мне не следует ожидать, что в моей запутанной жизни всё разрешится само собой. Время не лечит — в этом я давно уже убедилась.

Любовь как наркотик. Когда-то я улетала в Чикаго разбитая и тяжело зависимая. Удалённость от очага заболевания и новое окружение сделали своё дело — помогли пережить ломку, увидеть и потрогать другой мир, вдохнуть воздух, наполненный свободой, и даже получить удовольствие. Но всё это лишь подмена реальности — вынужденный выбор, который помог мне в период кризиса. Так не могло продолжаться — я не хотела утонуть в иллюзиях и вернулась, чтобы перестать притворяться и снова быть собой. Я не оставляла надежду стать счастливой. И стала!.. Пусть совсем ненадолго, но я уже не готова довольствоваться меньшим.

Недавние слова Дианы поразили меня. Они стали тем самым спасательным плотом, на который я вскарабкалась и теперь намерена грести к своей цели. Даже против течения. Кажется, Диана почувствовала, что я приняла её откровения, как руководство к действию. А если и так? В чём уникальность её мужчины? В том, что он её муж? А ещё готов за неё умереть… Весомый аргумент, но так ведь он всяко старше моего Ромки — пожил уже и поймал свою птицу счастья.

Но её любимому мужу оказалось всего двадцать девять. Немолодой, конечно, но на покой тоже рановато. Диана не вмешивалась в мои размышления, но и не отпустила, когда я, решив, что всё для себя выяснила, собралась уйти в свою спальню. Откровенничать с Дианой совсем не входило в мои планы, но она и не стала ничего выпытывать. Рассказала пару забавных случаев, дала парочку универсальных советов на все случаи жизни типа «Наше счастье в наших руках». Золотые слова, между прочим!

В общем, разговорились мы, как две подружки. Обменялись впечатлениями о Барселоне и Париже, о Дианиной слабости к автомобилям. Могла ли я не сказать, что мой Ромка автомеханик от бога? И в итоге я с удивлением обнаружила, что выболтала совершенно постороннему человеку всю историю своей любви. Хлюпая носом и икая, завершила рассказ подробностями нашей последней встречи. Как меня только угораздило в таком признаться?! Я ведь никому не собиралась…

«Ты очень ранимая девочка, Ева, и очень счастливая», — Диана ласково гладила меня по голове и улыбалась. А я в недоумении таращилась на неё — она вообще меня слышала? Где счастье-то моё?

«И мальчик у тебя хороший, просто молодой ещё, импульсивный. Ему нелегко пришлось в жизни, зато очень повезло с тобой. Главное, чтобы он сам это понял. Конечно, он был неправ, но, учитывая обстоятельства вашей последней встречи, я думаю, он не хотел тебя унизить или оскорбить».

Я уже и сама догадалась, чего он хотел, поэтому уточнять не рискнула — это было бы слишком.

«Зря я ему наговорила всего. Мне не следовало от него уходить. И как?.. Как теперь всё исправить?»

«Тебе нечего исправлять, Ева, ты поступила правильно — так, как чувствовала. Просто вы оба слишком молоды и так ещё мало знаете друг друга. А крепкие отношения — это постоянный компромисс и совместный труд. Ты хорошо потрудилась, малышка, но одна ты не вывезешь. Теперь дело за твоим мальчиком. Надеюсь, он не опоздает…»

«Диана, но я не могу ждать! Я с ума сойду!»

«Мужчины… иногда очень долго соображают, когда дело касается чувств. И лучше бы не мешать Роману определиться с отношением к тебе, чтобы он не сомневался, что самостоятельно сделал выбор».

Они с папой сговорились, что ли?

«А если он так и не догадается, что ему нужна именно я?»

«Прости, милая, но тогда он герой не твоего романа. Зачем тебе такой мальчик… недогадливый?»