– Кто раздавал паек и воду?

– Господин, – двое бугаев рухнули на колени, – делали все как приказано и…

Их заткнули двумя ударами кнута.

– Сколько умерло за вчера? А последнюю декаду? Это они убивали?

Молчание. Все молчали и смотрели. Пока кто-то покосившись на бугаев отрицательно не замотал головой.

– Он все врет, – выкрикнул один из мужиков, прижимая к себе руку. – Умерли раненые… не тронули никого… Мы выполняли приказы… А этот, – мужик ткнул в Косту, – подбивает людей на бунт… бунтовщик!!!

– Бунт? – к нему обернулись.

Коста стоял на коленях и смотрел – и каждый, с кем он встречался взглядом отводил глаза.

– Хорошо следили… – тихо выкрикнул кто-то из толпы. – И кормили, – добавили совсем тихо.

Коста облизал губы – и поднял руку, осеняя себя знаменьем Великого.

– Бо-бо-бо-ги не оставили нас… – прохрипел он так громко, как мог. – Не оставили нас! Боги не оставили нас! – удар кнута полоснул по спине и заставил его заткнуться от боли.

– Он все врет, господин… врет!!!

– Убивали, – поднялся кто-то сзади. И Коста узнал женщину, которая вчера швырнула миску прямо в лицо. И удивился – жива.

Мистрис встала пошатываясь.

– Старик – она показала в угол, – умер к утру. – Эти забили его вчера до смерти. Не давали еды и воды.

– Не правда!!! – двое мужиков побледнели. – Его взяли больным на корабль…

– Убивали, – встал ещё один тощий мужик из “верующих”. – Именем Мары…

– Били, убивали, лишали воды и каши, – поднялся ещё один. – Клянусь пламенем Великого…

– Немесом клянусь…

Кнут черной змеей взвился в воздух – одна шея – хруст, вторая шея – хруст. И два тела упали на пол.

– Я же сказал следить, – кнут взлетел в третий раз, и один из двойки, смотрящей за трюмом, рухнул на доски со сломанной шеей. – Его долю – поделить на всех, – ткнул он кнутом во второго надсмотрщика. – Умрет ещё один здесь – и ты пойдешь на аукцион вместо раба…

Белый от страха надсмотрщик торопливо закивал.

– Ты, ты и ты, – надсмотрщик ткнул рукояткой кнута в тех троих, что встали и принесли клятву именем Мары и Великого. – Теперь за порядком внизу будете следить вы. Умрет ещё хоть один – пойдете за борт следом.

Мастер – остывал. Коста то и дело прикладывал руку ко лбу – проверяя и начал дышать ровнее. Что за дрянь принесли пираты, он не знал – три грязных фиала, но он выпоил их все по капле и к ночи наставнику полегчало.

– Осторожнее! – зашумели рядом, завозившись, и Коста утомленно вздохнул. Вечером еду и воду получили все и даже с излишком – рабам добавили ведро воды и каши сверху. На раздаче было тихо – никто не толкался, все терпеливо ждали. А больным даже дали добавки. И теперь мастеру досталась отдельная миска воды, а не крохи.

В их углу стало тесно. “Верующие” перебрались к ним поближе, и разложили тряпки кругом.

– Теперь поспи, мальчик… мы последим за твоим отцом, – сказала одна из женщин, указав на мастера.

Поправлять Коста не стал – отец, так отец. Если кто-то решит добраться до него – непременно разбудят этих. Коста – терпел. Потому что они образовали живой щит. Хотя они молились беспрестанно – вслух и полушепотом, вознося молитвы всем богам разом, за то, что сегодня у них есть вода и пища.

Коста молчал, хотя продолжал считать, что Великий – не идиот, и подает только тем, кто хоть что-то делает сам.

В груди ныло, разбитая губа болела, сбитые костяшки пальцев подживали. Коста устроился поудобнее, и прижался к мастеру, привалившись к плечу. И длинно выдохнул.

Этой ночью он крепко уснул первый раз за все время. Под тихий шепот молитвы.

Трюм, следующее утро

Очередь к еде продвигалась медленно. Коста зевал, потирая глаза – ночью он несколько раз просыпался и проверял мастера.

– Чего тебе? – буркнул он вниз – “малявка” заняла место рядом и с силой дергала его за штаны. – Нету пока, – показал он пустую миску. – Жди…

“Пигалица” помотала головой и продолжала дергать – раз, два, и даже тащила его в сторону, упираясь.

– Ну, чего тебе? Чего?

Поняв, что Коста повернулся в ее сторону, “малявка” заплясала на месте и почти вприпрыжку побежала в их угол. Коста двинулся следом.

– Без изменений… даст Мара очнется твой отец к вечеру, – шепнула ему мистрис, сидящая рядом. Но “пигалица” упрямо боднула головой и упорно дергала его за штаны, таща прямо к мастеру. И Коста вспомнил, какое занятие придумал вчера малявке, чтобы отстала – важное и нужное – следить, не проснется ли Наставник, и, если проснется – позвать его.

Он отпихнул пигалицу в сторону и сел рядом – мастер дышал тяжело, как обычно, без изменений. Он уже собрался встать, но маленький грязный пальчик ткнул в лицо старика – и легонько пощекотал ресницы – раз, два. Коста замер.

Раз-два. Раз-два.

Ресницы задрожали, и, тяжело моргнув пару раз, Наставник открыл глаза.

– Руки… малец… руки…

– …главное достоинство каллиграфа, – закончил Коста, и попытался улыбнуться, но разбитая губа треснула и он слизал кровь. Мастер щурился, пытаясь рассмотреть синяки на лице, заплывший глаз и поцарапанные пальцы.

– Целы, – Коста поднял ладони вверх.

– Та…Таби… здесь?

Коста опустил глаза – “нет”.

– Сколь… ко… – хрипло произнес Мастер, пытаясь приподняться и повернув голову к окну.

– Четыре, – Коста показал четыре пальца.

– Куда… куда везут..

– Аукцион. Аль-джабра. Так говорят, – добавил Коста тихо.

Мастер шумно выдохнул, закрыл глаза и откинул голову назад. И… забился на полу.

Коста кинулся вперед, испугавшись, но понял, что лающие звуки – это смех. Мастер – смеялся. Смеялся так, что почти захлебывался.

– Аль… Аль…джамбра…все повторяется… повторяется… жрица была права… – лающий смех перешел в отрывистый кашель и мастер замолчал.

Через пару мгновений Коста усадил мастера спиной к стене и ждал мгновений десять, когда старик молча смотрел на то, что осталось от правой руки.

– Что ты запомнил, – выдохнул Наставник, встряхнувшись. – За эти четыре дня. Перечисли всё… начинай.

Коста открыл рот и закрыл, не зная с чего начать.

Что самое важное? Что у них теперь есть вода и каша? С того, что мастеру явно следовало учить его не только рисовать, но и драться? Тогда он смог бы хоть что-то противопоставить этим “бугаям”? С того, что он опять потерял контроль, “дурная кровь” опять взяла верх, перед глазами было красно и он почти не помнит, что было? Что на палубе он краем глаза видел очертания береговой линии и гор, и может нарисовать, но не может опознать местность? О том, какие крысы окружают их в трюме, что “мастеровой” сбежал, спасая свою шкуру, но поделился водой? Или о том, что самой глупой тут, и поэтому самой смелой оказалась “пигалица” пяти зим, у которой больна мать, двое оставшихся в живых братьев и шрам от выжженной метки на запястье в виде лепестка “ириса”? Или…начать с “занозы”… с Таби?

Коста вздохнул и решил начать сначала.

– Когда напали на корабль, мистрис – жена капитана держала щит у кормы… потом включили “глушилку” – произнес Коста неуверенно и мастер кивнул, подтверждая. – И… мы прыгнули в воду…

Пограничные территории

Аль-джамбра

Пристань кишела людьми, несмотря на ранний час – их привезли перед рассветом. Серое небо – прозрачное, совсем не такое, как на Севере, вспыхивало редкими звездами. Кромка горизонта алела – день будет жарким. Наставник сказал – тут так всегда, но Коста до сих пор не мог поверить, что есть место, где снега не бывает даже в Канун зимы.

Их выстроили в связки – «двойками», построили попарно, подгоняя по возрасту, и – посчитали.

«Писарей ценят, как и ремесленников – говори и показывай, что умеешь, каллиграфы товар не частый… – наставлял его мастер Хо вчера ночью. – Сохраняй спокойствие, держи контроль, и жди… я найду тебя. Нас вытащат – купят, они проверяют все аукционы, – твердо сказал Наставник. – Твоя задача – ждать. И выжить… Поэтому веди себя тихо, выполняй свою работу и – жди».