— Иди, помоги другим раненным, Каймлина. Ты им нужна — Кира положила ей руку на плечи. Лекарка что-то прошептала, но ушла, понимая, что больше ничем не поможет.

— Сначала Адриана ранила Харгодора, потом Айдан с ним дрался. Боги, лучше бы я был на его месте. — Орин сидел напротив дочери, которая смачивала тряпку холодной водой. Приложив её на горячий лоб Айдана, девушка посмотрела на отца и попыталась улыбнуться, сделать вид, что всё хорошо.

— Что сделано, муж, то сделано. Нам остаётся лишь молиться и надеяться на выздоровление Айдана. — сказала Ариана, сжимая ладонь мужа. Ира сидела рядом с Адрианой, поглаживая её по голове.

— А где Сейна? — спросил Орин. Женщины отвели взгляд, и только Кира решилась всё рассказать.

— В Сайн-Кторе, ушла на зов Мираны, вместе с Фаилом Акаром. –

Орин устал. Очень сильно. Он уже не мог даже думать. Хотелось спать и есть. Айдану, увы, он никак больше не мог помочь. Оставалось зализывать раны и решать, что делать дальше.

Айдан вновь стоял на той пристани. Видимо, он вскоре сойдет с ума, если не справиться со всем этим. Вода под прогнившими досками этой туманной и странной пристани, с каждым его сном становилась всё чернее, гуще и грязнее, злее.

И женщина, но на этот раз без пелены в руках. В алом платье, подол и рукава которого были украшены золотой и причудливой вышивкой. Со светлой, но чуть загорелой кожей, полными губами и каштановыми волосами, длинной до поясного ремня с золотой бляшкой. Женщина стояла на краю пристани, пытаясь разглядеть в тумане выход из этого странного места. Стоило Айдану лишь шагнуть к ней, как густой туман, словно живой, стал расступаться перед ним, и смыкаться плотной стеной за его спиной.

Затаив дыхание, Айдан прошагал вперед. Туман был… его частью. Он шептал ему.

….кровь сладка…

….час настаёт….

…окропить клинок…

…..оковы трещят…..

….должен умереть…

….оковы звенят…..

….спасения нет…..

…..я вновь победил, Лок-Хай’Эред….

….силу заберёт тот, кто связан с нею….

….зачем стараться….

….одиннадцатый, рождённый под остриём….

….обещанный мессия….

Айдан сажал уши руками и припал на колени.

— Пусть всё это закончится…. — протараторил он, качаясь вперед-назад. Звон в ушах сменился болью и стуком в висках. Всё сильнее, секунда за секундой боль становилась острее. Тело сковал паралич, кожа обледенела, а мышцы с ноющим покалыванием не отзывались на попытки движения. Айдан застыл, подобно статуе в Кинхарте и только глаза его могли видеть происходящее вокруг него. Свернувшись клубком, парень стиснул зубы. Туман продолжал шептать.

….погибель мира….

….грифон…..

….или дракон….

….союзник народов….

….или их палач…..

….перерождённый ли ты царь?…

….или ты тот, кто есть?…

Силы не было даже на простое движение, не говоря уже о крике.

«Зачем это всё? Боги, почему я не погиб под Кулдаром?» такие мысли посещали его чуть ли не каждый день. А разве не он ли говорил сам себе, да и всем подряд, что для победы, готов стать хоть Наследником Нерана!? Вот и договорился. Вот и поплатился за каждое своё слово. В детстве он мечтал о битве с армадой драконов, но каким-то неведомым чудом убил одного из них, в том или ином смысле погибнув в той битве.

Может ли он называть себя Анкитом или СтоннКасселом? Айдан уже не мог ответить на этот вопрос, потому что отвечал на него тысячу раз, и всякий раз ответ был разным. Да. Нет. Не знаю. Вот, всё на что был способен великий мессия. Не знать собственного предназначения. Зачем миру Царь Рассвета и Наследник Нерана, при том, что оба они — один человек! Не на того упала эта ноша, нет, даже не одна. Не на того человека свалились всё эти небесные обязательства.

Женщина подошла к нему, и, прикоснувшись нежной, тонкой рукой, легко и почти неощутимо, она поднесла свои губы к его уху.

— Вставай –

Зачем? Почему? С каждым днём вопросов становилось только больше, а ответы с истинами, оборачивались ложью и обманом. Зачем нужно было бороться и вставать? Почему он не умирает, и почему вместо заветной темноты приходят эти сны, мучавшие его чуть ли не с рождения?

Каждую ночь Айдану что-то да снилось. Сейна на его руках. Безжизненная и холодная. Победа Ненасытного и гибель всего мира. Он выживал. Почему он выживал? Ради чего они гибли с его именем на устах?

Ради того, чтобы он видел свои ошибки. Ради того, чтобы погибнуть самым последним. Сколько это могло продолжаться? Сколько раз ему нужно умереть и возродиться вновь? Зачем? Чтобы делать одно и то же? Чтобы сражаться и умирать? Айдан устал. Устал от того, что треклятые пророчества ничего не приносили… ничего, кроме смерти и хаоса. В туманных видениях не было смысла, только цель, сменявшаяся другой целью. Разве в этом был смысл? Разве в этом было его предназначение? Айдан не знал. Да и был ли смысл, если всё опять перевернётся с ног на голову?

— Разве можешь ты позволить ей погибнуть, как позволил мне? — спросила Юмкарана.

Она видит в нём Нерана.

— Я. Не. Неран. — У Айдана был один ответ. Он никогда не был Нераном и тем более тем, кто достоин носить его силу, как наследие. Даже если он прожил тысячи жизней, мог ли он позволить её погибнуть ещё раз?

«Я не позволю ей умереть» нет, Айдан не проживал сотни тысяч жизней, не видел приходящие и уходящие эры. Но одно он знал точно. Пока он мог вставать вновь, даже если удары, который он терпел, в конечном итоге, лишили бы его жизни, он будет вставать.

«Ради неё» Он видел, как её пытают. Слышал, как она плакала и звала его. Ему просто нужно было проснуться. Юмкарана улыбнулась, отринув руку от его лица.

— Вставай и иди Чертогам… иди к клинку — медово звала его мать-прародительница.

— Нет. — ответил Айдан, встав на ноги. В тумане показалась Сейна, лежавшая на алтарном камне. Девушка дрожала, слёзы лились с ещё щёк, но тело её не двигалось, даже когда в тусклых лучах пробивающих туман сверкнул нож, занесённый над её сердцем.

Тогда девушка повернула голову и потянула руку к Айдану. Он потянулся в ответ, стоя на самом краю пристани. Она звала его, кричала, а он лишь мог смотреть на её слёзы, не в силах воззвать к свету или крови. Они обжигали саму душу, заливали кровью разум. Иной раз казалось, что выбраться из этой ловушки было не возможно, но Айдан каждый раз выбирался, почему же сейчас, когда жизнь его любимой на волоске, он медлит? Почему не может сделать так, как делал всегда? Делать то, что должно? Или же делать так, как он сочтёт нужным и правильным?

И Айдан наконец-то проснулся.

***

Тихо напевать уже давно вошло в привычку Адрианы. Особенно после похождений по чужим снам. Это было неприятно. Находиться в чьём-то сознании и видеть всё, о чём человек мыслит. Для девушки этот процесс был, сравни погружению в грязь или же гной. Неприятный налёт оставался на неё и невольно, младшая из СтоннКасселов чесала свои руки до красноты. Это приходилось прятать за плотными рукавами. Нельзя было, чтобы люди смотрели на неё, как на простолюдинку, сошедшую с ума. Впрочем, на счёт второго, она так и не была уверена полностью.

Жизнь в военном лагере текла своим чередом. Прошло два дня, после прихода армии Хелены. Было решено отправить отряды графа Фалоне вдогонку за войсками бежавшего Ааронта Тангера. Адриана же помогала всем, чем только могла. Однако помощь её обходилась лишь одобрительными словами и улыбками, адресованным раненным солдатам. Ей не хотелось находиться одной, но для всех она была назойливой девчонкой. Солдаты, или большая их часть, так не считала. Они шептались о её красоте и доброте, многие приносили цветы, от которых она тут же отказывалась, пусть и краснела девушка, пуще алого бархата.

Походная одежда её представляла джейстенское платье-сюрко, в котором удобно было ездить верхом, да и подол не приходилось поднимать, чтобы не замарать его. Волосы она заплела в косу, пусть и Кире это не нравилось. С распущенными локонами болела голова, а Адриана и так устала от боли. Ещё больше она устала от того, что людей её улыбаются. Не в том смысле, что это ей надоело. Раненные солдаты, кто с отрубленной ногой, рукой, или же с перевязанной головой, все приподнимались и улыбались ей, потому что… она была рядом. А девушке хотелось плакать и реветь, пусть мать говорила её терпеть. Ариана и Орин всё время говорили наедине, как и Гарет с Кирой, а Адриане, в гордом одиночестве оставалось лишь бродить по лагерю, в сопровождении гвардейцев.