Коста приуныл на третий день. На пятый отчетливо понял, что догнать некоторые вещи будет практически невозможно, если не сидеть за свитками днями и ночами, и, получив низший балл по «артефакторике», окончательно погрузился в себя. На шестой день первой декады с ним перестал общаться Семнадцатый, на седьмой день – куратор Сейши позволил себе выругаться вслух по-поводу системы обучения Мастера Хо, а на восьмой день – он завалил очередной промежуточный свиток, который сдали все в классе, и учитель по Алхимии, зачитывая результаты – желчно, едко, вслух перед всем классом, с особым удовольствием обозначил его, как «великолепный-экземпляр-совершенной-бездарности».

Конкуренция в классе была интенсивной, это было видно потому, как двое учеников подрались прямо у рейтинговой доски – один поднялся на девятое место, обойдя того, кто на десятом. А первые десять мест были отделены от нижних жирной сияющей чертой. «Лучшие возвышаются на чертой, которую проводят для другие и парят в сиянии собственных успехов» – так высокопарно выразился один из тех, кто как раз был в первой десятке – победно оглянувшись на остальных.

И тут – драка?

«Поздравляю, – удар, – с тем, – удар, – что наконец ты обошел меня на два балла, – удар, – мои лучшие, – удар, – искренние поздравления…» – орал тот, кто валял в песке ученика, который за миг до этого миг высокомерно объявил – «Превосходство очевидно и не требует доказательств».

Коста не видел смысла в драках, тем более по-поводу места в рейтинге, но был на стороне Восьмого ученика – самого высокого в классе, рослого и сильного – сверху был именно он. Валяющегося на песке Седьмого – занудного очкарика, который постоянно задирал нос из-за того, что он излюбленный ученик зельевара, Коста не оценил.

– Ну же вставай, поддай ему! Поддай! – скандировал сидевший с ним рядом на крыше Пятый, размахивая руками. Вопроса, за кого болеет Пятерка не возникало – он терпеть не мог Восьмого ученика, который не раз и не два выгонял его из комнаты. – Вставай, Седьмой! Врежь ему! Врежь!

– Всего два балла! Два шекковых балла! Не десять баллов! Не двадцать! Все два!!! Да если бы не стратегия, если бы не этот старик… – Возмущался Восьмой громко, запыхавшись, и чуть придавил коленом Седьмого – лицом в брусчатку.

Коста нахмурился – ученики не любили Сейши, и пока он не понял по какой причине. И часть этой нелюбви к учителю плавно перетекала и на него – Косту. Точнее личные ученики разных Наставников получали различную порцию уважения в зависимости от того, кем был учитель.

– Разошлись! Тихо! Восьмой! – Скомандовал кто-то с крыльца корпуса.

Драки тут было принято разнимать почти сразу, пока не привлекли внимание Наставников – Коста уже понял, что все, что возможно, ученики стараются решить сами, хотя Старшие, каким-то непонятным образом всегда в курсе, что происходило за день с каждым из учеников.

– У-у-у… как быстро разняли, даже ставок не сделать… – Пятерка сидел рядом и болтал ногами – с их наблюдательного пункта на ближайшей крыше открывался отличный вид на площадку перед корпусом.

Коста не то чтобы любил крыши, или хотел дружить с Пятеркой, просто у него не было выбора – информацию добывать надо, а больше с ним никто не разговаривал. А, поскольку Пятый предпочитал крыши – удобнее сбегать и потом прятаться, Косте ничего не оставалось делать, как присоединиться. И теперь ему даже нравилось.

После того, как все ученики убедились, что ничего особенного Коста из себя не представляет – его стали подчеркнуто игнорировать. Все, включая Семнадцатого, который тоже старался держаться поближе к ученикам из первой десятки. Особенно после того, как Наставники объявили о том, что все должны разбиться на «тройки» – сформировать, подать прошение и подтвердить силой желание в дальнейшем проходить обучение вместе.

Коста устало пошевелил сбитыми на утренней тренировке пальцами – стоять в круге против Семнадцатого с его запасом силы совершенно бессмысленная затея. Да и против любого из учеников.

Шрам ставил его в пары четырежды за это утро – Коста не успевал даже выплести базовый узел, как его выносили чужие плетения. «Дар проигрывать с одного хода» – ржали ученики. После четвертого поражения с ним отказались вставать в пару – что толку, чему можно научиться, если у соперника неполный второй круг силы, и он ничего не может противопоставить? С таким же успехом можно лупить по мишеням или манекенам – те тоже ничего не выплетут в ответ.

Коста тяжело вздохнул, покосившись на неунывающего Пятого рядом – казалось, того не волнует вообще ничего, но даже он на тренировке удивленно округлил глаза, спросив: «И всё-таки, как же тебя сюда взяли?»

– Почему место на доске так важно, чтобы ради этого драться? – уточнил Коста у Пятерки, кивнув вниз.

– Место определяет награды, – ответил Пятый, подумав – он загибал пальцы, и, подсчитав, продолжил, – через двадцать декад будут выделять лучших учеников, и, одно из традиционных поощрений – это поездка на побережье. Можно покинуть остров на декаду… Отдых, развлечения, никакой учебы, – протянул он мечтательно. – Это помимо всего прочего… И плюс, мест в клане Арров всего три.

– Лучших? Мест в клане? – уточнил Коста.

– Первая десятка. Нам не светит. Все, кто остается на острове, занимаются в усиленном режиме, как не-подающие-надежд, – последовал длинный тяжелый вздох Пятого. – Традиционно из каждого потока отбирают троих, кто остается на островах, и для многих это единственная возможность стать клановым…

– Хэй! Отстающий!

Коста посмотрел вниз – задрав вверх голову на них с Пятым с превосходством смотрел Толстяк, заложив пальцы за пояс – пятая строчка в общем рейтинге успеваемости учеников на этой декаде. Девятый номер, подпевала «щеголя», Третьего ученика, того самого, который в первый день потрудился объяснить Косте правила поведения на острове.

Лучших учеников было двое – Второй номер и Третий, которые негласно конкурировали между собой, поделив сферы влияния. Все ученики примыкали либо к группе второго ученика, либо к группе третьего, либо являлись отщепенцами, как Семнадцатый, Пятый и он сам.

Толстяк, стоящий снизу относился к ближайшей свите Третьего номера – правая рука и неизменный сопровождающий. Второе лицо после небожителя, который зима за зимой показывает превосходные результаты, и которому Наставники прочат отличное будущее. И который очень не привык, чтобы его игнорировали.

– Здесь таких нет, Девятый, – миролюбиво отозвался Пятерка.

– Помолчи, блаженный, не с тобой говорю… – осек его Толстяк. – Ты, отстающий, Шестнадцатый… говорят, это ты нарисовал то чудо в фиолетовой мантии? – ученик огладил пухлыми пальцами воздух, рисуя изгибы женской фигуры – тонкую талию и пышный верх, гораздо пышнее того, чем Коста изобразил на рисунке. – Мне бы тоже такой… ночной свиток… чтобы смотреть и засыпать… смотреть и засыпать… сладко – сладко… – причмокнул он губами.

Коста скривился.

То «чудо в фиолетовой мантии» он рисовал Семнадцатому, когда ещё хотел общаться и быть полезным, по его настойчивой просьбе. Мистрис на пергаменте вышла сочной, игривой и веселой – точно как заказывали. Но кто знал, что этот свиток Семнадцатый отдаст другим ученикам в обмен на услугу, и теперь его осаждали со всех сторон – каждый хотел себе «личную ночную мистрис», только чтобы на этот раз на ней было поменьше надето, мантию можно не рисовать, цвет волос изменить, увеличить губы, сделать томным взгляд и… Тьфу. Если бы мастер Хо был жив, то точно выдал бы подзатыльник за такое использование кистей.

– Больше не рисую, – отрезал Коста кратко.

– Я расплачусь, – Толстяк облизнул губы. – Не останешься в накладе. У тебя же плохо с артефакторикой? Точнее совсем никак – можно поднять балл… Только чтоб такая же вышла – как живая, чтоб и смотрела на меня как живая и улыбалась, но чтоб одежды поменьше или совсем не было…

– Не рисую, – повторил Коста сухо.

– Не понял… это сейчас ты, – толстый палец ткнул вверх, – отказываешь – мне?