Кровь? Любовь?

Кровь полилась из стен, и темная лужа возникла на полу.

Ага… вот и причина, по которой дом можно будет купить практически за бесценок. Я шагнула к двери, но та захлопнулась с оглушающим грохотом.

Не уйдешь! Ответишь. За них. Всех. Проклятые… твари-твари ри-тва…

— Угомонись, — велела я, выпуская силу, но обезумевший призрак словно не заметил паутину тьмы. А после и вовсе впитал.

Значит, перед смертью девица добилась своего. Стала полноценной ведьмой.

Интересно, каким таким образом? Не через оргии же, в самом-то деле?! Нет, всякие существовали практики, но мне они всегда казались весьма сомнительными. Магия — не дурная болезнь, половым путем не передается…

— Хочешь наказать их? — Не была бы я ведьмой, полагаясь на одну лишь силу.

И призрак замер. У нее почти хватило энергии воплотиться. Тусклый силуэт и… нагота. Нет, я все понимаю, обстоятельства смерти бывают разными, однако образ она выбрала экстравагантный.

— Как? — шелест разнесся по дому, множась, будто говорил не один человек.

— Правда, — ответила я. — Я расскажу всем правду… у меня есть знакомый, который держит пару газет. Он никогда не откажется напечатать пикантную историю… единственно, ему нужны будут доказательства.

— Какие?

Лицо у нее остренькое.

— Не знаю… но думаю, что твоя смерть — не единственная… скажи, оргия, в которой ты участвовала. Кто тебя пригласил?

— Соня.

— Юльгеншнаудер? — уточнила я, почти не испытывая удивления.

— Да… сказала… она ищет людей, готовых отыскать свой собственный путь… обещала силу… у нее получилось… она, как я была… стала…

Сила, стало быть… и с ней здоровье и продолжительность жизни, не говоря уже о возможностях. Что ни говори, но потенциал определяет многое.

— Патрик?

Призрак кивнул.

— Конрад?

— Ему нравилось причинять боль…

— Гертруда?

И снова кивок…

Интересно, те самые снимки сохранились? Если да, то сомневаюсь, что столь компрометирующий материал оставили в доме.

— Адлар?

— Только однажды… он сказал, что не одобряет…

Я не удержалась от улыбки. О да, он слишком правильный и осторожный… и откуда взялся тот артефакт… был ли он вообще?

— Кого ты убила?

Призрак задрожал. И промолчал.

— Кого, — я щелкнула пальцами, и на сей раз воронка тьмы коснулась призрачных ног. Марта рванулась было, но ловушка держала крепко.

— Ты…

— Ты получила силу. И не через постель… ты была в клубе? Состояла?

— Ты не понимаешь…

— Понимаю, — я чуть ослабила хватку, позволяя призраку отступить. Немного. — Твоя душа не задержалась бы здесь… полагаю, твои родители не стали бы оставлять ее, если бы смогли уничтожить.

— Твари…

— Не без того. Но… там ведь не только снимки оргии были?

Оргиями в наше развращенное время никого не удивишь, особенно если речь о темных… да и… скандал — это неприятно, но и только. Сошли девицу в монастырь, в закрытую школу исправляться. Все так делают. И тебе посочувствуют.

Но вот горло резать… для этого куда как серьезный повод нужен.

— В тебе слишком много тьмы, — я присела на диванчик с цветочной обивкой, закинула ногу за ногу. — Чужая смерть… чужая боль… ты их присвоила вместе с чужой силой. А потом использовала, чтобы зацепиться за дом.

Она рванулась, но я не позволила.

Жрица я или как?

— Я могу тебя изгнать, — я позволила тьме тянуть из призрака силы. — Стереть, как и саму память… а потом выйду и забуду о твоем существовании, как это сделала твоя семья.

Окно все-таки разлетелось стеклянными брызгами, а крови, из стен текущей, набралась целая лужа. Красная. Блестящая.

Вот и нож появился. Для бумаг. Острый клинок, ручка из слоновой кости. Цветочный рисунок…

— Они… они были лишь… хиндары… низшие существа… ты не понимаешь… мы стоим выше… милостью богов… а они сотворены, чтобы служить нам…

Знакомый лепет.

Не то чтобы я поддерживаю безумные идеи некоторых о всеобщем равенстве, все-таки это чересчур идеалистично, да и очевидно, что люди появляются на свет разными. Но и политика социал-дарвинистов мне неприятна. Вот, говоря по правде, не могу даже сказать, чем именно.

В прошлом году я, признаться, побывала на выставке людей.

Впечатлялась темным мавританцем, обряженным в львиную шкуру. И грозным индейцем, привезенным из нового света: от него несло смертью, а пояс был сделан из настоящих волос, снятых с живых некогда женщин…

Там многие были.

Смуглые и узкоглазые жители севера, которые питались сырым мясом.

Людоеды из влажных джунглей забытого континента. Карлики и великаны. Уродцы, на которых смотреть было неприятно, и невероятные по своей привлекательности аборигены дальних островов.

Поговаривали, что все ночи с ними были расписаны. Я не рискнула. Чересчур уж брезглива, знаете ли… главное, что в соседнем зале расположилась выставка черепов, собранных в колониях. И лектор весьма бодро рассказывал о том, чем отличаются люди белые от прочих… кажется, было там что-то об эволюционном древе. Происхождении от разных видов человекообразных обезьян. О близости иных раз к истокам.

Сиречь, к тем самым обезьянам… примитивность культуры, невежество… в этом что-то да было, но… да, я вряд ли сяду за один стол с темнокожим и уж тем паче признаю его равным, однако убивать… Право слово, это несколько чересчур.

— Они лишь скот… люди режут скот ради мяса и шкур… ради…

Я отмахнулась и уточнила:

— Сколько?

— Что?

— Скольких ты убила, прежде чем получить силу?

На мгновенье показалось, что она не ответит. Но нет, Марта оскалилась и произнесла:

— После десятка перестала считать… много… ты не представляешь, какое это удовольствие… какое невероятное удовольствие убивать… ты слаба, как и другие… не достойна…

— Патрик?

— Его стошнило… когда протрезвел. Сначала был не лучше других, а потом стал вопить всякие глупости…

— Соня…

— Она умела убивать медленно. И силу собирала всю, до капли…

— Конрад?

— Его не приняли во внутренний клуб…

Про Адлара и спрашивать не стоит.

Я подумала… и убрала ловушку. Душа Марты вырвалась и завыла снова.

— Заткнись, — велела я, — пока я не передумала.

Убрать ее я всегда успею. А пока пусть побудет… опять же наличие призраков весьма существенно влияет на цену не движимости. А особняк слишком хорош, чтобы оставлять его без хозяйской руки.

В машине мы с Диттером переглянулись.

— И что думаешь? — Он вытащил откуда-то из-под сиденья сверток, в котором обнаружилась пара бутербродов. Несколько помятые, они все же выглядели достаточно аппетитно, чтобы я приняла один. Откусила. И задумалась.

Я ведь ем… и пью… и не только вино. И не только пью. Следовательно, тело функционирует. Хотя бы частично. Мертвой материи, если следовать классическому описанию, еда не нужна. И даже те же упыри дерут живых не столько из-за голода, сколько из примитивного инстинкта, который почему-то единственный остается в разложившихся их мозгах.

Свежая ветчина. Сыр. Масло, подтаявшее и впитавшееся в хлеб.

И дождь начался. Капли стучат по крыше, потоки воды закрыли лобовое стекло… и как-то уютно вот сидеть.

— У них у всех была причина… думаю, если порасспрашивать родных Гертруды…

Правды нам не скажут.

— С Адларом ясно… а вот Патрик… он, конечно, бездельник и порой хамил изрядно, но… он не настолько был безголов, чтобы ложиться в постель с кем попало, а потом игнорировать симптомы. Он у целителя бывал каждый месяц.

И возникает вопрос, как вышло, что целитель, весьма хороший целитель, к слову, ибо Патрик всегда требовал лучшего, не заметил болезни? Или же развилась она стремительно… А ведь можно… подтолкнуть…

Ореховая зараза тем и опасна, что годами способна скрываться в теле. Нет, без вмешательства здесь не обошлось…

Конрад и его сестрица.

Она дура… нет, не та дурочка, которая красиво прячется за маской, ибо хорошеньким дурочкам прощается куда больше, чем тем, кто претендует на ум. Эта настоящая. Чую. И лепет ее детский не раз и не два заставил мамочку скривиться.