Император подал знак, и тотчас заиграла весенняя звонкая мелодия.

— Завершающий танец наследного принца Вечной империи и его невесты! — торжественно провозгласил усиленный магией голос на весь Мраморный зал. Даррел встал, одну руку заложил за спину, а другую подал мне.

— Прошу вас, Изабелль, — официальным тоном сказал он. И мне ничего не оставалось, как вложить пальцы в его ладонь, обтянутую белоснежной перчаткой. Даррел повел меня к самому центру зала — люди перед нами почтительно расступались. К горлу подступила паника.

— Что это сейчас было? — тихо спросила я, не поворачиваясь к принцу и стараясь гордо держать голову. Так, как меня учили.

— Отец поставил на место тех, кто решил, что может открывать рот, — ответил Даррел, тоже не поворачиваясь ко мне, а глядя вперед. — Вышло эффектно, не так ли?

— Звучит так, что это было запланировано, — заметила я.

— Возможно. Странно, что ты оказалась в том зале. Ты… расстроена? — Он все-таки посмотрел на меня, будто проверяя, не плачу ли я.

— Из-за горстки высокомерных придурков? Нет. Я зла.

— Не ты одна. Однако, смотрю, дракона ты своего сдержала, — заметил принц.

— Ты тоже.

— Тренировался с детства, — отозвался Даррел, умудряясь улыбаться подданым.

— Что мы должны танцевать? — спросила я, следуя его примеру.

— Воздушный танец.

— Я не знаю его.

— Он не сложный. Почти как обычный «Весенний вальс», который мы танцевали. Но в воздухе, — огорошил меня Даррел.

— В воздухе?.. Я не умею левитировать, — еще больше растерялась я.

— Тебе и не нужно уметь. Я все сделаю сам.

— Почему не сказали об этом? Я бы тренировалась. — Паника буквально душила. Я слышала, как в ушах стучит кровь.

— Я сам не знал. Видимо, отец решил нас проверить, — ответил Даррел, уверенно шагая вперед и улыбаясь подданым. — Я же сказал, не бойся. Это не слишком отличается от обычного танца.

С каждым шагом сердце стучало все чаще. А в какой-то момент и вовсе забилось, как сумасшедшее. Я зачем-то повернула голову и увидела в толпе Эштана, который смотрел на меня грустно, но без осуждения. В его взгляде пряталась боль, и я почувствовала себя предательницей. Он увидел, что я смотрю на него и едва заметно улыбнулся.

«Все хорошо», — словно говорил он мне без слов.

«Прости», — молчаливо ответила ему я и пошла дальше.

Держась за руки, мы с Даррелом остановились в центре зала — посредине сложного золотистого узора в мраморном полу. Гости отхлынули к стенам, образовав большой круг. По полу пополз туман. Звонкая музыка сменилась и стала другой — возвышенной и вместе с тем нежной. Мне вдруг представилось, как я иду в летней ночи по лугу и касаюсь ладонью высокой травы. За моей спиной — горы, а над головой — бесконечное небо. Свет погас, и на темном сводчатом потолке загорелись звезды. А по стенам, колоннам, балконам начали пробегать золотистые искры.

— Я подниму нас вверх с помощью магии, — сказал Даррел, чуть крепче сжимая мою руку. — Не паникуй.  И не показывай свой страх. Это будет обычный танец.

Я согласно кивнула, чувствуя исходящую от него магию. Нас окутало прохладное голубоватое сияние, и мое тело вдруг сделалось необычайно легким. Мы медленно поднимались вверх, но при этом мне казалось, что мы все так же стоим — под ногами чувствовалась опора. Оказавшись под высоким сводчатым потолком, что казался теперь небом, мы встали в закрытую позу. 

Музыка, что казалась безумно знакомой, на мгновение утихла, и раздался прекрасный женский голос, цветочно-теплый, вобравший в себя шум ветра и шелест волн. Платье на мне засверкало мягким северным сиянием, вызвав восторженные вздохи где-то там, внизу, и не успела я прийти в себя, как Даррел повел меня в танце. Он не солгал — это действительно был тот же самый  «Весенний вальс», только передвигались мы по воздуху. Сначала я боялась, что упаду, если Даррел перестанет удерживать меня выше талии, и вцепилась в его плечо, однако почти тут же поняла, что этого не случиться — магия не даст нам упасть.

Знакомая музыка струилась по залу, голос нимфы гармонично вплетался в мелодию, и ее песня без слов обволакивала, подобно мягкому закатному свету. Голос был потрясающим — так петь могли только нимфы. И мы неспешно вальсировали, соблюдая технику всех элементов, однако против правил глядя друг на друга. Это было… странно? Волнительно? Притягательно? Пожалуй, все вместе.

Я поймала себя на крамольной мысли, что хочу прильнуть к Даррелу всем телом, прижаться крепко-крепко и вдохнуть знакомый аромат снега, горьких сушеных трав и вереска. Хотелось взъерошить его идеально уложенные волосы, дотронуться до щеки, поцеловать в губы…

На этой мысли меня словно крапивой ужалило, и я вздрогнула, заставив Даррела удивленно вздернуть брови. Нет, нет, нет, я не должна о таком думать! Что за глупости!

— Что? — не понял он, все так же уверенно ведя в танце.

— Ты так смотришь, что мне неуютно, — нашлась я.

— Ну прости, как умею, так и смотрю. У тебя тоже взгляд недобрый.

— Меня заставили танцевать в воздухе, после этого он будет добрым?

Даррел ничего не ответил — держа за руку, отстранился от меня и встал на одно колено. Я по кругу обошла его, и мы снова заскользили по воздуху.  Звезды над нами таинственно перемигивались. Музыка становилась все громче, голос нимфы — пленительнее и печальнее. Звуки нарастали, пульсировали в моей голове, и мысли в ней стали легкими, словно перышко. Машинально следуя в танце за Даррелом, я вдруг вспомнила, где слышала эту музыку.

Так звучали звезды в моем далеком детстве, которое я забыла.

Это был поздний вечер, почти ночь. Алый закат давно догорел, оставив после себя лишь едва заметную оранжевую полоску за горами. Небо было усыпано звездами, и они сияли, словно алмазы. Дневная жара спала, приятный ветерок шумел листвой, а воздух был пропитан ароматами спелых яблок и душистого меда.

В саду, что примыкал к «Дому у озера», находились трое — Ари, Тео и их дочь Белль. Супруги сидели на деревянных садовых качелях и весело переговаривались. На столике неподалеку стоял граммофон, из которого лилась музыка. Белль, волосы которой были собраны в два хвостика, стояла у яблони и пыталась колдовать, копируя старших, однако у нее ничего не получалось. Девочка злилась и забавно топала ножками. В какой-то момент она заревела от бессилия, и мать взяла ее на руки.

— Что случилось, детка?

— Мама, ничего не получается! — пожаловалась Белль. — Магия не получается!

— А что ты хочешь? — спросил отец, вытирая ей слезы.

— Печенье! Вы спрятали его!

— Ты получишь печенье завтра, — улыбнулась Ари. Дочь обожала сладкое и то и дело норовила стащить его.

— Хочу сейчас! — надулась та.

— Сейчас уже поздно, моя хорошая.

Белль удобнее устроилась на коленях у матери.

— Мама, почему магия не получается?

— Потому что ты еще маленькая. Сейчас твоя магия — это искорка, Белль, — сказала Ари. — Но однажды из искры разгорится пламя. Ты станешь сильной.

— Как ты? — спросила Белль.

— Как я, — улыбнулась Ари.

— И как папа?

— И как папа, — сказал ее отец и поправил заколку на хвостике.

— И как дедушка?

— Ты станешь сильнее всех нас. — Ари поцеловала дочь в солнечную макушку. — Но чтобы стать сильной, нужно быть хорошей. Поняла?

— Поняла, мамочка. Я буду хорошей. Как ты, папа и дедушка.

Несмотря на поздний час они так и сидели на садовых качелях. Разглядывали звезды, переговаривались. А прекрасная музыка продолжала играть. И в ней слышались нежность, полет и обреченность. А в голосе нимфы, что пела без слов, подстраиваясь под мелодию, слышалась сама вечность.

— Видишь, вон ту звезда? Яркую? — спросила Ари, указывая рукой в небо. — Это звезда Черного дракона. Твоя звезда, Белль.

— Моя звезда, — зачарованно повторила девочка и закрыла глаза, засыпая у матери на руках. В теплоте и заботе.