И сначала сир Блау прислал ровно шестнадцать монет. Потом дважды по шестнадцать, а сегодня – им прислали только четыре.

Четыре. Феникса.

На пергаменте один из другим появились четыре черных кружочка.

Шестнадцать – четыре, шестнадцать – тридцать два, тридцать два – четыре… Шестнадцать монет, лучей тоже шестнадцать, за его ученические работы им выдали кругляши раньше… значит, это за один заказ.

Рунный круг – шестнадцать жертв, шестнадцать жертв – шестнадцать монет, но почему дважды по шестнадцать?

Коста обмакнул кончик кисти в тушь и медленно обвел четыре кружочка ещё раз.

Один феникс. Два феникса. Три фе…

Жертва. Жертвы обычно умирают.

Богатые клановые сходят с ума по своему – и обычай класть две монеты, закрывая глаза мертвым, Коста видел в форте. Этот обряд он не понимал. Чем бы богатые не тешились, умершим все равно, а живым фениксы пригодились бы…

Шестнадцать жертв. По два феникса на жертву – если закрыть оба глаза… ровно тридцать два.

Кончик кисти стал скользить по листу быстрее и быстрее, рисуя линии…

Сейчас им прислали четыре. Этого хватит провести обряд на двоих… их с наставником – двое… и… Наставник сказал это – вызов.

– Мастер! – позвал Коста громко в приоткрытую дверь. – М-м-мастер!

– Чего тебе, малец? – эхом откликнулся Хо.

Коста сжал кисть пальцами.

– Род Блау… нам… нам не дали подорожных? Н-а-ам отказали в защите на две зимы, ведь правда?

– Три, – ворчливо поправил Наставник, заходя к Косте в комнату. Покрутил рисунок на столе, развернув к себе и развернул обратно. – Три зимы. Сир… счел, что может менять условия в одностороннем порядке, потому что не удовлетворен… результатом. Я больше нежелательный гость на землях Блау, ворота рода больше никогда не откроют передо мной… сколько бы не стучал.

– Это из-за картины? Нас – убьют? – спросил Коста буднично.

Вонги, Хэсау, а теперь – Блау… у них нет никаких шансов. Вообще никаких.

Кисть переломилась пополам между пальцами.

– …щенок! – подзатыльник прилетел сразу. – Не будешь беречь сокровища, откуда возьмешь новую?!

Коста тупо смотрел на остатки кисти на столе.

– Не убьют, – сухая рука опустилась на макушку и неловко похлопала. – По-крайней мере не так просто…

– Слово?

– Слово. – Мастер молчал мгновение, два, пытливо разглядывая что-то в лице Косты, потом сунул руку в карман и достал свиток – уже открытый, перевязанный черной тесьмой – один из тех, что приносил слуга Блау каждый вечер, и пепел от которых он выгребал в камине.

Потом сунул руку во второй карман – и достал свернутый вчетверо желтый лист, и положил оба пергамента на стол перед Костой.

– Что я всегда говорил, малец?

Коста пожал плечами. Что он – идиот? Что это самое бесполезное занятие – пытаться научить ученика думать?

– Что у каждого должен быть выбор, – закончил мастер. Глаза старика Хо сияли странным почти фанатичным светом. – Выбор – священен. Выбирай.

Дверь в каморку мягко щелкнула, притворившись, и Коста остался один с двумя пергаментами на столе.

Развернув желтый грубый листок первым – он увидел подтверждение оплаты на двух человек..

“…обоз до Хаджера отправлялся через день. Места для мастера Хо и ученика – в шестых санях. Список вещей, необходимых взять с собой – прилагается… Питание не предусмотрено, доплата за общий котел составляет…”

Развернув второй – свиток из более плотного, белого и дорогого пергамента – Коста увидел печать рода Блау. Но сир писал не сам, а кто-то из вассалов, под диктовку – штрихи ложатся иначе, и уверенность от слов другая – он помнил образцы почерка.

“…род Блау в лице Управляющего предлагал ученику мастера Хо место младшего писаря, в случае успешной сдачи аттестационного экзамена. И работу под начальством старшего мастера-каллиграфа клана. Жалованье, положенное за четыре декады… Обеспечение материалами… Смена одежды… Условия вассальной клятвы – стандартные…”

Коста свернул свиток, затянул черную ленту, и тщательно сложил обозный пергамент так же, как был.

И потом долго смотрел на закрытую входную дверь, перекатывая по столу огрызки сломанной кисти – туда-сюда.

Туда-сюда. Туда-сюда.

…

Вниз он спустился мгновений через десять. Из ребяческого желания досадить. Так не часто в своей жизни он хоть что-то решал сам, и – практически никогда от его решений не зависел кто-то ещё.

Мастер вскинул голову и дернул уголками губ – поощрительно. И Коста почти мгновение изучал странное и совершенно несвойственное наставнику выражение лица. Чтобы – запечатлеть, запомнить, и потом – зарисовать.

В глазах старика ярким теплом светилась – надежда.

– Я выбрал.

Коста положил свиток рода Блау перед собой на стол и накрыл рукой сверху.

И потом наблюдал. Молча. С холодным отстраненным любопытством художника, как медленно и неотвратимо умирает в глазах наставника – надежда.

Третий храмовый колокол, старый Керн

Флигель пекарни

– Наставник, я…

– Малец, – быстро перебил его Мастер, не давая говорить. – Мы не останемся на Севере, мы поедем к морю, туда, где тепло. Через Хаджер обозом, потом до границы Восточного, там по реке, заедем в Ашке, и потом дальше – к побережью…

– Наставник подождите… я выбрал, это…

– Там тепло – всегда тепло, я же уже рассказывал… Коста, ты можешь поверить в такое, как летом, можно не носить чуни и шуб, можно рисовать на улице круглую зиму под навесом, а ветер такой горячий, что может согреть… там много рыбы, а вода такая бирюзовая, что ты никогда не видел таких красок… там можно купаться… можно заходить в воду и плавать… я научу тебя плавать, малец! Ты будешь рисовать – побережье, чаек, горы, острова, учиться, сдашь экзамен и..

– Мастер! – он стукнул свитком по столу. – Выбор. Вы дали его мне.

Сказки про “побережье, острова и рыбок” он слушал столько, сколько себя помнил.

– Да… но…

– Выбор – священен, – повторил Коста любимую фразу Хо. – Я могу выбирать сам?

– Да, можешь, но…

– …или это выбор без выбора. Я могу уйти, Мастер?

– Десять зим, – наконец прошептал он. – Я вложил в тебя целых десять зим…

– Девять, – поправил Коста, смяв свиток – Так я могу уйти, мастер? Могу? Я… свободен?

Хо закрыл глаза и молчал. Мгновение, два, три.

– Свободен, – наставник махнул рукавом в сторону двери. – Выметайся.

Коста кашлянул, пытаясь удержать смех, но уголки губ так и ползли вверх.

– Хочешь носить вассальную? Выметайся!!!

– Блау сильный клан, это не Наставник Нейро. Рисованию учиться – разрешено, если я буду справляться с обязанностями, все будет зависеть только от меня. Фениксы, содержание, учеба, защита…

– Жрать, спать и рисовать! – гневно прошипел Хо. – Это все, что ты хочешь от жизни?!

– Вы не можете дать мне и этого. Мастер, – сухо парировал Коста. – И защиты тоже…

– Ты жив!!! Жив, щенок! До сих пор жив! Я не могу дать ему защиты! Нет, вы посмотрите!

– Жив, потому что, – Коста постучал пальцем по виску. – Меня столько раз били, что странно, что я вообще дышу.

– Да тебя вообще никто не трогал на побережье, потому что все знали, чей ты ученик! – рявкнул Хо. – Я защищаю свое!!!

– Пьяницы, – вставил Коста тихо. – Ученик – пьяницы, и это знает все побережье…

– Щщщщщенок! Да как ты посмел! Да ты… Да как…

Коста слушал с интересом, пока Наставник наговорится и выдохнется.

– Клятва, – вставив он наконец.

– Что? – пропыхтел Хо, запыхавшись.

– Я хочу клятву. Что вы не будете пить, – он постучал свитком по столу. – Я выбрал. Это… – мне не нужно. Но я хочу клятву, что вы не будете пить. Эти десять декад в Керне были отличным временем…

Коста размахнулся и одним точным броском отправил свиток с черной лентой в потухший очаг.