– Хей, я к тебе обращаюсь!

Если все так, как говорит Пятый, то он не прав и обвинил соседа зря. Если он не прав – все просто. Он исправит ошибку, признав свою вину.

Октагон, остров знаний, карцер номер три

Раннее утро

– Выходите…

– Почему это? Я отказываюсь, – заныл Пятый, осторожно теребя Косту за плечо – тот встряхнулся, закрывая глаза ладонью от яркого света. – Нас закрыли на два дня! Тут можно хорошо спать, никто не тревожит, и не нужно учиться…

– Выходите, я сказал, Наставники сократили вам срок наказания…

После башни, им пришлось посидеть мгновений десять, чтобы привыкнуть – идти они не могли. Просто сели на траву, прислонившись к теплым влажным камням, ошеломленные лавиной обрушившихся на них ощущений – соленый ветер, горячие лучи светила, влажная мягкая трава, запахи, от которых кружилась голова.

– И почему эти идиоты не любят бывать в карцере, – бубнил рядом Пятый, блаженно прикрыв глаза, почти мурлыча от удовольствия. – О-о-о… Великий… как же хорошо… как же… хо-ро-шо… понять, что мир прекрасен и стоит того, чтобы жить можно только после этого каменного мешка… и каждый раз, как в первый… только не выспался, – зевнул он протяжно.

Пятый бубнил всю дорогу, Коста сонно тер глаза – утренний горн ещё не трубил, и остров спал… домики спали, корпуса… только в хозяйственной части рядом со столовой, из печной трубы поднималась тоненькая струйка сизого дыма.

– Есть хочется, – широко зевнул Пятый. – В следующий раз вместо карцера пусть отправят отрабатывать в кухню… только идиоты считают место, где столько еды наказанием…

Коста молчал и щурился – глаза до сих пор слезились от яркого света. На тропинке, которая вилась по холму, на развилке, Коста поймал Пятого за рукав, когда тот вприпрыжку развернулся на дорожку к столовой.

– Мы договорились?

Пятый торопливо закивал в ответ, дернул рукав, но Коста держал крепко.

– Не слышу.

– Да, договорились! Ещё ночью, видит Великий, я не думал, что ты будешь так расстроен, – Пятерка округлил глаза, улыбнулся – самой невинной из своего арсенала улыбок и захлопал ресницами.

– Никогда. Больше. Не. Трогать. Мои вещи и м-м-м-о-о-и-и-и…ки-и…

– Кисти! – Пятый выдернул рукав и расправил помятую рубашку. – Не трогать твои вещи, твои кисти, твои пергамент, твои сухари, твои тумбочки, твои тапочки, ничего не трогать! Я понял, понял… только не заикайся!

– С-с-спр-р-ро-с-с-и, и…

– Спроси и ты покажешь!

– …и я покажу сам. И отвечу.

– Да понял я, понял! Во имя Великого хватит уже! – тараторил Пятый, оглядываясь на корпус, где из трубы столовой вверх полз серый дымок.

– Ни-и-икогда больше. Иначе наша связка закончиться в тот же момент…

– Да понял я, понял! Понял! – широко улыбнулся Пятый и вприпрыжку поскакал в столовую.

Через мгновение Пятерка перешел на шаг, а потом совсем остановился, оглядываясь – улыбка с лица стекла, как будто ее и не было.

Он проследил, как Шестнадцатый свернул на тропинку к своему домику, и, когда тот скрылся за поворотом, осторожно потрусил следом, держась кустов и деревьев.

Этот Семнадцатый такой идиот, что с него станется все испортить, если он не вмешается!

Октагон, Пятый ученический дом

Семнадцатый уже встал и собирался в помывочную – перекинул через плечо полотенце и взял бутыль с мыльным корнем.

Коста зашел, и молча встал у двери, перегородив выход.

– Отойди, – недовольно и сонно рыкнул Семнадцатый, когда безрезультатно пытался молча сдвинуть его с места. – Свали с дороги, я сказал…

Коста не шелохнулся.

– Свали!

– Прости, – выговорил Коста тихо, хрипло, но очень твердо.

– Что? – Семнадцатый от неожиданности сделал шаг назад.

– И-и-извини, я решил, что ты конченая тварь не достойная доверия.

Сосед скрестил руки на груди, беззвучно открывая и закрывая рот.

– Не понимаю о чем ты, но тебе лучше свалить с дороги…

– Я решил, что ты вор… и предатель. Что это ты рылся в моем шкафу, и что тогда выпросил у меня рисунок, чтобы купить услугу у Третьего ученика… и использовал меня, чтобы втереться в доверие… За это я извиняюсь.

Семнадцатый ошеломленно молчал и бросил быстрый взгляд в сторону тумбочки Косты.

– Мне рассказал Пятерка… как все было.

– Ааа… слизень, – выражение лица Семнадцатого стало презрительным.

– Коста, – Коста согнул впереди руку для приветствия. – Так меня зовут.

– Здесь все обращаются по номерам, имена запрещены.

– Знаю. Коста, – рука повисла в воздухе, когда Семнадцатый, обогнув его и толкнув плечом в сторону, молча вышел за дверь.

Тропинка между Пятым и Шестым ученическим домом

Пятый выпрыгнул из кустов внезапно, цепко схватил Семнадцатого за рукав и утащил с дорожки.

– Чего тебе надо… сморчок…

– Заткнись и слушай, – лицо Пятого стало совершенно серьезным. – Пока не вышел Шестнадцатый. В его вещах рылся я.

Семнадцатый выдернул руку и прищурился.

– Ты, идиот с приютскими замашками, который никак не может отвыкнуть шнырять по чужим шкафам и ящикам, – прошипел Пятый низко-низко. – Мало тебе было две зимы назад? Мало? – он наступал вперед, тесня Семнадцатого, который был выше его почти на голову.

– Да что он то сделает, у него второй круг…

– Идиот, – прошипел Пятый тихо. – Как был идиотом так и сдохнешь им.

– Я должен знать, к кому я ночью поворачиваюсь спиной, – рявкнул в ответ Семнадцатый. – Да и не было там ничего, одна мазня…

– Если роешься, хотя бы не попадайся! Он нам подходит!

– Нам? – Семнадцатый насмешливо улыбнулся.

– Нам, – твердо повторил Пятый, тяжело вздохнул, опустил взгляд на жетон и быстро выговорил. – Я подслушал разговор Наставников.

Семнадцатый округлил глаза и выразительно постучал пальцем по виску, глядя на жетон.

– Подслушал, – обреченно и громко повторил Пятый. – Шрам и Сейши говорили о потенциале. Что Шестнадцатый, может быть почти как Второй… понимаешь? Второй тоже болтался внизу списка первую зиму. А, если Шестнадцатый попадет в первую десятку, он следом втащит туда всех, кто будет с ним в тройке.

Лицо Семнадцатого стало серьезным.

– Тройка, идиот! Тройка! Ты, я, он! Только он ещё не понял, что такое Остров… он думает, что тут, как там, – Пятый махнул рукой на горизонт. – Он хочет дружить… по-настоящему…

– Идиот, – фыркнул Семнадцатый, Пятый согласно кивнул. – Ты и дружба это несовместимо… Ты слизень дружить не способен…

– Если из-за старых обид ты упустишь возможность подняться выше, – Пятый пожал плечами. – Видит Великий, сегодня я покрыл все долги перед тобой, сделав это предложение…

– Ты врешь так же легко, как дышишь.

– Поклялся бы, но… – браслеты жалобно дзынькнули друг о друга. – И потом, – Пятый постучал пальцем по жетону, – если меня накажут, я не соврал… Если ты не полный идиот, каким все тебя считают… ты сегодня же пойдешь к Шраму.

– Сам идиот! Тупой слизень!

Пятый выразительно закатил глаза.

– Он нам подходит, и может нас вытащить… так сказал Наставник… если ты не полный идиот, сегодня ты пойдешь к куратору и скажешь, что хочешь в тройку… – повторил Пятый жестко. – Он уверен, что в его вещах рылся я – больше никаких приютских привычек…

Семнадцатый тихо фыркнул.

– …никаких проверок. Честность. Дружба. Доверие.

Семнадцатый фыркнул громко и насмешливо.

– И ты с этого момента будешь вести себя идеально. На что ты обменял его рисунок? Обед? Два обеда?

– Три, – пробурчал Семнадцатый.

– Если спросит – скажешь, что забрали силой, а потом им стало стыдно, и…

– …мне дали за это еды? Да в это даже идиот не поверит!

– Этот – поверит. Он не рос тут.

– Я тоже не рос!