Исторический лифт! Чёрт бы побрал эту древность! Я до сих пор помню его зловещий скрежет.

Народу в лифте, кажется, человек сто и галдят на всех языках мира. Ладони ужасно потеют, и я не позволяю Ромке взять меня за руку.

Господи, зачем я на это решилась?

Двери смыкаются, отрезая от меня кислород, и огромная кабина приходит в движение. Я дышу широко раскрытым ртом, а мой взгляд в панике мечется от одной прозрачной стенки к другой. Чёрные точки мелькают перед глазами, расплываясь кляксами…

«Ева!.. Лялька!..» — как сквозь вату.

Что-то касается моего лица… и мой расфокусированный взгляд встречается с тёмно-серым штормовым…

— Дыши со мной, Ева… — шепчет мне прямо в губы, не разрывая зрительного контакта. — Всегда дыши со мной…

Такие любимые глаза… И столько обещания в словах.

Всегда, мой Ромка!

Париж восхитительный и огромный! С верхней смотровой площадки — завораживающее зрелище! Ромка же реагирует не слишком восторженно. Кажется, он больше меня испугался в лифте и теперь постоянно бросает на меня тревожные взгляды.

— Ты в первый раз на такой высоте?

— С парашютом прыгал несколько раз, — он пожимает плечами, — но не над городом, конечно. Красиво, — он кивает на город.

И я ради этого безэмоционального «красиво» чуть копытца не откинула?!

— Ром, а знаешь, что в этом городе длиннее Эйфелевой башни?

Он отрицательно качает головой, и я радостно выдаю:

— Тень от Эйфелевой башни!

Наконец-то улыбается!

— Подаришь мне Париж, Ромка? — заигрываю на пределе возможностей.

— Это вряд ли! — хмыкает и хитро лыбится. — Слышал, что он уже подарен другой красивой девчонке. Другим парнем. Но могу предложить достойную альтернативу.

— М-м?

— Я отвезу тебя в наш домик у лесного озера. И там будет всё твоё.

— Ромка… — я ощущаю, как снова разгоняется мой пульс. — А у нас разве есть домик у озера?

— Ну-у, не то чтобы домик… Но есть небольшой котлован… — смеётся, — а пока тепло, мы можем поставить палатку. Зато лес и озеро уже в наличии. Видишь, Лялька, я тоже совсем не умею делать сюрпризы.

Я прижимаю его ладонь к своему сердцу — это вместо ответа.

— Знаешь, Ромка, — почти шёпотом, — ты просто обязан на мне жениться!

— Сейчас? — хохочет.

— Ну нет, потом, конечно… Может, через год?

— Ева, ты делаешь мне предложение?! — восклицает Ромка с комичным ужасом. — Ты же зарываешь мое достоинство!

— Твоё достоинство лопатой не перешибёшь. Ну так что — берёшь меня замуж?

— Не-эт! Я не могу так сразу! Ты ведь ещё не знаешь самого главного. А как без этого?

— Только не говори, что ты женат, — в притворной злобе комкаю на его груди футболку.

— Это не главное… — и получает острым ногтем под ребро. — Тихо-тихо, бандюга, клянусь — я не женат! Жениться на другой я не могу, мне мешает оно — главное!

Он берёт моё лицо в ладони и касается губами виска, скулы…

— Самое главное, что я люблю тебя, моя невозможная Лялька, очень тебя люблю.

А я ведь знала… чувствовала!..

Мы целуемся так вкусно и долго, что больше невозможно оставаться здесь, где мы недостаточно близки… где невозможно передать всё, что я сейчас чувствую.

— И мы вдвоём полетим в Питер? Правда, Ром? — я пытаюсь сдержать слёзы.

— Если не будешь плакать, — он целует меня в нос и стирает пальцами слезинки, сорвавшиеся с ресниц. — И если тебя не пугает перспектива иногда готовить для меня первые блюда в ма-аленькой кухне.

— Думаешь, меня так легко запугать?! — я снова трусь о него, как кошка, и почти мурчу: — Ромка, я хочу всегда быть там, где ты… Всегда…

— Я тоже хочу, чтобы ты всегда была там, где я. Что там у нас ещё в планах, моя плакса?

В планах?.. А в планах у нас целых три дня в Париже!

И, конечно, огромная жизнь вместе!

Господи, сегодня я не стану ни о чём просить…

Спасибо за то, что у меня есть!

Конец