И она нашла способ избавиться от ненавистного пасынка. А он ведь сперва привязан был… да… он хотел получить ее любовь. И отца. А эти двое… вышвырнули из дома. За что, спрашивается? За то, что он осмелился правду сказать?

Кто же еще…

Ему просто было больно. Он помнит, как заболел… фрау Агна стала такой ласковой. Она приходила к нему и приносила горячий травяной отвар… и он заболел… не сразу… спустя неделю или две… и сказали, что это его сила взбунтовалась… она привела целителя. Своего друга… и любовника.

Он знает правду. Расскажет, раз уж я хочу знать. Он застал их…

Он знает правду… это фрау Агна нашла способ избавиться от Мортимера… он ведь старший ребенок. И права имел на титул… и дар… а собственный выродок Агны еле-еле за жизнь держался… нет, ему никогда бы не стать наследником, если бы матушка не постаралась. Сука. Ненависть была такой яркой, что почти позволила душе воплотиться.

Она отравила, а любовник ее помог… Он давал зелья, от которых кружилась голова и все время тянуло в сон. Когда же Мортимер очнулся, на шею надели амулет, блокирующий силу. Сказали, носи. И он носил. Несколько лет, прежде чем запертая сила окончательно не обратилась против своего владельца. Именно тогда ему стали нужны другие… люди.

Кухарка опрокинула на себя кастрюлю с кипятком. Она кричала… и главное, сила ее, окрашенная алым, прошла сквозь заслон амулета. Именно тогда Мортимер понял, что ему нужно. И снял этот треклятый амулет… та кухарка умерла. И вовсе не от того, что он навещал ее ночами.

Он делал доброе дело. Он забирал ее боль. И смерть облегчил. Но сука-Агна донесла отцу, и тот, идиот, как всегда поверил ей… не сыну, а этой…

На Мортимера собирались нацепить новый амулет, но он взбунтовался. И тогда отец нашел способ.

Помочь.

Если бы кто знал, каково это, когда сила, не находя выхода, корежит тело и когда успокаивается, лишь получив новую порцию чужой боли… будто Мортимеру нравилось людей мучить.

То есть сперва не очень нравилось, но как-то привык. Втянулся. И жил бы, если бы…

Его сестрица, идиотка редкостная… поверила, что Агна ее спрячет. Конечно, спрятала… там, где никто и никогда не найдет… в подземельях под домом.

Почему?

Потому что сука… и потому что сестрица была дурой. Она бы не удержала язык за зубами, пошли бы слухи… Агна ненавидела сплетни.

А еще дур. Особенно если в них кипит темная сила. Сестрица не знала, а вот ее отец рассказал Мортимеру… впервые кто-то говорил с Мортимером, как с равным…

О чем?

О мире. И круговерти перерождений, терзающей души… им тоже нужен покой, как и Мортимеру… о том, что там, за порогом смерти, ждет суд, и каждый в мире этом суда страшится.

О крови божественной, что однажды расплескалась по миру, и ее следовало вернуть.

Он был настоящим гребаным фанатиком, который и вправду желал впустить в мир истинную тьму. И что стоило ему подыграть? Тем более что состояние у него имелось и немалое, да… откуда? Из колоний… там много чего осталось, сокрытого от жадных глаз. И скромные слуги бога, чье имя сокрыто, имели доступ к банковским счетам с миллионами марок… да… и Мортимер хотел доступ получить.

Он сперва пытался по-хорошему. Беседовать. Стать своим. Именно тогда он впервые попал во внутренний круг… ах, до чего сладкой оказалась чужая смерть. Медленная, преисполненная мучений. Она была лучше виски и дурмана вместе взятых. И все, что он испытывал до сего момента показалось ничтожным.

Даже его подружки в цепях — это так… это мелочь, позволяющая продлить жизнь. Лекарство. А смерть — исцеление…

Его просили отыскать беглянку. Он нашел. В доме, он ведь уже сказал. Или я такая же дура, как моя матушка, а потому не способна упомнить вещей элементарных?

Способна. И еще умею не злиться по пустякам, тем более было бы на кого злиться… Мортимер мертв, а информация мне нужна как воздух… воздух в комнате пахнет нехорошо. Кажется, мои игры с тьмой несколько ускорили процесс разложения. Потерплю.

Итак, он нашел сестрицу. И помог выбраться из дома… а потом передал в заботливые руки отца и сам поучаствовал в жертвоприношении, высосав освободившуюся энергию. Именно после него, одурманенный заемной силой, Мортимер и поинтересовался чужими деньгами. Тогда же и узнал, что сам он проклят.

Чем?

А той самой божественной кровью, которую следовало вернуть. Каким образом силу возвращали, Мортимер видел. И что его ждет, знал. На алтарь ему не хотелось, ко всему, он почувствовал себя обманутым… нет, он не собирался убивать этого ублюдка. Не сразу.

Так получилось… драка, угол столика… хрупкие кости. И тело, которое следовало бы спрятать. Мортимер спрятал. И оказался в непростой ситуации. Нет, он не боялся мести — тхуга не знали друг друга в лицо, а потому их жрец просто-напросто исчезнет… а вот остаться без круга… и денег.

И да, именно тогда ему пришла в голову удивительно простая и в то же время гениальная мысль: создать свой закрытый клуб. Для избранных.

Это было не так просто, но и не так уж сложно, как представлялось. Он многих знал… город маленький, а пороки друг друга хорошо известны. И ничего не стоило пересечься, завести разговор о том, что развлечения ныне скудны, жизнь скучна и не хватает ей остроты… Затеять встречу. И подстегнуть неизбежное. У того урода, который поманил Мортимера призраком денег, имелись крайне полезные зелья… щепоть порошка в вино, и вот уже люди веселятся, не думая о том, что делают. И надо лишь подтолкнуть веселье в нужном направлении.

А там… Кровь — хорошие узы. И страх уходит, особенно если нашептать, что ничего-то особенного не произошло. Кто будет искать старую шлюху? Или молодую? Тем более если ее в Империи-то не существует… шаг и еще шаг… за ручку вести, внушить правильные мысли, что они, пусть и нарушают закон, но приносят пользу, одну лишь пользу…

Он смеялся, там, за краем мира. Он веселился, вспоминая, как это было. Он придумал маски и обряды, он… добился своего.

Ему платили. За молчание. И удовольствие, в котором мало кто мог себе признаться. За то, чтобы он устраивал эти встречи и позволял выпустить демонов души. За то, что подавал вино…

Почему прекратил? Все хорошо в меру.

Инквизиции стало много, некроманты опять же, для которых чужая смерть, что для собаки запах падали. Он не глуп. Он прекрасно понимал, что рано или поздно, но до него доберутся. И пусть эти щенки, вообразившие себя самыми умными, веселятся, а он… он отступит в сторонку.

Немного зелья. Правильные слова. И вот уже никто и не вспомнит, с чего все началось… да и с самого начала он был похвально осторожен. Хорошее было время… славное… жаль, что продлилось недолго.

Сейчас?

Нет, это не он… Не он…

Тьма колыхалась. Пузырилась. И тонкая преграда, разделяющая миры, грозила лопнуть. Она надувалась пузырями и опадала, а я слышала тягостный вой псов. У нее, стоящей на страже, имеются верные слуги. И не хотела бы я, чтобы они явились за мной.

Погоди. Я еще не все спросила. Мне надо знать…

— Ты убил меня? — этот вопрос повисает в тишине. И я ощущаю колебания… его тянет признаться, взять на себя чужую вину, но пузырь лопает и призрачный вой наполняет комнату. В нем столько безнадежности, живой тоски, что я падаю на пол, зажимая уши.

Я вижу их, полупрозрачные тени бродячих псов. Я ощущаю холод, исходящий от тел. Я даже, кажется, могу прикоснуться, провести по жесткой их шерсти, собирая иней безмирья. Но я боюсь шелохнуться, я забываю дышать, благо воздух мне не нужен. Я слушаю, как кричит Мортимер… и плачу. Слезы катятся градом и длится это целую вечность.

А потом псы уходят.

Только последний тычется носом в раскрытые мои ладони, словно выпрашивая ласку. Я не против. И чудовища нуждаются в нежности.

В той комнате много красного и золотого. Кажется, дядюшка испытывал неистребимую любовь к этому сочетанию. Обивка кресел цвета венозной крови. Гардины — артериальной. А вот ковер из алых и багряных полос сложен. Темно-бордовое покрывало на софе.