Мастера и одну женщина с их корабля вели отдельно, причем на руки мистрис одели какие-то браслеты. Старик Хо нашел Косту глазами и – наклонил голову.

Коста кивнул Наставнику, прощаясь.

Их разделили.

Детей отвели с корабля первыми – крик стоял такой, что закладывало уши. Дети тянули руки к мистрис, женщины плакали и рвались вперед…

Малявка – молча смотрела на Косту темными глазищами, сунув палец в рот. Пигалица осиротела за два дня до прибытия в Аль-джамбру. Бледная женщина просто тихо скончалась во сне – и пацанят разобрали женщины – кормить и укладывать спать, а мелочь устроила бунт, не даваясь никому в руки и прибилась к Косте. Так и просидела все время рядом с ними.

– Пшли! – его подтолкнули в спину на сходни – «пигалицу» уводили вместе с остальными детьми, но она постоянно оборачивалась.

Коста постучал пальцем по уху, приложил к губам, и потом провел по животу – “больше слушай, молчи, не открывай рот, если не спрашивают, ешь сразу, как выпадет возможность, не приближайся к чужим – держи дистанцию…” – повторил он жестом наставления.

Малявка едва заметно кивнула, Малявка едва заметно кивнула – эти нехитрые истины Коста вбивал в ее голову весь вчерашний день. Куда продадут девочку – не знал никто, и увидит ли она братьев – с этого аукциона закупали рабов для всех пределов. Коста заставил её рисовать две вещи – ожоги от меток, которые носили братья и написание “удачи”. Точнее он учил рисовать “благополучие”, выводя штрихи мокрым пальцем на полу. Рассуждая так – в пять зим мало кто пишет, если ребенок сможет показать, что умный…

…но мастер предложил – “удачу”. И штрихи запомнить проще и начертание, и если девочка начертит иероглиф, мало кто не подумает, что ребенок принес благословение Немеса в дом. А метки… Мастер сказал – врядли. Кто продан, тот продан, и редко когда встретятся те, кто из одной семьи, их всегда делят. И слишком маленькие братья, чтобы хотя бы запомнить, как выглядит пигалица…Но Коста – уперся. Уперся и всё. И поэтому они рисовали.

Лепесток ириса – для девочки, трехзубую гору – для одного брата, и ожог третьего мальчика был похож на неправильное облако, косое с одной стороны. Рисовали и Коста даже придумал стих – “на трехзубой горе под косыми облаками опадают лепестки ирисов”, и мучал ребенка до слез – до тех пор, пока она не смогла запомнить и повторить.

Если “лепесток ириса” захочет найти братьев, когда вырастет, пусть ищет трехзубую гору и косые облака, плывущие над ней.

Мелочь обернулась на Косту в последний раз, и вереница детей, связанных простой веревкой растаяла в толпе.

Их разделили на десятки и к каждому приставили пару надзирателей. Коста сбился со счета на седьмом – видимо сегодня прибыл не один корабль с будущими рабами.

– Двести один. Двести два. Шевелись!

Коста послушно шагнул вперед, подставляя шею, где ему узкой кистью вывели номер, кожу защипало от краски.

– Не тереть! Не тереть номер я сказал! – кнут сверкнул в воздухе и «номер двести один» рухнул на пол, как подкошенный. – Руками не трогать! Не чесать! Ясно?!

– Двести четыре. Двести пять. Двести шесть.

Сосед потянул Косту за рукав и он шагнул следом – на шее юнца криво было выведено «двести четыре» черной краской.

– Как думаешь, смоется? – шепнул ему мальчишка, но Коста не ответил – это наименьшая из проблем, которая волновала его сегодня.

– Десяток, за мной!

Их вели не долго – загнали в подобие бараков, какие на Севере строят для лошадей – крытые и теплые, Коста видел такие у Вонгов, не хватало только стойл. Бараки внутри разделяли перегородки и он видел, как десятки, шедшие впереди – переходили из одного в другое.

– Строится! Попарно!

Вереница тянулась через весь барак. Рабы стояли устало, изредка посматривая на надзирателей, которые ходили вдоль строя, но бунтовать не осмелился никто. Или им отбили желание ещё на корабле, или… они просто не могли. Раз Мастера увели отдельно, наверняка все, кто может сплести хоть что-то стоящее, или имеет высокий круг – давно не здесь.

– Следующий десяток! Раздеться!

Надзиратель подал пачку свитков магу, который сидел за столом.

– Подходить по одному! Двести один – к столу! – маг пошуршал бумагами, перебирая пергаменты.

– Двести два! – крикнул надзиратель и показательно щелкнул кнутом, чтобы поторопить.

Мальчишка – не с их корабля, Коста бы запомнил такого худого и смуглого – шагнул вперед и спустил штаны.

– Раздеться полностью!

Свистнул кнут, и юнец быстро сбросил верхнюю безрукавку, рубашку и остался голым.

– Клановые печати? – спросил маг.

– Отсутствуют, – отозвался надзиратель, осматривая мальчишку со всех сторон.

– Метки?

– Одна в наличии. Свежий ожог на предплечье.

– Здоров, – отозвался высокий маг в зеленом халате, сворачивая плетения, которые бросил на мальчика. – Внутренних и внешних повреждений нет.

– Следующий! Двести три!

Коста шагнул вперед, расстегивая ремень. Стянул рубашку через голову и снял штаны.

– Клановые печати – отсутствуют, метки – тоже.

– Чистый? Совсем? – маг удивленно поднял голову от бумаг и посмотрел на Косту. – Из свободных?

Коста угрюмо кивнул.

– Возраст?

– Тринадцать зим.

Плетения вспыхнули воздухе, и сбоку от него соткалась диаграмма, которую изучал целитель.

– Внутренние повреждения незначительны, – выдал маг после короткого молчания. – Уровень регенерации высокий. Внешние… – протянул он задумчиво, изучив лицо Косты и заставив открыть рот, чтобы проверить зубы, – пройдут до торгов. Эта партия пойдет на аукцион через декаду?

Маг кивнул, поставил росчерк кистью на свитке и жестом махнул – следующий.

– Двести четыре!

Коста ждал своей очереди. Их десяток, потерявший сразу двоих – их увели в сторону, сочтя негодными, надзиратели перегнали в следующий барак. Тут магов было трое. Двое – замеряли потенциалы, а один – записывал данные в свиток.

– Двести один!

Плетения вспыхнули в воздухе – Коста вытянул шею, но не понял ничего в этом скоплении линий.

– Третий рассветный круг, запиши, – скомандовал один из магов, щелкая пальцами. – Жетон?

Мальчишка с номером двести один замотал головой и сделал шаг назад.

– Жетон, – жестче повторил маг, а потом просто рванул цепочку с шеи юнца и перебросил на стол.

– Кла-а-ановый, – удивленно процедил маг. – Побочная ветвь, но признан.

– Да, я…меня найд… – мальчишку заткнули раньше, чем тот успел сказать хоть слово. Здесь маги использовали плетения, а не кнут – и юнец беззвучно разевал рот и плакал.

– Был клановый, стал – безродный, – жетон полетел на пол. – Слушайте все. Забудьте то, кем вы были до того, как прибыли в Аль-джамбру. Выживут те, кто сможет забыть. Ваше будущее зависит от вашей стоимости, а сколько вы стоите определяет ваш круг и ваши умения. Это два самых важных этапа, – маг постучал ладонью по столу. – Сейчас вы – никто, и звать вас – никак. Все, что у вас есть – это номер, круг и то, что вы можете предложить покупателю. Имя у вас появится только в том случае, если Хозяин сочтет нужным дать вам его, если вы будете полезны. Будьте полезны, – добавил маг твердо. – Чем дороже платят за товар, тем больше его берегут.

– Те, у кого остались – приготовить жетоны для предъявления, – зычно скомандовал один из надзирателей их десятка.

Коста помедлил, но потом запустил руку за ворот и вытащил свой. Мастер сказал – жди, выживи, веди себя тихо, я найду тебя. И Коста собирался следовать указаниям Наставника.

– Двести три! Встань тут, вот так, – скомандовал ему маг. Щелкнул пальцами, плетения сверкнули, и диаграмма соткалась в воздухе. – Посмотри, – позвал он второго, который поднял голову от стола и прищурился. – Первый закатный… второй…. Рассветный?

– Совсем слабосилок, – второй маг прицокнул языком.

– Хоть не пустой, – буркнул первый.