Не показалось в бреду. На другом конце города действительно был пожар.

Руки сгорели – красные, опухшие, покрывшиеся кое-где уже лопнувшими волдырями – кожа будет слазить. Лицо не лучше – Коста ощупал щеку – больно. В таком виде он будет привлекать слишком много внимания на улицах.

Палящие лучи утреннего светила уже обжигали – воздух становился горячим и влажным.

Коста осмотрелся – выбрал часть проулка рядом с мостом через канал, где совсем не было прохожих, залез на ограду повыше, чтобы не было видно с улицы… разделся и разложил всю одежду на раскаленных камнях. Мокрый тубус, который каким-то чудом оказался с ним – он не помнил, как забирал его с крыши, открыл и проверил – вода не попала внутрь, Арры делают хорошие вещи – тоже положил сушиться.

Попил дождевой воды из выемок в камнях, пожевал несколько зеленых незрелых мохнатых фруктов с веток – таких жестких и вяжущих, что есть перехотелось вообще. Залез в тень ветвей большого дерева повыше и – снова задремал, совершенно обессиленный, чутко вздрагивая от каждого шороха.

Он проснулся, когда ветер уже гнал по небу серые тучи – к вечеру опять будет лить. Одежда давно высохла. От нижней рубахи Коста оторвал широкую полосу и две поуже – аккуратно замотал руки и сделал платок на манер южан, закрыв лицо.

Натянул халат, дождался, пока стемнело, и – вышел на разведку.

Главный остров, земли клана Арров

– Мальчишка просто исчез! Исчез раньше, чем мы успели его найти! Я так и должен сказать Главе? – Садхэ щелкнул хлыстом. – Что мы потеряли одного щенка в собственном городе?! На собственном побережье? На землях клана? Так я должен отвечать Главе?!

– Нет, господин… виноват…

– Не просто виноват… если не найдешь мальчишку – отправишься следующим на остров «силы»… всю тройку отправлю!

– Нет, господин прошу вас… – слуга в белом склонился низко. – Мы выставили своих людей везде – ему будут нужны деньги – на рынках и ночлежках, и там, где обещали заказы… Начинается сезон дождей – ему придется найти место, где ночевать. Мы найдем его – это просто вопрос времени.

– У вас два дня. Ищите!

– Да господин…

Побережье, Лавка старьевщика

Вечер

К дому старьевщика Коста пришел окольными путями, избегая людных улиц, держась в тени.

Руки, замотанные лентами, которые он отодрал от нижней рубашки – пекло, лицо – не спрятать. Каждый с побережья скажет. что он – не местный, и ему непривычна такая жара. Но сумрак прощает многое.

Он считал и не мог вспомнить, сколько спал, сколько он уже… один.

Лавка… Коста изучал то, что осталось от второго яруса, стоя в конце улицы… сгорела почти наполовину… или её подожгли. Окна их комнат обуглились и стены вокруг зияли чернотой, первый ярус почти не пострадал. Запах гари долетал даже отсюда.

В окнах на первом – горел свет. Коста подкрался ближе. Под навесом у входа в лавку стояли упакованные в баулы и сундуки вещи.

Старьевщик переезжает? Ещё декаду назад он жаловался, что едва сводит концы с концами.

Наемница, которая вытащила его на крышу, прихватила тубус – он был при нем, когда он вернулся и получил “стазисом”, но баул мастера остался в комнате. Нет, вернуть фениксы он не планировал – их наверняка забрали. Либо маги, которые шли за Наставником, либо – хозяин лавки. Фениксы не имеют значения.

Он хотел бы вернуть вещи наставника и его печать. Если что-то осталось. И узнать… куда забрали тело.

Дверь хлопнула – проем озарился светом, и Коста нырнул в тень ближайшего дерева.

– Сюда… Аккуратнее, ставь аккуратнее… да под навес же, ночью опять хлынет… – ругался старьевщик громко, указывая двоим рабочим, которые вытаскивали из дома потрепанные ширмы.

Сверху лениво закрапало – Коста шмыгнул носом, и шагнул назад, под крону дерева, чтобы не мокнуть – тубус за спиной задел нижние ветви, и птицы, мирно дремавшие на приступке под черепицей рядом – вспорхнули вверх, с испуганным клекотом, раздраженно хлопая крыльями.

– Что там? Ну-ка, посвети! Кто там бродит, ночью! – кряхтя скомандовал старьевщик. Рабочий вынес из дома факел, и прошел несколько шагов по улице – Коста нырнул в тень, полностью спрятавшись за стволом.

– Никого! – отчитался слуга, хотя сделай он ещё два шага и света хватило бы, чтобы увидеть. Видимо лавочник поскупился – люди, которым мало платят, всегда выполняют приказы не слишком рьяно.

– Смотрите в оба! Чтобы ничего не пропало! Завтра повезем вторую часть, – закряхтел лавочник. – И, если здесь появится мальчишка – сразу дать знать…

Мальчишка?

Коста выждал ещё пять мгновений, и, бросив последний взгляд на черные дыры окон второго яруса, выбрался из убежища и нырнул в проулок.

Сюда он вернется позже. Когда лавочник останется один. И заставит его ответить на свои вопросы.

Ночь Коста опять провел под мостом, а утром отправился в храм Великого.

Раннее утро, храм Великого

Лысый жрец начал улыбаться довольно, когда понял, что он собирается отдавать деньги, а не просить.

Сначала его даже не хотели пускать в главный зал – ступени только что вымыли до блеска, а вход для нищих с другой стороны храма. Хотя он снова выстирал всю одежду и тщательно высушил на камнях, разгладив.

Поминальных служб Коста не заказывал никогда – не было нужды, и думал, половинки золотого хватит на всё, и немного останется на еду, но – ошибся.

– Цены – растут, – покаянно улыбнулся ему жрец, разводя руками. – Дорожает воск, фитили, содержание храма…мы существуем только на пожертвования, милостью Великого… Если справлять службу за Мастера, а не за простой люд… то поминать четыре декады, ставить свечи, и читать молитвы, чтобы душа наставника твоего нашла место за гранью, все как положено по канонам, – увещевал жрец. – Нет денег – нет службы.

Коста молча полез в карман и показал золотой.

– Одной монеты хватит на декаду… всего четыре… можно внести часть оплаты сейчас, и часть – позже… – Феникс у него взяли и с улыбкой быстро припрятали в карман оранжевой робы. – Имя?

Коста кивнул и подал деревянную табличку, на которой тушью написал имя мастера.

Пусть он не смог проводить Учителя в последний путь, оказав все положенное уважение, но это он сделать сможет.

Очередь нищих выстроилась от самых ворот вереницей на заднем дворе храма. Коста немного подумал и пристроился в конец очереди, поправив на плече тубус.

Есть не хотелось, но есть он должен. Сначала – есть. Пить. И – спать. Потом – думать.

Половину пресной булочки он сунул в карман и попил из фонтана на маленькой площади рядом с храмом. Умылся и заплел волосы.

Еду нищим дают два раза в день – всем желающим, по куску в одни руки и тщательно следят за порядком. Этого не хватит, чтобы прожить, но хватит, чтобы не сдохнуть с голоду, если приходить утром и вечером.

– Ты приютский, сынок? Эвона как сгорел то…

Коста поднял голову – пожилая плохо одетая мистрис стояла рядом и покачивала головой, с трудом удерживая её прямо.

– Не сидел бы ты тут, – посоветовала она ему. – Облавы в городе. И маги пришлые лютуют, приют ваш сожгли… как ты выжил? – допрашивала она с любопытством, рассматривая красные руки, покрытые волдырями.

Коста промолчал и снова тщательно замотал ладони и платок – на голову.

Пока не заживут – нечего и думать брать в руки кисть. А нет рисунков – нет заказов и фениксов.

Сейчас – у него есть, где спать, и у него есть, что есть. Значит, ему нужны всего две вещи – мазь, для лица и пальцев, и – информация. Все последние сплетни.

А где ещё можно услышать новости, как не на рынке?

Коста выбрал окраинный рынок, меньше центрального, нашел место в тени, между двумя лотками – один со специями, другой с притираниями. Сел прямо на мостовую, и прикрыл сверху лицо халатом, вытянув ноги. И начал караулить прилавок с мазями и благовониями. И – для отвода глаз – положил перед собой половинку глиняного черепка, найденного по дороге – на милостыню он не рассчитывал, но Великому виднее.