— Да вы аккуратнее — женщина всё-таки… — вне себя от страха, пробормотал продюсер.

Игорь вышвырнул Полину в коридор, захлопнул дверь и двинулся на Сальваторе. Тот в панике задрожал.

— Не будем решать проблему кулаками, давайте как настоящие мужчины попробуем договориться.

— Настоящий мужчина — это ты про себя, что ли? — хохотнул здоровяк. — Сейчас мы с тобой обо всём договоримся, старик.

Игорь Кириллович Аверин давно подозревал любовницу в изменах, да только поймать всё никак не мог. Полина была занозой в заднице, но Аверин не желал расставаться с любимой игрушкой: Полина выпивала из него все мужские соки, заставляла его забыться в экстатическом безумии — ровно дважды в неделю, в свободное от семьи и работы время.

Семья Аверина состояла из больной жены, двоих взрослых сыновей и маленький дочки. Игорь не особенно любил проводить время дома, но долг обязывал делать это периодически.

Официально Аверин занимался ресторанным бизнесом и вполне преуспел в этом. Но гораздо больший доход он имел от подпольной деятельности — махинациями, связанные с недвижимостью. Мужчина был достаточно авторитетен в криминальных кругах Санкт-Петербурга.

Когда Полина загорелась идеей построить певческую карьеру, Аверин насторожился: не нравились ему светящиеся от восторга глаза любовницы, её новый стиль одежды, бесконечные рассказы о славе и гастролях.

Увидев как-то дорогущие серьги с бриллиантами в ушах новоиспечённой певицы, Аверин заподозрил, что они от любовника. Старик-муж в жизни не делал Полине таких подарков, уж больно скрягой был. Игорь ещё удивился, как он вообще оплатил ей эту забаву с пением — видимо, Полина весь мозг старику высосала, чтобы получить желаемое.

Когда Аверин узнал, что продюсер любовницы — Сальваторе Амато, у него будто щёлкнуло в голове. Части пазла состыковались, и возник отличный план.

Сальваторе мелко дрожал от ужаса. И что задумал этот здоровяк? Убьёт и зацементирует там, где даже не найдут. Вот и связывайся после этого со всякими шалавами… и зачем он только повёлся на сисьски этой дуры, которыми она на репетициях трясла прямо перед его глазами? И какой нормальный мужик устоит при таком? Это не его надо винить, а шлюху эту! Совратила змея коварная, а ему теперь страдать!

— Кто сделал тебя продюсером? — спросил Аверин, толкая Сальваторе на стул.

— Настоящие таланты не нуждаются в…

— Так, ты эти байки оставь для баб своих, а мне правду давай!

— Мне помог брат моей супруги — Андрей Амато.

— Это очень хорошо…

— Что он мне помог? — не понял Сальваторе.

— Что вы с ним родня.

— Это вы к чему?

— А к тому, что шпионить для меня будешь.

— Шпионить за кем?

— Да что ж ты тупой такой? — с жалостью взглянул на него Аверин. — И на что только клюнула Полька… За Амато следить будешь.

— За Андреем?

— За всей семьёй. Но в особенности за Андреем, да. Ну и за старым князем.

— Что значит следить? — Сальваторе испуганно вжал голову в плечи. — Андрей мне не доверяет.

— Вот и займись тем, чтобы втереться к нему в доверие. Следить — значит стать моими глазами и ушами в доме Амато. Всё, что у них там происходит важного, будешь докладывать мне.

— Но мы с Анной, моей женой, живём отдельно от них…

— Придумаешь что-нибудь, — отмахнулся Аверин.

— Но… Андрей меня расчленит, если узнает… — Сальваторе побледнел и содрогнулся.

— Нет, это я тебя расчленю, если не согласишься. И начнём мы прямо сейчас. — Аверин вытащил складной нож и, скаля зубы, приблизился к продюсеру. — Ну что, где там твои холёные пальчики, артист хренов?

— Перестаньте! — Сальваторе поднял руки перед лицом, будто это могло его спасти. — Я буду, буду шпионить для вас!

— Хороший мальчик! — Аверин провёл рукой по голове Сальваторе, отчего тот дёрнулся. — Я знал, что у тебя хватит ума сохранить себе жизнь.

Игорь покинул студию и набрал номер, подписанный «Вадим Глинский».

— Алло, Вадим, продюсер — наш.

Одним ясным утром князь пригласил меня к себе.

— Ну что, хочешь разгрузить мозг и расслабиться немного?

— Это ты к чему? — с подозрением спросил я.

— Мы едем в Милан.

Из памяти Андрея всплыло, что это город в Италии.

— К родным? — догадался я.

— Не только. Сначала мы посетим финальный футбольный матч, поболеем за наших, так сказать.

— Футбольный матч? — Я всё больше и больше недоумевал.

— Так ведь «Зенит» в полуфинале Лиги чемпионов УЕФА победил «Наполи». В Милане в финале будут играть против, собственно, «Милана».

Видя мой удивлённый взгляд, отец сам удивился:

— Да ты что смотришь на меня так, будто с луны свалился? Ты же любил футбол и, если время было, все матчи смотрел.

— Эм… да, отец. Я просто удивлён, что мы оставим тут дела, бизнес… в другую страну за день всё-таки не прокатишься.

— Куда наши дела денутся, — махнул рукой князь. — Михаил Алексеевич, если вдруг что, свяжется с нами. И да, кстати, если хочешь, позови с нами субъект своего амурного интереса. — Отец кинул на меня быстрый взгляд с хитринкой.

— Откуда ты знаешь про Анастасию Федотову?

— И этот вопрос задаёшь мне ты? — рассмеялся он.

— Действительно, чего это я, — улыбнулся я. — Мы с ней не то, чтобы…

— Да ладно тебе, сын. Я знаю, что такое красивая женщина. Позови её.

— Да, позову. Спасибо, отец. Как ты относишься к семье Федотовых? Я про них мало что знаю.

— Ничего плохого сказать не могу. В тёмных делах и скандалах они замечены не были. Некогда знатный, уважаемый род. Впрочем, и теперь уважаемый, хоть и потеряли былое влияние. Игнат Федотов, глава рода, профессор исторических наук.

— Его дочь на искусствоведа учится.

— Я слышал, у неё лекарский магический дар. А вторая дочь без дара. Смотри, сын, от умных баб проблемы обычно бывают.

Я лишь улыбнулся в ответ.

Через несколько дней мы в полном составе летели в Милан. В полном составе — это всей семьёй, включая Анну с её мужем, но исключая бабушку. Екатерина Анатольевна заявила, что футбол никогда не любила, а длительные путешествия в её возрасте вредны для психики.

Все беспокоились за здоровье Ольги Владимировны: она была бледна, выглядела хронически утомлённой. Но мать схватилась за эту поездку, как утопающий за соломинку. Видно, ей категорически хотелось какой-то перемены обстановки, глотка свежего воздуха.

Всегда суровый и даже, пожалуй, чёрствый князь с супругой вёл себя почти нежно. Ухаживал за ней в пути, всячески заботился и проявлял внимание. Когда я наблюдал за ними, мне отчаянно захотелось, чтобы мать поправилась.

Сальваторе большую часть времени сидел, поджав губы. Его, видно, раздражало, что Анна льнёт к нему, что-то шепчет на ухо, смеётся, задаёт вопросы, ожидая от мужа такой же трепетной нежности, которую проявляла к нему сама. Но Сальваторе после свадьбы переменился: если раньше он пылинки сдувал с моей сестры — по крайней мере, при нас — то теперь не усердствовал так сильно. Ничего, скоро я тебя за яйца подвешу, ублюдок. Какой бы Анна ни была глупышкой, как бы ни раздражала меня своей доведённой до идиотизма наивностью — она была из Амато, я желал ей счастья. И она была добрым и светлым человеком. Не то, чтобы ранее меня трогала вся эта сентиментальщина и этика, зачастую только усложняющая жизнь — но когда мне кто-то хоть сколько-нибудь дорог, я готов ради него рвать глотки.

Анастасия Федотова приняла предложение ехать с нами. Её сопровождали сестра с поручиком Лановым. Их я тоже позвал — чтобы Ася уж наверняка согласилась ехать.

Признаюсь, в её приятном обществе поездка приобрела в моих глазах куда более привлекательный вид. И даже физиономия Сальваторе раздражала меня меньше обычного. Всё время перелёта мы с Асей беседовали обо всём на свете: начиная от обсуждения погоды, заканчивая спором касательно экологических проблем.