— Мы бы хотели побеседовать… — произнес он. — По-родственному… близким кругом.

Диттера я не выпустила. Во-первых, он был приятно теплым, во-вторых, пахло от него мятным порошком и еще самую малость морфием, а значит, старухиными каплями побрезговал. В-третьих, что-то подсказывало, что в беседах с дорогими родственниками лучше обзавестись независимым свидетелем. Или относительно независимым.

А кузина-то просто клокочет… клубится в ней темная злая сила… откуда взялась? Прежде Летиция казалась мне редкостной пустышкой, а вот ведь… тоже ведьма.

— Пусть он уйдет, — потребовала Летиция.

И Полечка закивал.

— Это все-таки дела семьи…

— Он для меня почти семья, — сказала я, погладив Диттера по плечу.

К счастью, вырываться он не стал, глянул так… с насмешкой? С удивлением? Не важно. Я мило улыбнулась, а он хмыкнул. И готова поклясться, с трудом удержался от ответной улыбки. В глазах вон мелькнуло что-то такое, светлое, солнечное… надеюсь, не благословение, а то ведь и вправду упокоит ненароком.

— С каких это пор?

— С этих самых, — я выдержала полный ярости взгляд кузины.

— Нашла себе очередную игрушку…

— Ты же мертвая, — встрял Полечка. Да, особым умом кузен не отличался, как-то невдомек ему было, что порой стоит помолчать.

— И что? Почему я должна отказываться от личного счастья из-за такой мелочи?

Кузина опять зашипела, а личное мое счастье, которое еще не всецело проснулось, должно быть, а может, под влиянием морфия не сумело осознать некоторой двусмысленности своего положения, попросило:

— Может, все-таки к делу?

В моем кабинете висели розовые шторы. А что? Розовый блондинкам к лицу… правда, почему-то меня пытались убедить, будто цвет этот на редкость несолиден и потому не подходит для оформления деловых кабинетов.

Я настояла. И получилось миленько. Розовые обои в узкую полоску. Розовая софа у двери. И стол с инкрустацией из розового дерева… книжные полочки, книги, большей частью бухгалтерские… пыль пора бы вытереть. И окошко приоткрыть, а то душновато стало.

— Присаживайтесь, — я опустилась в кресло.

Диттер встал за левым плечом. Оперся тяжко…

Я его сама зельем напою. С ложечки. Если понадобится, сперва оглушу, свяжу… что ж он упрямый-то такой? А морфий — не выход. Боль заглушает и только…

Кузина села в кресло для гостей. Оно было ниже. И мягче. И чтобы сидеть на нем с должным изяществом, требовались немалые усилия. Я несколько мастерских обо шла, пока отыскала подходящее по задумке. И кузина ерзала, пытаясь и осанку удержать, и не позволить коленям разъехаться…

Полечка устроился здесь же. На подлокотнике.

Фривольная поза. А уж ручку то держит… нет, они точно ничего не перепутали? За благословением в светлый храм надо обращаться, а не к родственнице.

— Я не хотела выносить это… на прилюдное обсуждение, — кузина буравила взглядом Диттера, а тот глаза прикрыл и, кажется, вновь задремал. Не выспался, что ли? Мне сказали, что он от пледа отмахнулся, перебрался к себе и сразу уснул.

— Да говори уже, — я с трудом удержалась от зевка. Нет, спать не хотелось совершенно, но вот сама атмосфера действовала угнетающе.

— Ты должна отречься от титула, — выдохнула сестрица. — В мою пользу…

— С какой это радости? — Нет, у меня родственники, конечно, с фантазией, но чтобы вот настолько с фантазией… даже и не знаю, удивляться или сразу вон выставить.

Кузина задрала подбородок еще выше. Этак она шею себе вывихнет от старания-то… с другой стороны, ее шея — исключительно ее проблема.

— Ты мертва.

— Это еще не повод, чтобы я могла разбрасываться титулом.

Тем более что к оному прилагается майорат в виде особняка, некоторых иных земель, приносящих неплохой доход. И он, полагаю, сестрицу волнует куда сильнее самого титула.

— Я… — Она привстала, слегка запнулась, но выдохнула-таки: — Я твоя сестра…

— Не по разуму.

Я не удержалась. И вообще…

— По крови… — вмешался Полечка и, подхватив кузину под локоток, погладил ее по руке. — Дорогая, ты только не волнуйся…

Ага… уже и дорогая…

— Я… я младше, но… в нынешних обстоятельствах… — она высвободилась-таки из липких Полечкиных ручонок. — Я являюсь единственным законным наследником…

Надо же… неужели мне расскажут историю про большую и светлую любовь? Сомневаюсь.

Я ведь знаю, что отец любил матушку. Да и она… но несмотря на всю свою любовь она в жизни не потерпела бы измены. Ведьма, да…

— Ты не жива. — Кузина вытерла мокрые ладони о юбку. — И… да, возможно, моя мать поступила не слишком порядочно, использовав… некоторые не совсем законные средства.

Она покосилась на Диттера и заметила:

— Срок давности по этим делам давно минул… и был заключен договор с отказом от претензий.

И полагаю, от претензий отказывались обе стороны, если дражайшая тетушка за все годы ни разу не заявила о своих правах. Интересно было бы глянуть на этот договор. И я даже знаю, у кого спросить… Конечно, бабуля могла бы предупредить хотя бы об этом.

— К сожалению, до недавнего времени моя матушка вынуждена была молчать, но…

Смерть, пусть и чужая, избавила от клятвы? Интересно, почему тогда сестрица новоявленная сразу не заявила о правах? И не потому ли, что в договоре — помнится, что дед, что бабуля были весьма скрупулезны в подобного рода делах — оговаривается и этот момент.

— …но сейчас все иначе…

А мы похожи. Блондинки. Бледная кожа. Светлые глаза… что-то такое есть в чертах лица… и я когда-то просила маму о сестричке, но теперь, повзрослев, передумала. Как-то мне и без сестриц родни хватает.

Она молчала.

Я не спешила заговаривать, тем более понятия не имела, чего они ждут. Уж не того ли, что я разрыдаюсь от счастья и облегчения? А заодно уж в порыве альтруизма перепишу на нее титул с семейным состоянием вкупе?

— И чего? — помимо ума, Полечке здорово не хватало банальнейшей выдержки.

А и вправду, чего? Ах, как колотится у дорогой сестрицы сердечко, того и гляди, проломит грудную клетку…

— Ты или признаешь меня сама, — тихо сообщила Летиция, не сводя с меня глаз, — или я буду вынуждена обратиться в суд…

И только-то?

— Обращайся. — Я откинулась.

Если бы дело можно было решить судом, они бы сразу пошли. А я… я не буду принимать поспешных решений. Вот одно интересно, не так давно сестрица была обычной, в смысле, человеком, не проявляющим особых способностей. А тут вдруг сила. Откуда, спрашивается?

— Дорогая, — Полечка вцепился в вялую ручку сестры. — Я тебе говорил, что не стоит сюда идти… мы наймем адвоката… самого лучшего адвоката, и увидишь, твои права…

— Заткнись, — велела я, и Полечка благоразумно заткнулся. Я же оглядела Летицию внимательно… очень внимательно… сила была. Бурлила. Кипела. Разгоняла жидкую кровь. И видно было, что Летиция с трудом сдерживается, чтобы не вцепиться мне в горло. А что, с темной кровью сладить непросто… и скоро сдерет она это платьице, выбрав что-то, куда более душе приятное, заодно уж и Полечку лесом отправит.

Зато теперь понятно, почему он вдруг к кузине любовью воспылал. Договор или нет, но шанс у нее имелся. И мы обе это понимали. Имя рода. Титул. Майорат. Королевское право… возвращаются из-за черты не так уж и часто, а потому коронных судей ждало в перспективе интересное дело. Да, затянется оно на годы, но как знать… вдруг да корона решит, что нехорошо терять такую кровь… Какую? Дар ведь, если и прорезается, то рано, а она…

— Блокирующий амулет, — моя сестрица коснулась шеи и поморщилась. — Если бы ты знала, как он давит… твой дед настоял.

— И твой тоже.

— Меня он терпеть не мог. Называл выродком… что? Мы ведь иногда появлялись в доме… я могла бы жить здесь, — она провела ладонью по спинке кресла. — А мы приходили с черного хода… матушка требовала, чтобы я вела себя хорошо… купила специальный пояс для исправления осанки. Я ведь горбилась… у меня не было личной гувернантки…

— Радуйся.