«КАК ТЫ ВООБЩЕ…»

Коста прыгнул, сгруппировавшись, поджав хвост и выпустив когти, наотмашь полоснул фигуру.

– Ма-а-а-а-ау!!!

«А-А-А….НЕЕЕТТТ…»

…и тот-кто-причинял-боль рухнул в ледяную пропасть со снежного обрыва.

…

…

…

– Ещё раз! Ещё раз!

Коста очнулся, выгибаясь – плетения прошивали грудь.

– Этот пришел в себя!

– Брось его, давай сюда, этот не дышит! – скомандовал один из Учителей, и старичок в очках, бросил Косту и, прихрамывая, опираясь на трость, и приволакивая одну ногу, заспешил к середине сцены, где лежал менталист, над которым склонились двое Наставников и другой мозгоед.

– Он не дышит, – тревожно орал кто-то сбоку, – не дышит!!!

– Нима тебя побери, два узла это не реанимационное!!!

– Где целители?

– Уже бегут…

– Их слишком много!

– Почти всех привели в чувство, давайте вдвоем этого!

– Давай ещё раз…

Коста приподнялся на локтях – он лежал на сцене, грудь ещё покалывало от чужих плетений, а горло жгло, как будто он и правда наглотался воды. И не он один – сверху, перегнувшись через скамьи, кашляли ученики в белом, жадно дышали, хватаясь за грудь, и колотили кулаками, и одного из них – лежащего прямо на скамье, Наставник пытались привести в чувство молниями.

– О, я дышу-у-у-у… я дышу-у-у… я не утонул… Мара милостивая, я не утонул… стонал кто-то сверху.

– Я думал мы все утону-у-ули-и-и…

– Где такая холодная вода?

Целители подоспели через пару мгновений, и погрузили на носилки, управляемые плетениями одного из учеников и менталиста, который так хотел, чтобы страха было больше.

Коста с исследовательским интересом настоящего художника отмечал каждую незначительную мелочь: вот менталист дергается, выгибаясь, хрипит, в попытках вдохнуть, снова выгибается, лицо меняет цвет на неуловимый оттенок синеватого, пена идет изо рта…

– Очнется или нет – это теперь дело целителей, – буркнул один из Наставников на сцене. – Но я требуют подать рапорт! Наставник Кайр отправил неподготовленный помощников, которые не смогли удержать фокус…

– …я удержал, – тихо и беспомощно возразил первый менталист.

– …использовали «смертное воспоминание», что строжайше запрещено… подвергли учеников опасности… рапорт!

– Все, задача оценки ментального уровня окончена. Знакомство с номером Шестнадцать – тоже. Разойтись по комнатам, следовать расписанию и сигналам горна, – рявкнул Наставник-в-шрамах, обращаясь ко всей аудитории разом. – А ты, – бросил он Косте, – иди за мной. Быстро.

Два дня спустя, ранняя ночь

Октагон, остров Знаний

Коста пришел в себя от шума дождя и вкуса грязи во рту. Трава под щекой была мокрой, упругой и пахла свежей зеленью. Сверху по навесу громко барабанили капли.

– Десять кругов, мальчишка не совсем плох.

– Он не оправился ещё.

– Все равно. Пятнадцать могут показать только половина из девятнадцати, и дождь – льет.

– Ставь – выносливость – семь.

– Почему не восемь?

– Пробежал бы двенадцать кругов, получил бы восемь, – проворчал голос над его головой. – При его сложении и не скажешь, что он способен на то, что я видел – Кайр слил воспоминания с трюма – у работорговцев. У него начисто отключаются мозги, если бы мы смогли научить его включать эту звериную часть, вытащить сущность «крови», сохраняя контроль, – прицокнули над ним языком.

– Кровь, – тихо откликнулся второй голос. – Согласно данных Алхимиков – дело в крови. У тебя есть время до шестнадцати зим – попытаться обуздать зверя, – хохотнул второй старческий голос – мягко и деликатно.

Коста высунул кончик языка и слизнул прохладные капли с травы. Пить хотелось неимоверно.

Эти десять кругов плюс полоса препятствий дались ему тяжело, но ещё тяжелее было слушать ядовитые слова – не в свой адрес, а в адрес Мастера Хо, который так запустил ученика, у которого был потенциал, и попади он в нужные руки десять зим назад, то результаты были бы совсем иными.

– Что у него по пяти чувствам?

– Вышка, – вздохнул второй. – Нюх, слух, зрение, повышенная регенерация… Если ты поставишь «восемь», у него есть шанс на улучшенную программу. Такой материал…

– Вот именно! Такой материал! Это же надо было так изгадить такую заготовку, – сплюнул первый куда-то.

– Четвертый был … художником. Чего ты хотел от каллиграфа? Зато мальчик владеет кистью так, как будто сами Боги стоят за его плечом…

– Сражаться он тоже будет кистью? – рявкнул грубо первый.

– Тише, Шрам, разбудишь…

– Мальчишка не спит уже мгновений пять как…

Сапог грубо ткнул Косту в плечо,

– Не так ли, Шестнадцатый? Пришел в себя и слушает, о чем мы говорим… – хохотнул грубый первый.

– С … какого момента очнулся? – поинтересовался второй голос осторожно.

– Не переживай, то, за что ты зассал, мальчишка не слышал… Подъем, щенок! Ещё два круга… за то, что не дал знать Наставникам, что пришел в себя, и я добавлю тебе балл… шевелись…шанса пересдать не будет…

Коста с трудом зашевелился, вспомнив слова Семнадцатого – «если не можешь – сожми зубы, и сделай ещё столько же».

– Ну, Шестнадцатый, ты как девчонка… можешь упасть сейчас мордой в грязь, признать, что ты слабак… просто скажи – «я не могу больше, Учитель», «я никчемная тварь, которая не способна даже больше десяти кругов сделать по площадке»… или нет, лучше скажешь так – «мой Мастер настолько никчемный, что не сумел привить мне даже основы физического воспитания», – Шрам весело заржал над головой, и его смеху вторил шум дождя.

– Шрам! – укоризненно одернул старческий голос.

– Что? Если он ссыкун, девчонка, и валится после «десятки», я не виноват… повторяй: «мой Мастер настолько никчемный, что не сумел привить мне даже основы физического воспитания», и все закончиться…

Мой.

Коста приподнялся на руках.

Мастер.

Пошатываясь, он попытался выпрямиться.

Не. Никчемный.

Не никчемный.

Не никчемный.

Не никчемный.

Под проливным дождем Коста, шатаясь, как пьяный, зашагал на ещё один круг по тренировочной площадке.

Двадцать мгновений спустя

– Что ты, как беременная морская черепаха… сын змея и синехвостой рыбы… Ещё один круг или сдаешься, сопляк? – орал над его головой Шрам. – Если сдаешься, скажи вслух, громко и четко – «Так точно, господин Наставник, я – никчемный, и Мастер мой – никчемный, который не сумел научить меня…»

Коста тряс головой, и брызги с волос летели в разные стороны.

– Вслух! Четко и громко по слогам! Мой! Мастер! Никчемный!

Встать он не мог, как не пытался – его шатало. Двенадцатый круг ему не одолеть. Он просто не сможет – Коста признал это честно.

– Мастер! Никчемный! Повторяй!

– Шрам!

Не. Никчемный.

Коста приподнялся, встав на четвереньки.

– Повтори, сопляк!

Не. Никчемный. Не. Никчемный. Не. Никчемный. Мастер. Не. Никчемный.

Коста выпрямился, и, пошатываясь, еле передвигая ноги, медленным шагом, пошел на двенадцатый круг.

Не. Никчемный. Не. Никчемный. Не. Никчемный.

Не. Никчемный. Не. Никчемный. Не. Никчемный.

Он рухнул на середине пути. Не дойдя половины круга. Лицом в грязь, наевшись песка и водяной жижи.

Не. Никчемный. Не. Никчемный. Не. Никчемный.

Поднялся. Сплюнул. Попытался встать и – не смог. И снова рухнул лицом в лужу. И снова отряхнулся, выплюнув песок, который скрипел на зубах. Оценил, прищурившись в темноте расстояние до фонарей на финише площадки, проливной дождь, и две фигуры под навесом, поднялся и… пополз.

На четвереньках.

Под навесом было сухо, барабанная дробь капель сверху совсем не мешала вести ленивую неспешную беседу.