Несколько секунд она в молчании смотрела на меня, затем расхохоталась.

— Родители узнают — и мне конец, — сквозь смех выдавила девушка.

Утром нас из участка забрали князь и Лановой. Отец поговорил со стражами порядка, объяснил, кто мы такие, что делаем в Италии, в общем, удалось всё уладить и списать на недоразумение. Хорошо, что парни при драке пострадали не сильно — так, парочка переломов, а в основном одни ушибы.

— Спасибо, отец, что приехал, — поблагодарил я, когда мы уселись в машину.

— Твоя мать чуть с ума не сошла. Думала, что ты убил кого-то. А ведь мы только два дня ещё пробыли в Италии. Ты времени зря не теряешь

— Это я причина случившегося, господин Амато, — вмешалась Ася. — Андрей заступился за меня.

— Защищать честь юных дам — его давнее хобби, — усмехнулся князь.

Вернувшись в отель, мы с Асей попрощались и отправились каждый в свой номер. Не успел я войти, как ко мне постучались мать и Анна. Я позволил им обнять себя, успокоил, что жив, здоров и никого не убивал. По крайней мере, за последние сутки.

Приняв душ, я спустился в ресторан на первом этаже отеля. Мои домочадцы и наши друзья уже сидели за столом.

— Приятного аппетита всем! — пожелал я, с удовольствием принимаясь за

еду.

Взгляды у всех были смущённые. Я сделал вид, что не замечаю этого.

После обеда отец захотел со мной поговорить.

— Мне звонил Михаил Алексеевич. Не прошло и суток со вчерашнего происшествия, а уже весь Петербург знает о нём. Поползли сплетни. Наша охрана только успевает прогонять папарацци, которые ошиваются у наших ворот. Ты теперь на первых полосах Петербургской жёлтой прессы. «Герой-любовник Андрей Амато оказался со своей возлюбленной в одной тюремной камере», «Тюремная романтика: как Андрей Амато провёл ночь со своей девушкой за решёткой», «Любовь на тюремной койке» — и это только половина отвратительных, грязных заголовков, которыми пестрят статьи.

Я на пару секунд закрыл лицо руками.

— Ася знает об этом? — в ужасе спросил я.

— Тебя сейчас это волнует? — рассердился отец.

— Не хочу, чтобы она видела эту грязь. Мы просто просидели всю ночь в этой камере, ничего такого между нами не было! — с негодованием ответил я.

— Да плевать мне, где ты трахаешь своих девочек, Андрей! Неужели ты не понимаешь, что нашей семье внимание прессы ни к чему? Ты же знаешь, какими делами мы занимаемся. Эти ублюдки-журналисты непременно засунут нос в каждую щель, в какую только смогут!

— Я понимаю это, отец. Но что же теперь делать?

Князь немного успокоился, ярость в его взгляде уступила место задумчивости.

— А вот что мы сделаем. Ты не вернёшься в Петербург в ближайшие пару недель. Поедешь на Сицилию к родственникам. Ты ведь давно мечтал с ними лично познакомиться — вот и представилась тебе такая возможность.

— Ты уверен?

— Почему бы нет? Пообщаешься с ними, а за это время в Петербурге буря уляжется, все успеют позабыть эти грязные сплетни о вас… переключатся на копание в чьем-то другом белье.

— В таком случае, думаю, будет разумно предложить Анастасии поехать со мной.

— Пускай едет, почему нет, — легко согласился князь.

Вопрос был решён сегодня же. Ася приняла предложение ехать с нами, хотя её сестра пыталась возражать. Даже родители девушки, к моему удивлению, благосклонно отнеслись к предстоящей поездке дочери. Анастасия, к моему ужасу, уже знала новости. Но девушка вновь удивила меня — она не причитала, не заламывала руки, не краснела при виде меня.

— Важно, что мы знаем, где правда, а где грязные выдумки фантазёров, которые ради громких заголовков готовы кого угодно облить помоями, — философски заметила Ася поздним вечером, когда мы сидели вдвоём в ресторане.

— Совершенно с тобой согласен. Но, в любом случае, прости за этот случай.

— Разве тут есть твоя вина?

Как-то плавно мы перешли на «ты».

— Ты рада, что отправишься со мной на Сицилию?

— О да. Мне редко удаётся побывать заграницей, а я обожаю исследовать мир.

— Есть хоть что-то в этом мире, что ты не обожаешь делать? — пошутил я.

— Я ненавижу вязать. И ещё пить виски. Может, выпьем по бокалу вина?

Иблейские горы на юго-востоке Сицилии были невыразимо прекрасны.

Из воспоминаний Андрея я узнал, что скалолазанием он никогда не увлекался. Мне в прошлой жизни тоже не приходилось этим заниматься, но сейчас мне очень понравилось покорять горные вершины.

Ася по её рассказам уже занималась скалолазанием, и ей это нравилось.

Когда я помогал ей справиться со специальным снаряжением, девушка, судя по порозовевшим щёкам, смущалась, но позволяла мне прикасаться к ней. Полагаю, она прекрасно справилась бы и сама, но ей нравилась моя близость. Мы оба увлечённо делали вид, что ничего интимного в эти моменты между нами не происходит.

В первый раз мы отправились в горы с инструктором. Я схватывал всё на лету, будто всю жизнь исследовал горы, так что второй раз отправились уже только вдвоём, если не считать парочки телохранителей, которые всюду, разумеется, следовали за нами.

Эти наши восхождения на горы бодрили и тело, и дух, изматывали до предела, но нам нравилось, в конце дня мы чувствовали себя приятно утомлёнными. А вот наши телохранители, вынужденные заниматься скалолазанием не по желанию, а по служебному долгу, наверное, уже прокляли все горы мира: они пыхтели от натуги, к концу дня еле волочили ноги, и мне хотелось подколоть их — мол, кто кого сейчас будет охранять, если вдруг на нас нападут.

Ася вопреки женственной хрупкости отличалась силой и тела, и духа. Её тонкие руки во время скалолазания двигались уверенно, изящные ноги имели твёрдую поступь, всё её прекрасное тело воплощало ловкость и стойкость. Эта девушка восхищала меня множеством граней, которые ото дня в день открывались моему пытливому взору.

Мы прибыли в Сиракузы несколько дней назад. Здесь находилось родовое гнездо семьи Амато — наших родственников.

Первый день посвятили знакомству с роднёй, прогулкам по их поместью и уютным, интересным разговором — то за обедом, то за прогулкой по обширному саду, разбитому у громадного дома в три этажа, то за бокалом вина вечером у камина. Камин имел чисто эстетическую функцию: здесь, на Сицилии, лето было уже в разгаре.

Нам с Асей показали виноградники семьи — огромные, на которых выращивали несколько сортов отменного винограда.

Попробовали, конечно, вино из него — и я без раздумий скажу, что вина вкуснее не пробовал в своей жизни. Серьёзно, оно было даже лучше, чем всё, что я пил в прежней жизни — а я много чего перепробовал за долгие годы своего существования.

А какие здесь оказались томаты! Особенно я оценил сорт пачино — невероятно сладкие, с сочной мякотью.

Здесь я убедился, что обыкновенные спагетти можно приготовить так, что они становятся удивительно насыщенным на вкус блюдом.

За несколько дней нас успели угостить чуть ли не всеми основными блюдами национальной кухни, и мои вкусовые рецепторы взрывались от экстаза. Ася тоже была в восторге. Взгляд девушки светился от удовольствия.

Вообще я ощущал в этом месте странное, давно забытое чувство… счастья, что ли. Не просто восторга от развлечений, не просто радости от встречи с приятными людьми, и дело даже не в Асе, которая всё сильнее будоражила мой ум, не говоря уж о молодом, сильном теле. Дело больше в покое, в гармонии. Да, да, именно в них.

Всю свою прошлую жизнь в другой мире я провёл, вгрызаясь зубами в глотки врагов, карабкаясь по древу жизни к самой её вершине — я потом и кровью проложил себе путь к могуществу. Я видел ненависть вокруг, я ощущал её в самом себе. Я видел, как льются реки крови — и я проливал её сам. Я тысячи раз наблюдал человеческую агонию, был свидетелем, а часто и источником чужих мучений — и с годами научился слушать стоны и крики боли, но не слышать их.

В Петербурге я вновь попал в самое пекло: смерти, кровь и всякое дерьмо неизменно были всей моей жизнью.