Не нравится мне приказ с верхушки государства: договариваться с последними мерзавцами, коими, вне всякого сомнения, можно назвать Глинских, себе дороже. Они не ведают, что такое честь и достоинство, они пойдут по головам, спляшут на горах костей, искупаются в море крови — и не испытают ни единого, даже самого слабого, укола совести. Договорённость с такими личностями не закончится хорошо, однажды Амато жестоко поплатятся за то, что уступили и пожали руки тем, кто уже пролил кровь некоторых из них. Такое нельзя прощать и, тем более, забывать.

Сделать вид, будто трое мужчин рода мертвы не по их вине? Безумие чистой воды.

Но и плюнуть на приказание сверху невозможно. Да, это вроде как была просьба, но очевидно, что люди, облечённые высшей властью, не просят.

Мы оказываемся меж двух огней: проигнорировать приказ генерал-губернатора нельзя, но и мириться с заклятыми врагами отвратительно.

Пожалуй, буду решать проблемы по мере их поступления. Скоро узнаю, что принесёт нам разговор с главой вражьего рода.

Вадим Борисович Глинский оказался статным мужчиной, выглядящим настоящим интеллигентом. Тёмные волосы безупречно ровно зачёсаны назад; очки в квадратной оправе водружены на благородный, аккуратно очерченный нос; в светло-голубых глазах жил острый, пытливый ум. Весь облик этого человека был уточнённым, каким-то даже изысканным, и парадоксальным образом был невероятно далёк от образа мафиозной главы.

— Рад нашей встрече, господа. — Он встретил нас улыбкой, в которой сложно было заподозрить фальшь.

— Чего не скажешь о нас, — угрюмо отозвался князь Андрей.

— Вы грубы, господин Амато.

— Возможно ли любезничать с убийцей своих детей?

— Не стоит так категорично обходиться с выводами. Ведь как минимум один из ваших сыновей уж точно не на моей совести.

— Оставим этот бессмысленный спор, перейдём к делу, — сказал князь, ещё более помрачнев при упоминании сына, которого он казнил своими руками.

— Что ж, резонно. Итак, мы оставляем раздоры позади? Полагаю, это мудрое решение. Вы лишились сыновей, но и я не обошёлся без потерь — можем считаться квитами и на этом поставить точку, чтобы в дальнейшем не допускать никаких недоразумений.

— Смерти кучи людей — это недоразумение? Я лишился сыновей, а вы брата, которого практически изгнали из семьи — это, по-вашему, уравновешивает трагедию моей семьи и вашу, как вы выразились, потерю? — Князь превосходно умел владеть собой, но видно, что ему нестерпимо выносить разговор с Глинским.

— Так вы хотите заключить мир или продолжать войну? Мне непонятно из ваших слов, в которых слышится агрессия, — Глинский говорил нарочито недоумённо, однако взгляд его выражал явную насмешку.

— Обсудим условия мира? — предложил князь Амато.

Я видел, как он сжал кулаки под столом.

— Отличная идея, — широко улыбнулся собеседник. — Если не возражаете, я вначале сделаю заказ — ужасно проголодался.

Глинский позвал официанта и заказал себе мясное блюдо, салат и виски. Андрей Николаевич отказался от еды, я попросил рыбу и вино.

Как бы хорошо князь Амато ни владел собой, а Вадим Глинский всё же куда лучше держал себя в руках. Вон, ест, пьёт, улыбается и всячески демонстрирует, что радуется жизни. Я не из Амато, но даже у меня чешутся руки вспороть брюхо мерзавцу; и вообразить не могу, что творится внутри князя, потерявшего по вине этого человека половину своей семьи.

— У меня есть одно условие: чтобы зоны наших интересов были строго разграничены, как и должно было быть по правилам, которые вы нарушили. Мы не лезем к вам, а вы не суетесь со своей наркотической дрянью на нашу территорию, — сказал князь Амато.

— Об этом не может быть и речи, — спокойно ответил Глинский, с удовольствием жуя кусок мяса.

— Вы меня, верно, не расслышали: я согласен на мир лишь на таком условии.

— Боюсь, что не расслышали вы: я не принимаю ваше условие. — Глинский выпил и вернулся к еде.

— Отец, — я решил, что пришёл мой черёд высказаться, — ты видишь, что адекватные переговоры с ними невозможны, нельзя идти на поводу у таких, как они — хорошо для нас это не закончится. Я теперь твой наследник и твоя правая рука, и я категорически против заключения мира с этими… людьми.

— Андрей, — обращаясь к старому князю, начал Глинский, — уйми своего цепного пса, или мы не посмотрим на то, что генерал-губернатор хочет мира, и уже мы нанесем следующий удар.

— Давайте, зачем же ждать, вот он я, так решим же все прямо сейчас и прямо здесь, — обратился я к мерзавцу.

— Прямо сейчас и прямо здесь не выйдет, щенок, — возразил Глинский, даже не глядя на меня.

— Так что же, вы испугались честного поединка? Умеете лишь исподтишка удары наносить?

— Хочешь, значит, честного поединка? Будет тебе поединок. Если от рода Амато выступит его наследник, то я вынужден буду найти того, кто выйдет вместо моей дочери. Или ты будешь настаивать на том, чтобы биться с дамой? — Глинский с откровенной насмешкой взглянул, наконец, на меня.

— Когда вы найдёте того, кто выйдет вместо неё? — спросил я, пропуская мимо ушей его провокацию.

— Сегодня к вечеру?

— Идёт. Где?

— На пустыре у выезда из города. Выпьем? Боюсь, это последний бокал вина, которым вы сможете себя побаловать, Андрей Андреевич.

— Напрасно ты его спровоцировал. — Князь мерил свой кабинет шагами.

— Он откровенно насмехался над нами, отец. Нельзя плясать под их дудку. Ты ведь понимаешь, что хоть власти и попросили оба наших дома о прекращении войны, но, по сути, если закончить её сейчас — это будет означать, что Глинские победили.

— Понимаю. Но также понимаю то, что сегодня могу потерять своего последнего сына и единственного наследника. Если главой рода когда-нибудь станет твоя глупенькая сестрица, нашему дому придёт конец.

— Я выйду победителем из этого поединка, можешь не сомневаться, отец. Ты ведь знаешь: я умею сражаться лучше всего в своей жизни.

— Уверен, у Глинских тоже хватает хороших бойцов, — нахмурился Андрей Николаевич.

— Просто верь в меня.

— Мне было куда легче верить в тебя, когда твои братья были живы.

В назначенное время мы были на месте предстоящего поединка. Секундантом выбрал Яна. По правде говоря, у меня попросту не было времени, чтобы подыскать кого-то более подходящего на эту роль. Даже на подготовку времени было в обрез.

Впрочем, готовиться мне было ни к чему. В крайнем случае я, конечно, использую хроносферу, но лучше бы этого крайнего случая не было: у меня нет желания вытаскивать так быстро все свои козыри. Чем меньше враги знают о моих преимуществах, тем лучше.

Хорошо, что Андрей Амато следил за физической формой: мне досталось сильное, выносливое, ловкое тело. И мои собственные навыки и мастерство, применяемые в рукопашном бою, конечно, никуда не делись. Попробую выиграть поединок, демонстрируя лишь это своё умение и какую-нибудь элементарную магию.

Однако я засомневался, что получится это сделать с применением минимума сил, увидев противника. Им оказался парень примерно моих лет, комплекции чуть ниже меня ростом, но со стальными мускулами. Более того, я чувствовал его магическую силу, и она была огромна. Ничего, я справлюсь с ним — в любом случае моя магия помощнее будет.

Мы представились друг другу. Противника звали Анатолий Зверев, и наглость его была раздута не меньше, чем мускулы на руках. Он с ухмылкой осмотрел меня с ног до головы; взгляд его выражал непомерную гордыню и высокомерие. Однозначно, парень уверен в собственной победе. Что ж, скоро его иллюзии разобьются об мой кулак.

Секундантом Зверева был какой-то щуплый очкастый паренёк, заискивающе смотрящий на того, кто скоро станет трупом.

Да, биться мы собирались до смерти, разумеется.

Помимо нас четверых, здесь были лишь по двое боевиков с каждой из сторон. Князьям же не пристало участвовать в запрещённых мероприятиях такого рода, пусть даже лишь в качестве зрителей.