Сальваторе сидел весь багровый от злости. Левая его щека слегка подрагивала, и казалось — ещё чуть-чуть, и кожа на лице у него лопнет от возмущения и праведного гнева.

— Да как вы смеете?.. — Он поднялся и нервно провёл рукой по волосам. — С чего вы взяли, что можете говорить со мной подобным тоном?

— А с чего ты взял, что можешь просить меня позорить нашу семью?

— Да вы…!

Сальваторе пылал ненавистью ко мне, но счёл благоразумным сдержать её внутри себя. Он кинул на меня последний пропитанный ядом презрения взгляд и ушёл.

Я опустился на место и вздохнул. Ну как угораздило такое прелестное создание, как моя сестра, влюбиться в это недоразумение?

Не прошло и десяти минут, как Сальваторе, горя «праведным» гневом, покинул меня, как дверь кабинета будто выбили с ноги, и ко мне ворвалась Анна.

— Да что ты себе позволяешь⁈

— И тебе здравствуй, сестра.

— Сальваторе так талантлив! У него такой голос! Он мечтает служить искусству! Нет — он призван служить искусству! — Щёки девушки покраснели от избытка чувств.

— Очень рад за него, — сухо ответил я.

— Как ты можешь быть таким чёрствым? Ведь ты мог бы ему помочь с карьерой!

— Карьера! — выплюнул я, как ругательство. — Скакать по сцене он может сколько угодно, но я к этому позору руку прикладывать не собираюсь!

— Да что с тобой не так⁈ — вскричала Анна с истерическими нотками в голосе. — Почему ты так ненавидишь моего мужа? Я люблю его, я счастлива с ним! Ты можешь просто смириться с этим и начать воспринимать его, как члена нашей семьи? А в семье люди помогают друг другу, дорогой братец!

— Так. Во-первых, истерики закатывай мужу своему. Во-вторых, никогда больше не смей врываться ко мне без стука. В-третьих, закрой дверь с той стороны и хорошенько подумай над глупостями, которые ты мне наговорила.

Анна хотела что-то возразить, но не стала. Лишь фыркнула возмущённо и ушла, хлопнув дверью.

Возможно, я ошибся, и эта истеричная дура и её скудоумный муж-клоун не такая уж плохая пара.

Мы отобедали всей семьей, после чего мать попросила меня зайти к ней. Чует моё сердце, Анна наведалась к ней перед уходом, и сейчас матушка заведёт старую пластинку насчёт Сальваторе.

Я поднялся в покои матери.

— Я так рада, что ты жив… — Она с улыбкой коснулась моего лица, потом уселась в кресло у окна. — Одни вы у меня остались с Аннушкой…

— Как ты себя чувствуешь, мама?

— По всякому… здоровье уже не то, что в молодости.

— Ты и сейчас молода.

— Ах ты льстец! — улыбнулась она вновь. — Послушай, дорогой… наша семья серьёзно поредела, и мы должны держаться друг друга. Согласен?

— Конечно.

— Если в семье присутствует отчуждённость — тогда всё пропало. Этого нельзя допускать. Мы должны быть горой друг за друга.

— Мам, просто скажи: ты хочешь просить за Сальваторе? — мягко спросил я.

— Твоя сестра без ума от него.

— Да я уж заметил.

— И пусть он отличается от нас… пусть он со странностями… но он наш, понимаешь?

— Я бы с этим поспорил… — я запнулся, увидев, с какой болью на меня взглянула мать. — Я подумаю, мама.

— Спасибо, дорогой. Помни, что мы должны помогать друг другу.

Я поцеловал её в лоб и ушёл.

Похоже, этот Сальваторе так и останется занозой в заднице, пока я не пристрою его куда-нибудь. Я мог послать куда подальше и его самого, и Анну, но мать — не мог. Ради спокойствия этой уставшей от жизни женщины, к которой я отчего-то испытываю неподдельное, глубокое сострадание, мне придётся найти дело для нашего полудурка. К сожалению, в этом мать права — он уже наш, хочешь не хочешь, а с этим придётся смириться.

Ладно, найду ему такую работу, чтобы была более менее статусная, но не требующая от «гениального певца» особых усилий. Чем бы дитя не тешилось, лишь бы под ногами не мешалось…

Услышав стук в дверь, я оторвал взгляд от документов.

— Войдите.

На пороге моего кабинета возник Сальваторе.

— Входи, присаживайся.

Вид у парня был такой же напыщенный, но гонора всё-таки поубавилось с прошлого раза.

— Я был удивлён, получив ваше приглашение, Андрей, — сказал он с холодной вежливостью.

— Да я тут подумал… ты ж нам родной всё-таки, член семьи, — улыбнулся я, изо всех сил пряча насмешку. — Подумал я в общем над твоей просьбой… — Сделал нажим на последнее слово: — … помогу я тебе с карьерой…

Щёки певца вспыхнули, как у робкой девственницы от комплимента.

— … но скакать по сцене — это, пожалуйста, без меня, с этим я тебе не помощник.

— Но вы же сказали…

— Ты дослушай сначала. Я тебя продюсером сделаю. Будет у тебя свой центр продюсерский. Как тебе идея?

— Продюсерский центр⁈ — Горделиво-высокомерный налёт будто отодрали с Сальваторе, и взгляд его сделался почти подобострастным. — Это даже лучше, чем петь в Большом театре. Своё дело, свой бизнес… да, это определённо куда достойнее меня. — Я поспешил с выводами — к «гению» вернулась надменность, которая вновь как вторая кожа облепила его лицо.

— Центр будет небольшой, учти, — уточнил я, возвращая его с воздушного замка в реальность.

— «Продюсерский центр Сальваторе Амато» — более эффектного названия, кажется, не придумать, — растягивая слова, произнёс он, пропустив мои слова мимо ушей.

— Только я тебя сразу предупреждаю: юридически центр будет принадлежать нашей семье, ты будешь лишь фактическим его управляющим. Зарплату будешь получать хорошую, само собой, но фиксированную.

Сальваторе презрительно вздёрнул нос и процедил сквозь зубы:

— Я делаю это ради искусства, Андрей, а не ради наживы.

Я мысленно покатился со смеху, но вслух лишь сказал:

— Молодец, это похвально.

— Вы уже готовы сделать заказ, господин? — обратился ко мне официант, учтиво заглядывая в глаза.

— Я ещё жду даму, — отказался я.

Она появилась через пару минут.

— Прошу прощения, Андрей Андреевич, что заставила ждать.

— На самом деле это я пришёл раньше времени, — улыбнулся я. — Сделаем заказ, Инга Валерьевна?

Она кивнула. Я подозвал официанта.

— Мне, пожалуйста, салат из овощей с соком лимона, кокосовый пудинг с фруктами и облепиховый чай, — попросила Вольская, даже не заглядывая в меню.

Я заказал себе салат из осьминога и картофеля, утку в каком-то там соусе и кофе.

— Вы уже бывали здесь? — поинтересовался я.

— Люблю этот ресторан, у них хорошее диетическое меню.

Я едва удержался от того, чтобы закатить глаза и сказать, что с её фигурой диета лишняя. Тяжело, наверное, женщиной быть — поесть даже в своё удовольствие нельзя. Салатики эти жевать… бедняжки.

— О чём вы хотели со мной поговорить, Андрей Андреевич?

— Много девушек нашего агентства оставили работу, выйдя замуж за богачей?

— Не то, чтобы много, но есть такие, да.

— Это хорошо. У вас ведь есть возможность связаться с каждой из них?

— Что-то случилось, Андрей Андреевич? — В голосе Вольской появилась напряжённость.

— Ничего плохого. Мой… родственник, муж моей сестры, открыл продюсерский центр. Набирает молодые таланты. Певиц, актрис… желательно красивых, конечно. Есть у вас на примете такие, которые мечтали об артистической карьере?

— О, каждая вторая, господин Амато, — усмехнулась Инга. — Притом почти все они убеждены, что для успеха им не хватало лишь благополучно сложившихся обстоятельств.

— Вот и устроим им эти обстоятельства. Если, конечно, их мужья согласятся оплатить новое увлечение жён.

Я сидел напротив отца в его кабинете. Тут же был и Антонов, пригласили его на обед, а после поднялись к отцу выпить вина и поговорить. Рассказал им более подробно свой новый бизнес-план, который уже начал реализовываться.

— Клиенты будут сами платить за то, чтобы выступать на сцене? — уточнил адвокат.