Терон подскачи к нему и схватил за грудки его доспеха

— Совсем с ума сошёл?! Ты же мог погубить нас! Корр мог погибнуть, я, Аэйри, Дориан! Кто ты вообще, дракон или человек? Ты хоть что-нибудь понимаешь своей тупой головой?! — перед тем как понять, что случилось, Терон почувствовал дикую, самую резкую боль в своей жизни. Челюсть свело так, что вот ещё секунда, и она вылетит! С грохотом Мейстланд был опрокинут на стол. Семья, заведующая таверной, сжалась по углам.

— Не понимаю?! Гори ты во Вратах Харды, Терон Мейстланд! Думаешь, ты у нас всё понимаешь? — Айдан, нет, Дракон, Брундайовад, схватил Терона за горла и притянул к себе. Лорд Сокол тихо зашипел, до крови впиваясь ногтями в руку Айдана

— Ты даже представить себе не можешь, что я испытываю, каждый раз борясь с кровью дракона! Хотел увидеть дракона? Так он перед тобой. Ой, как же тебе тяжело, бедненький Терон, как же тебе тяжко без рога и Аэйри! Кто же поймёт его, великого мученика?! — Айдан захохотал, это был не его слова. Терон почувствовал, как заканчивается воздух в его лёгких. Аэйри попыталась успокоить друга, но он лишь сверкнул вертикальными змеиными зрачками. Его хватка ослабла и Терон, наконец, смог дышать полной грудью. Корр попутался было оглушить Айдана, но то же вскоре получил знатный хук справой.

— Надо же, собрались мессии и мученики, что так многим пожертвовали? ЧЕМ ЖЕ ВЫ ПОЖЕРТВОВАЛИ?! ЧЕМ?! — Айдан завопил так громко, что воздух затрясся. Терон кое-как поднялся. Впервые он ощущался самый настоящий страх перед кем-то. Он сейчас стоял не перед другом, а перед безумным драконом.

— Каждый из вас испил здесь драконьей крови? — сама земля заходила ходуном, когда она вновь заговорил

— Вы убивали ради того чтобы спасти родных? А может быть боролись с Падшими? С Лордами Тьмы? Или же с Царём Заката?! Я ТРЕБУЮ ОТВЕТА! — раскат грома в ночи был необычайно силён. Настолько, что его звук заложил уши абсолютно каждому, но вопль Айдана был слышен через звон контузии. Буря закружилась чёрными тучами над ними. Молнии сверкали несметным синим покровом, готовясь обрушиться на Айдана, испепеляю всё живое вокруг него. Ему оставалось лишь зачерпнуть столько энергии, чтобы испепелить самого себя. Генри и Джейстен рвутся вперед, испытывая дикую жажду. Сыновья Олрида Старого хотят взять вверх над драконом. Оба безумца вопили.

«Убей их!»

«Убей предателей!»

«Ну же! Испепели саму землю!»

«Кто ты? Ручной грифон? Грифон Рок’Яндара? Или же Дракон?!»

«Сожги их! Заставь убежать! Пусть пламя предательски подкрадётся к ним со спины!»

«Ты — это я, а я — это ты! Прими тьму в своё сердце Эред! Ты должен! Прими как спасителя!»

Ещё пара мгновений и земля разверзнется под его ногами, открывая проход во Врата Харды. Один шаг. Один удар! Он мог бы убить каждого из них, умыться в их крови, почувствовать запах кровавого страха, жажду охоты! Он — дракон, а кто же они? Смертные, цепляющиеся за своё жалкое существование, готовые предать его в любой момент! Чего ему ещё надо, лишь дать волю зверю внутри себя! Открыть клетку и дать дракону испробовать свежую плоть на вкус, впиваясь клыками в кровавые жилы.

Айдан вопит, срывая глотку в кровь. Сыновья Олрида обнажают мечи, готовясь вонзить остриё чёрных клинков в его сердце. СтоннКассел взывает к свету. Свет ослепляет его, выжигая глазницы, свет связывает его тело огненными путами, выжигая следы на теле, свет находит и освещает его, испепеляя саму душу, свет отвергает его и тогда Айдан взывает к крови, но и она отвергает его. Кровь закипает, когда на него падают лучи света.

«Падай руку, брат! Ну же! Я хочу помочь!» Макар тянется к нему и тогда Айдан протягивает своей тёмной копии руку, схватившись за предплечье. Тьма принимает его, окутывает и придаёт сил. Потоки первозданной тьмы поглощают и обращают в прах дракона и сыновей первого СтоннКассела. Айдан вновь владеет собой! Макар победно хохочет, отдавая Эреду почести победы.

— А может быть вы мечены злом? Самой тьмою? Тогда я отступлю, на коленях буду просить прощение, если вы ответите мне, с какой такой стати, вы возомнили, что прекрасно понимаете… ЧТО Я ЧУВСТВУЮ!? Разве вы обращаетесь в дракона? Разве вы каждый день боретесь со злом внутри себя! Разве вы ПОНИМАЕТЕ МЕНЯ?! — так же внезапно Айдан умолк. Природа подчинилась его воле, и буря утихла так же быстро, как и образовалась над Дейн-Педом. Повисла нерушимая тишина. Каждый, кто стоял в таверне, припал перед ним на колени, страхе правил ими. Они боялись, что они испепелит их, но подняв на него глаза они увидели в изумрудном отливе глаз лишь пустоту. Айдан сумел вернуть контроль над своим телом. Но гнев продолжал бушевать в нём.

— Сами пробирайтесь в Дейн-Пед. Я лишь наврежу вам… вам всем — проронил он, выходя из таверны.

4 эра. 745 год.

Императорский Дворец Кинхарта.

Эйдэн сел на край материнской кровати. Альвева сомкнула веки. Её лицо сморщилось в болезненной гримасе. Сухой кашель уже пятый день мучал великую Альвеву Пятую, жену Галмерона, вождя всех племён Ли’Кар-карана, пророчицу, предрёкшую гибель собственного сына.

Великая императрица-мать открыла изумрудно-зелёные глаза и посмотрела на сына. Пусть и молодой Эйдэн, названный четвёртым этим именем, был не так сильно похож нам мать, что-то в их внешности позволяло сразу определить, что они одной крови. Страшный хрип сухим кашлем вышел из груди уже не молодой женщины, и она вновь зажмурила глаза, пытаясь стерпеть боль. Всё-таки, для женщины возраст в семьдесят девять лет это уже большой порог. Прожила ли она так долго, потому что каждый её подданный желал её долгой жизни, или же боги отвели её столько времени, чтобы она увидела гибель единственного сына?

Эйдэн сжал её тонкую руку. Это всё что он мог сделать для своей любимой матери. Быть рядом и беспомощно наблюдать за тем, как жизнь покидает её час за часом. Вскоре и он сам уедет на север, к Кардинийскому Ущелью, чтобы остановить натиск Эш’Хайгара, и может быть в последний раз увидеть ту, которая запала так глубоко в сердце.

Его отец умер давно, когда самому Эйдэну был год. Альвева оплакала мужа, и с честью приняла на плечи правление страной и воспитание сына. Помнится ему, что она всегда была добра, как к нему, так и к своим подданным. Когда надо она была злой, строгой, справедливой и даже жестокой, но кем бы она ни была для Кровогорья, для него она была матерью. Мамой. И сейчас он ненавидел себя за то, что не мог облегчить её страдания, кроме как просто быть рядом, он больше ничего не мог.

Кашель утих. Лёгкой и аристократично тонкой рукой императрица-мать смахнула с лица локон поседевших волос, и сильнее сжала руку сына.

— Я видела, как ты истечёшь кровью на её коленях. Как погибнешь под Карден-Холлом. Она же проживет до тех пор, пока не встретит юношу, что поднимет твоё знамя, сын мой. — мать хриплым и болезненным голосом обратилась к нему. Она улыбалась. Эта улыбка была знакома Эйдэну. Самая тёплая и родная во всем Зантаре, эта улыбка всегда сопровождала его на пути, будь то турнир или же пограничный бой.

— Они придут к нашим воротам, и тогда нам придётся воевать с телами наших же людей. Их нужно остановить в Кардинийском Ущелье. Бел’Еаль Тангер уже спешит к нему. Я же поведу основные войска, и мы остановим Ход Нежити. — Альвева еле заметно кивнула, когда Эйдэн поцеловал её в лоб. Слова эти были предназанчены не для матери его, но для него самого. Наследный сын Кровогорья не может сомневаться в том, что он делает. Он должен быть готов пожинать последствия своих ошибок, вместе со своим народом.

— Я видела, как огонь станет крыльям за твоей спиной. Как молнии станут короной из мечей. Я не желала тебе судьбы мессии. Не хотела, чтобы ты стал Наследником проклятого Нерана! — словно провинившаяся перед ним, она молила этими словами прощения у сына.

— Я знаю. Я никогда тебя не винил. — Эйдэн встаёт перед материю на одно колено, и заключает её ладонь в свои. Вскоре он уйдёт в свой последний бой. Пустится в последний пляс в тенях.