Я молча наполнил две стопки и тишину нарушило короткое звяканье стаканчиков друг о друга.

С Богданом было комфортно молчать. Мы расположились в маленькой подсобке рядом с ремонтным боксом, и каждый из нас думал о своём…

Привыкший считать себя нелюдимым, в сравнении с Пилой я был настоящим массовиком-затейником, а моя личная жизнь просто фонтанировала позитивом и красками. И раскрашивали её преимущественно женщины. Но, несмотря на мою слабость к противоположному полу, из зоны комфорта меня не выбивала только Янка, которую я мог терпеть рядом с собой, не раздражаясь. Она всегда готова выслушать, развеселить, искусно утешить, но при этом не слишком навязчива и совсем не обидчива. Настоящее сокровище!

Мысль о подруге неожиданно разгорячила кровь, молчать стало скучно.

— Богдан, я, конечно, не настаиваю, но у тебя вопросы ко мне были.

— Были, — согласился Пила, — но я их благополучно разрешил.

Очень захотелось спросить, за каким хреном он потащился со мной, если говорить нам не о чем, но спросил я о другом:

— Слушай, ты же пашешь, как папа Карло, выпить тоже не любитель, — я кивнул на ополовиненную бутылку, — да и пациенты у тебя неразговорчивые… Как ты расслабляешься?

— Мне нравится моя работа, — задумчиво ответил Пила.

— То есть ты не напрягаешься? — усмехаюсь. — Я не стану спрашивать, чем тебя привлекает внутренний мир жмуриков, но мне интересно, как к твоей профессии относятся девушки.

— Я не спрашивал. С моим графиком — сутки через силу, на девушек остаётся времени не слишком много. Так что, сам понимаешь, особо не до разговоров. Но ты прав — область моей деятельности не располагает к романтике. Но если попаду в штат судмедэкспертом, будет веселее.

— А в чём разница? И там и там трупы…

— Ну не скажи, — оживился слегка захмелевший Пила, — я ведь не зря окончил резидентуру. На самом деле это очень интересно. Судмедэксперт ведь занимается криминальными трупами… Знаешь, какие головоломки случаются? Правда, опыта у меня пока маловато.

Его глаза засияли фанатичным блеском, а губы дрогнули в подобии улыбки. Уникальное зрелище!

— А кроме того, — продолжал Пила, — это короткий рабочий день и более привлекательное бабло.

— Сплошные плюсы, — хохотнул я.

— Для меня — да, хотя бывает очень несвежий материал…

Кусок пиццы до рта я так и не донёс.

— Слышь, эксперт, а давай без подробностей.

— Да не вопрос. Кстати, Ром, ты же в общаге живёшь… У вас там комнату никто не сдаёт?

— Ты ведь, вроде, тоже в общаге, — вспомнил я, — или ты не для себя интересуешься?

— Для себя, — внезапно помрачнел Пила. — Я там уже не живу. Только мне комната отдельная нужна, без соседей.

— Если честно, то я не очень в курсе про свободное жильё, но спросить могу, — мысленно помечаю дать задание Янке. — А чего съехал, соседи помешали?

— Да было дело, — уклончиво ответил он и тоскливо покосился на узкую кушетку, застеленную ворсистым пледом. — Сегодня сможешь узнать?

— Попытаюсь, но на успех не особенно рассчитывай. К тому же нас со дня на день сносить собираются. Вся общага на чемоданах… уже целый год, — я взглянул на привычно хмурого собеседника и опомнился: — А сейчас-то ты где живёшь?

— Да… там… — Пила неопределённо отмахнулся и взялся за бутылку.

— И давно ты там? — спрашиваю в лоб.

Мне вдруг захотелось спросить, как взрослый образованный мужик, имеющий серьёзную профессию, умудрился оказаться ТАМ, но я не уверен, что Пила готов откровенничать, да и сам я вряд ли готов к чужим тайнам. Но слово «там» в совокупности со спешным поиском жилья сильно режет слух и отдаёт безнадёгой.

— Давай, за новую жизнь моей старой тачки, — соскакивает с темы Пила, а его жёсткий взгляд предупреждает туда не возвращаться.

И следующие полчаса я расшифровываю анамнез его несчастной «Мазды» и наблюдаю, как каменеет физиономия владельца. Он просил для начала лишь диагностику, но я уже ушёл в процесс, и Богдану это совсем не нравится. Понимаю, что он не станет торговаться, несмотря на то, что мои услуги парню совсем не по средствам. Терпеть не могу подобные ситуации.

— Но это только звучит страшно, у меня на разборе такая же красавица стоит, — безбожно вру и оптимистично добавляю, — выходит, донор у нас почти халявный, так что основные затраты — плата за мой титанический труд. Но пока я не готов озвучить.

— Да по хрену, — беззаботно заявляет Пила. — Если пару лет ещё протянет — отлично.

— Если кузов подлатаем, то и дольше, — обнадёживаю его.

А дальше не иначе как алкоголь размягчил мои мозги…

— Слышь, Богдан, ты, кстати, можешь у меня перекантоваться, пока комнату не найдёшь. Общага у нас, конечно, шумная, но со мной тебе почти не придётся пересекаться.

Дождь зарядил ещё ночью и продолжает заливать город весь день. Спать в дружеских объятиях Франкенштейна мне было не впервой, пришлось уступить ночному гостю любимую кушетку. Но не это подпортило моё настроение. И даже тот факт, что у меня появился замечательный сосед, не слишком беспокоил. Надеюсь, Пила не берёт работу на дом.

А вот Лялькин красный рюкзак очень нервирует, напоминая о предстоящей встрече.

Весь день я нахожу себе занятия. Отвожу Богдану запасной ключ от комнаты, арендую очередной гараж для разбора, пополняю домашнюю аптечку, покупаю продукты, батарейки и раскладушку для эксперта по трупам.

К «Кофейне» я подъезжаю только в три часа дня. Паркуюсь, но выйти не успеваю — мобила сигнализирует о раскаявшемся Его Преподобии.

— Ромыч, я только что проснулся, прикинь, — сокрушается Толян. — Весь выходной кобелю под хвост. Я всю ночь не спал, между прочим! И знаешь, почему?

— Вычесывал укроп из бороды?

— Не только… За Еву твою переживал, сынок. Нашлась?

— Благодаря твоим молитвам, отец. Да пребудет с тобой…

— Да пошёл ты!

Анатолий, как ни странно, не раскаялся, но пришёл к выводу, что женщины нас искушают и делают неумными. Согласен! А иначе я бы ещё вчера скинул эту красную котомку на лямках и забыл её хозяйку как страшный сон. Но вместо этого я тащусь в кофейню, чтобы продолжить трепать себе нервы.

Ляльки я не наблюдаю ни в зале, ни за стойкой. Но едва уловимый запах её духов я не могу перепутать с кофейным ароматом. Мне кажется, что бариста не должны пользоваться парфюмом, но это не моё дело. Лялькин коллега цепляет на слащавую рожу профессионально-доброжелательный оскал и готов угодить клиенту.

— Еву позовите, пожалуйста.

— Прошу прощения, но Евы сегодня нет, — лепечет этот петух и, подумав, добавляет: — Вероятно, она больше не будет здесь работать.

Что за… Испугалась? Или видеть не хочет? Меня ломает от желания заглянуть за стойку, но я сдерживаюсь.

— Тогда привет ей передайте, — говорю, прежде чем развернуться к выходу. — А, и вот ещё что, Вы бы парфюм поменяли…

Завожу Франкенштейна и срываюсь с места, но метров через двести останавливаюсь. Какого хрена я здесь забыл?! Что я там рассуждал о комфортных людях, рядом с которыми хорошо?

Рядом с Лялькой мне однозначно паршиво. Когда-то мне казалось, что я даже нуждался в ней — в её искрящихся глазах, весёлом смехе и внимании, всецело сосредоточенном на мне. Я не хотел приручать, просто был рядом столько, сколько мог и хотел. Но теперь её близость вызывает такую бурю эмоций, что становится трудно дышать. Ни о каком комфорте в её присутствии не может быть и речи. А значит, к чёртовой бабушке моё раскаянье и, собственно, сам объект, причиняющий мне неудобства. Валить отсюда!

Я с ненавистью покосился на красный рюкзак и, чертыхаясь, заглушил двигатель.

Накануне

Папочка, очень серьёзный и хмурый, встречает меня на террасе.

— Что ты делала в Коньково, Лали? — он старается говорить спокойно, но сквозь сталь в голосе пробиваются рычащие нотки.