Сухари Косту успокаивали.

Дела и вопросы мастера последнюю декаду стали совсем странными. Вчера старик Хо завел разговор о том, чего он, Коста, хочет от жизни.

Очень простой вопрос.

Коста хотел жить. А жить, значит знать, что ты будешь есть завтра, на чем спать, иметь тушь и кисти, чтобы рисовать. Все очень просто.

– Жить – это есть, спать и рисовать? – переспросил Мастер.

А что ещё нужно? Коста пожал плечами.

– И фениксы на запас, чтобы точно были.

– И все?

Это не всё, но этого – хватит. Так живут все. Если есть фениксы в кармане и крыша над головой, чего ещё хотеть от жизни?

– Лавку, – подумав, выдал Коста. – Своя, чтобы доску повесить сверху, и первый ярус для приема заказчиков, и чтобы свет внизу был хороший – устроить мастерскую. А второй ярус – личные комнаты и для семьи. И, чтобы заказов много было.

– Что ещё?

Что ещё? Ну что ещё? Потом можно разбить садик на заднем дворе, подкопив на выкуп – жениться, выбрав себе девушку из хорошей проверенной семьи со связями, завести детей.

Мастер Хо тогда рассмеялся. И смех был обидным, хотя Коста не понял, почему.

– Ещё написать картину, поставив печать, – тихо дополнил Коста.

– Ещё!

– Взять учеников…

– Ещё!

Что ещё? Ну что ещё можно хотеть, если это все будет?! Что ещё?

– Ты нищ духом и скуден умом, ученик, – выдал Мастер мягко. – Ещё можно думать о других.

Думать о других? Какое ему дело до других? А другие о нем думают? Нет. Тогда почему о них должен думать он?

…

– Горит!!! – одернула его мистрис грозно.

Коста фыркнул и поворошил сухарики на плоском подносе в печи.

Можно подумать, кто-то подумал о том, что завтра будет есть он – Коста?! Где будет спать? Кто-то подумал о нем? Нет! Так почему о других должен думать он?

…

– Я думаю о мастере, – и он считал, что этого более чем достаточно. Учитывая характер Наставника, думать о нем приходилось постоянно, когда ему думать о других?

– Идиот! Я вырастил идиота!

Коста облегченно выдохнул – после заказа для рода Блау, который он нарисовал, Мастер почти декаду не называл его “щенком, немочью, посредственностью и идиотом”, только – “учеником”. Так и именовал – ученик то, ученик се, и Коста уже начал переживать, что случилось. Но теперь всё вернулось на круги своя – наставник в порядке.

– Думать не только о себе, значит думать о том, чего лишены другие. Чего они хотят. Они такие же, как ты…

Коста пожал плечами ещё раз.

Пусть хотят. Разве он против? Хотят лавку, садик, и чтобы первый ярус для приема заказчиков и непременно, чтобы хороший свет. Чтобы второй – комнаты для семьи. Пусть хотят. Пусть копят деньги на выкуп, женятся и заводят детей. Разве он, Коста – против? Разве он им мешает?

– …и тоже хотят иметь права. Право учиться. Право творить. Право быть свободным. Право выбирать судьбу не следуя тому, в каком статусе ты родился и в каком клане. Если ты родился вассалом или рабом, рабом и умрешь. Право выбора, понимаешь?

Коста не понимал. Но возражать не решился. Мастер иногда говорил такие глупости, а то, что это глупость, понимал даже он – Коста.

И что значит у него нет цели в жизни? Есть! И ещё какая! Он уже научился «видеть суть» и это признал даже Наставник, далее он будет учиться, сдаст экзамен на Младшего, потом на Старшего, потом сменит жетон на помощника и придумает – Коста пока не решил как, но придумает непременно – как поднять круг силы до третьего…

А когда поднимет, непременно напишет картину равную мастерам древности и поставит печать, и его имя войдет в Хроники и все признают, что…

– Горит!!! Уйди прочь от моей печи, – его отпихнули в сторону. – Уйди с моей кухни от греха, ради Великого! Не знаю, о чем ты думаешь сегодня, мальчик, но ты сожжешь уже второй поднос отличных лепешек! Сколько тебе нужно? Два мешочка? Я насушу, только уйти отсюда!

Получив полотенцем по заднице для острастки, Коста вымелся из пекарни.

Послонялся во флигеле, растопил очаг, перебрал пергаменты на столе внизу – Наставник уже декаду, вместо того, чтобы выполнять важный заказ сира Блау, от которого зависело не много ни мало – их будущее, бродил по городу.

Мастер зачем-то зарисовал схему закладки Нового города – кольцевые защитные линии, места установки артефактов, которые выделили Керну, и схему расположения будущих зданий, а также входы и выходы из катакомб.

“Всё должно быть у тебя тут” – стучал он по виску. И заставлял Косту каждый вечер повторять схемы – рисуя, проверял, а потом неизменно сжигал в печи, переводя пергамент.

И мало того, вместо того, чтобы наконец закончить… дверь в спальню Наставника не поддавалась – Коста подергал, опять запер спальню плетениями, не взглянуть ни одним глазком, как движется работа… Мастер взял заказ клана Хей – простой заказ, который мог выполнить и Коста! Всего то – пару дней провести в горах с проводниками и уточнить карту владений, нанести границы, озера и плато…

… Пффф… Почему, во имя Великого, мастер решил пойти лично? И наверняка эти карты его тоже заставят запоминать!

Некоторые задачи, которые ставил перед ним Мастер, Коста считал совершенно бесполезными.

Вот зачем, во имя Великого, ему нужно составлять портрет личности героя по сказаниям менестрелей? Какое кому дело, как жил придуманный Глава придуманного клана во время Исхода?

Зачем учить стихи? Кому он будет читать их? Жрицам Нимы в тавернах? Зачем тренировать левую руку, если он держит кисть правой? Зачем запоминать плетения, если ему не хватит силы запитать их? Зачем заставлять его учить староимперский, если на всем побережье никто – ни единого раза не говорил на нем и не заказывал писем! Нейро знает староимперский? Нет! А Нейро без пяти мгновений – Мастер!

Зачем тратить время на то, что никогда не пригодится, и не даст заработать фениксов. Это время он лучше потратил бы на рисование.

Коста вздохнул, очистил стол внизу, сдвинув пергаменты в сторону, приготовил тушь, тщательно растерев чернильный камень, и сел за работу.

Наставник вернется с гор вечером, и к этому моменту он должен закончить шесть разных свитков, с печатями шести кланов, образцы которых подготовил старик Хо.

Он обмакнул кисть в тушь, стряхнул излишки и начал повторять штрих за штрихом почерк.

После того, как ему удалось «уловить суть» мастер не просто начал называть его «мой ученик», но и полностью изменил программу обучения, сказав, что теперь он готов учиться «по-настоящему важным вещам».

Коста учился подделывать подорожные.

Декаду спустя

Старый Керн, флигель пекарни, первый ярус

У Мастера тряслись руки.

Горлышко бутылки звякало, попадая по краешку пиалы, на столе растеклась лужа, в комнате резко пахло самогоном и маслом для чистки кистей.

Звяк-звяк-звяк. Мимо-мимо-мимо.

Коста быстро, одним движением руки зло смахнул свитки в сторону, чтобы не намокли, открыл рот, чтобы высказаться и… закрыл.

– М-м-мастер?

Старик Хо не видел его.

Смотрел прямо, и как бы сквозь, как будто только что поевший Коста внезапно стал прозрачнее витражного стекла. Бутылка в руках наставника тряслась, когда он снова безуспешно пытался налить себе пиалу.

Звяк. Звяк. Звяк. Мимо. Мимо. Мимо.

И как будто… Коста прищурился – это же невозможно… старик ещё сильнее поседел за этот день.

– Дайте, – мастер отдал бутылку безропотно, и так и застыл, чуть покачиваясь из стороны в сторону – лоб покрывала испарина.

– Наставник? Наставник Хо? – Коста помахал рукой, пощелкал пальцами и не добившись реакции, потормошил. Старик просто не видел его. В такие моменты всегда помогало только одно, и Коста подвинул к себе пиалу и решительно налил до верха. – Пейте! – сунуть мастеру в руку оказалось той ещё задачей, но он придержал и дождался, пока Хо выпьет – почти залпом. Коста налил ещё, и только после третьей в глазах мастера появилась осмысленность.