Толстяк медленно, явно борясь с самим собой опускал руку, отведенную для плетения вниз.

Коста помолчал, отряхнулся ещё раз, с удовольствием обрызгав рядом стоящих рядом, и медленно повторил:

– За любую ошибку последует наказание. А если силы не хватает даже на то, чтобы удержать подносы на столе, может… стоит просто… меньше жрать? Это пойдет на пользу… фигуре…

– Девятый! – Третий ученик встал из-за стола и подошел к ним, Толстяк немного склонил голову, подчиняясь. – Использовать силу против… бессильных… в этом нет чести, – произнес он медово.

Коста сжал кулаки.

– Со-ученики, кто хочет проявить участие и помочь соратникам?

С готовностью с мест подскочили сразу четверо учеников, и Семнадцатый в том числе, и наперегонки начали плести – кто-то очищащее, кто-то переносил остатки разбитых тарелок на стол… три мгновения, и Коста остался единственным грязным во всей столовой, а его посуда и грязный поднос валялись под ногами.

Если бы Коста использовал хотя бы половину из этих плетений – был бы мокрым насквозь от пота, и у него ушло бы куча времени. И очищающее он умел плести – мастер Хо учил его, но… как и простые плетения переноса, это было на пределе его сил и ни разу не выходило сразу. Быть грязным лучше, чем быть ещё раз опозоренным.

– Тому, кто не в состоянии сплести даже очищающее не стоит стоять в присутствии тех, у кого круг в несколько раз больше, – укоризненно и преувеличенно заботливо произнес Третий ученик, и взмахнул широким рукавом, командуя всем – «уходим, обед окончен». Ученики послушно встали со своих мест, подносы пронеслись над головой Косты в дальнюю часть, и он остался в столовой совершенно один.

Плетения не выходили, хотя он пробовал трижды, и, перестав пытаться, Коста сходил к слугам, взял ведро, тряпки и начал собирать осколки с пола вручную – «посуду после обеда каждый ученик убирает за собой сам».

– Ого-го… – неизменно улыбающийся Пятый стоял прямо над ним. – Сегодня куратор назначил тебя штрафным по уборке?

Коста промычал в ответ что-то невнятное, сунув в рот палец – он порезался осколком пиалы – глиняный кусок чиркнул острым краем.

– Если бы не это… – браслеты ударились друг о друга «дзинь-дзинь», – за миг тут было бы чисто во всем хозяйственном корпусе! – похвалился Пятый. – Ну… за два мига, – поправился он в ответ на скептический взгляд Косты. – Все сияло бы! Чух-чух…и всё! – жестикулировал Пятый руками. – Чух туда, чух – сюда! Отдай… ты порезался, тебе нельзя…

Пятерка отобрал грязную тряпку у Косты, и боднув его в сторону, шлепнулся на колени и начал бестолково тереть по полу, возюкая туда-сюда.

– Чух-чух…чух-чух…чух-чух…чух-чух… – подпевал Пятерка под нос, но грязь не уменьшалась, разводов становилось все больше и больше. Он удивленно посмотрел на пол. – Насколько проще работать плетениями, как люди живут без силы? – выдал он ошеломленно и осекся, глядя на Косту.

– Тряпку стоит опускать в ведро, – выдал Коста спокойно.

– Зачем? – округлил глаза Пятый.

– Чтобы полоскать…

– Зачем? – Глаза Пятого стали ещё больше. – Тряпка станет ещё грязнее…

– Воду в ведре нужно менять…

– Зачем?

– Чтобы была чистой…

– Зачем?

– Чтобы опускать туда тряпку!

– Зачем? Если можно чух-чух, чух-чух плетениями… и чисто?

Коста присел на задницу, удобно скрестил ноги и подпер подбородок, рассматривая Пятого.

– Что? На мне проявились письмена? Что ты меня так рассматриваешь, – Пятерка неуклюже отжал тряпку в ведро – силы в руках совсем не было, не зря его обзывают «сморчком» в классе. Как при такой физической подготовке можно иметь круг выше всех? Настолько высокий, что не состоянии эту силу контролировать и должен носить блокираторы? Этого Коста пока не понял.

– Думаю, – вздохнул Коста. – Сколько ещё ты будешь строить из себя улыбчивого идиота. Правда иногда, твоя стратегия отлично работает, – добавил он, подумав.

Пятый захлопал ресницами в ответ и улыбнулся – самой милой и невинной из своего арсенала улыбок. И – самой бессмысленной.

– Ответа не будет, – констатировал Коста.

– Будет, – боднул головой Пятый. – Как только я получу ответ – почему, во имя Великого, тебя взяли на остров?

Коста вопросительно наклонил голову к плечу.

– Второй круг, отсутствие навыков, отсутствие Наставника, отсутствие перспективы, рейтинг ниже некуда, – загибал пальцы Пятерка. – Честный ответ за честный ответ.

– Не знаю, – выдал Коста после короткого молчания, и посмотрел наверх – в правый угол, в левый угол, беглым взглядом изучил стены – нигде ни одного признака подслушивающих артефактов, но он готов был поставить свой ужин, что куратор узнает об этом разговоре раньше, чем он закончит говорить. Пятый молча проследил за его взглядом и потеребил личный жетон. – Мне сказали я – бездарность. Полная, – уточнил Коста равнодушно. – И Учитель Сейши проявил милость, взяв меня в ученики – больше не пожелал никто. Возможно причина в том, что мой Мастер был любимым учеником Магистра, а клан Арров чтит обязательства?

Пятерка скептически поджал губы, но ничего не сказал.

– Ты на самом деле мог бы за пару мгновений очистить всю столовую чистящими плетениями? – забросил Коста пробный камень.

Пятый высунул язык.

– Бе-бе-бе… если бы ты учился с нами, таких вопросов бы не возникало… это не секрет… Две столовых… Три… Четыре – уже с трудом, – добавил Пятый, взвесив.

Коста открыл рот, изучил размеры помещения, посмотрел на размеры подноса, и – закрыл рот.

– Вопрос, почему здесь я, – Пятый ткнул себе в грудь пальцем, – не возникает. Возникает вопрос почему здесь ты, – он краешком ноги подцепил поднос, который так и валялся на полу. – Если только…

– Если только что?

– Ничего, – лицо Пятого стало расслабленным, на него вернулась бессмысленная улыбка, глаза перестали светиться умом. – Нам рассказывали на уроках, что на Юге проводят гонки ящериц. Та, что участвует в забеге впервые и чьи показатели неизвестны, называется «темной». Любые ставки на темную ящерицу это всегда игра с удачей, риск, который может окупиться, а может нет… и тогда ты потеряешь все.

– Хвоста у меня нет, – констатировал Коста, обернувшись за спину, – а хочет ящерица участвовать в забеге или нет, ее обычно не спрашивают…

– Ставки слишком высоки, – парировал Пятерка, – мне есть что терять, и, видит Великий, я точно не готов ставить на того, кто придет последним…

Коста помолчал, наблюдая, как быстро и ловко он заканчивает уборку – относит поднос и грязные скатерти, и, вспомнив портрет Пятого, припрятанный в тумбочке – на котором было совершенно иное лицо сдержанного, расчетливого и серьезного мальчишки – предложил:

– Давай заключим пакт. Временный.

Пятерка обернулся с равнодушным выражением лица, но поза выдавала заинтересованность.

– Мы в равном положении – я ничего не знаю о тебе, ты обо мне. Наши строчки – рядом и первые снизу. В тройку никто из учеников не горит брать ни тебя, ни меня, – констатировал Коста равнодушно. – Нам не поможет никто, мы – можем помочь друг другу…

– А ты уверен, что верно оценил диспозицию? – Перебил Пятый насмешливо.

Коста подумал. Ещё раз изучил взглядом со-ученика, как художник, подмечая каждую мелочь, каждую – даже то, как сильно бьется тоненькая жилка на виске под прозрачно-белоснежной кожей, и как сильно пальцы стиснули тряпку. Вспомнил рисунок, вспомнил поведение каждого из учеников, по отношению к Пятому начиная с самого начала, как он попал на Октагон. Подумал, что сказал бы Мастер Хо об этом мальчишке – пытаясь оценить беспристрастно, и понял, что Старику Пятерка точно понравился бы – в чем-то они были очень похожи, оба лицедействовали на публику и имели кучу масок, забыв о том, какие они на самом деле внутри.

И – кивнул. Коротко и твердо.

– Пфффф… – раздалось насмешливо в ответ. – Да меня возьмут в любую «тройку», если я захочу!

Коста молча встал, отряхнул халат, штаны, и развернулся на выход.