Но здесь… на этом острове… всё было иначе. Не было никакого дерьма и грязи. Всё было таким цветущим, светлым, безоблачным… неправдоподобно безмятежным. Половина меня не верила в возможность такой жизни: казалось, что всё это просто фасад, до поры до времени прикрывающий ужас реальности. Но другая половина меня знала, что конкретно для меня и конкретно сейчас — это правда. Здесь и сейчас я могу просто наслаждаться жизнью. Здесь и сейчас мне не надо вгрызаться в глотки врагов. Не надо проливать ничью кровь. Не надо сеять кошмар на своём пути. Я не знал такой жизни. И самое странное — мне она понравилась.

Здесь Амато тоже были могущественными, крутыми мафиози. Но таких проблем, как в Петербурге, не испытывали. Три крупные сицилийские семьи поделили между собой остров и в зоны влияния друг друга не лезли. Амато принадлежал юг острова.

Первую неделю своего пребывания у родственников мы по большей части занимались изучением окрестностей: скалолазание, прогулки по виноградникам, по городу, изучение его достопримечательностей. Было увлекательно, весело и интересно.

Но нам с Асей надоело всё время шляться где-то и мы решили сменить занятия для разнообразия. Очень кстати Алберто — мой двоюродный брат, то есть брат настоящего Андрея, конечно же — позвал нас в гончарную мастерскую, принадлежащую семье.

Ах, да… родственники. Они оказались весьма приятными в общении людьми, нас с Асей встретили так, будто мы были самыми желанными их гостями. Да, меня очень подкупило их отношение к Асе — с ней обращались так, будто она была не просто моей знакомой, а невестой. Это слегка смущало саму девушку, а я лишь улыбался от удовольствия.

Главой семьи был Вико — старший брат моего отца. Высокому, худощавому старику было около семидесяти, но держался он, как король — величаво, с горделивой осанкой, со взглядом, исполненным достоинства и мужественности.

Младшим братом был Луиджи — лет на пять моложе отца. Полноватый, но крепко сложенный, с пышными усами, но лысой головой, маленькими глазами, которые остро впивались в собеседника. Он был, по словам всех членов семьи, лучшим поваром Сицилии. Именно его идеей было открыть небольшой бизнес — пиццерию. И она, кстати, процветала. Луиджи предложил нам с Асей посетить заведение и даже обещал научить готовить настоящую итальянскую пиццу.

У Вико было трое детей: Леон — старший сын и наследник рода, Алберто — управлял гончарной мастерской, и Алба — юная смуглая красавица с озорными тёмными глазами.

Жена Вико умерла несколько лет назад от болезни.

Луиджи так и не обзавёлся семьёй. Он занимался делами пиццерии.

Леон помогал отцу во всех серьёзных делах, часто уезжал из дома. Это был серьёзный мужчина лет сорока, редко улыбающийся и частенько угрюмый.

Алберто было не более тридцати, но по манерам я дал бы ему куда меньше. Он много шутил, острил, во многом проявлял беспечность, слишком легко относился ко многим вещам в жизни. У него три объекта обожания — гончарная мастерская, выпивка и женщины.

Алба, с одной стороны, была легкомысленна и ветрена, судя по поведению и речам, с другой — во многих её рассуждениях слышался острый ум.

Ася с ней подружилась. Они много времени проводили вместе, прогуливаясь и болтая о чем-то.

Мы приняли предложение Алберто посетить гончарную мастерскую.

— Много у вас бывает заказов? — спросила Ася у Алберто, когда мы доехали до мастерской и стали осматривать её.

Здесь были во множестве разнообразные вазы, кувшины, тарелки, чаши.

— Достаточно для масштабов города, мы в Сиракузах — единственные, кто этим занимается. Вообще под моим начальством тут работает два мастера, но сегодня я дал им выходной, чтобы создать вам более… интимную обстановку. — Парень хитро подмигнул Асе, та зарделась. — Хотите, научу лепить глиняные горшки?

— В можно? — Глаза Анастасии загорелись восторгом.

— Конечно!

Остаток дня мы провели в мастерской: Алберто учил нас обращаться с глиной, формировать её нужным образом, обжигать в печи.

Ася жаждала новых знаний и впечатлений и с готовностью устремлялась к ним. Глядя, как она придавала глине форму горшка, я думал, что она выглядит так, будто всю жизнь мечтала об этом дне.

Под конец дня Алберто ненадолго покинул нас, и мы с девушкой ощутили атмосферу той самой интимной обстановки, которую обещал нам парень.

Насыщенный день плавно перетек в уютный вечер, а затем и в тихую ночь.

Вообще наше существование здесь было таким умиротворённым, таким безмятежным, что я уже почти успел позабыть, что такое опасности. Впрочем, одно событие однажды всё же нарушило наш покой.

Это случилось ночью. Днём мы с Асей побывали в пиццерии, вечером сходили на танцы. Ложась спать, я и не подозревал, что ожидает меня впереди.

Мой крепкий сон был прерван криками.

— Что стряслось? — спросил я, спустившись вниз и потирая сонные глаза.

Вико хмурился, Луиджи метал гром и молнии, все остальные возмущались и негодовали. Ася стояла у дальней стены и в тревоге всматривалась в лица моих родственников.

— Сожгли! Пиццерию сожгли! — сообщил мне Луиджи, трясясь от ярости.

Предыдущий день

На следующий день после лепки глиняных горшков в гончарной мастерской мы с Анастасией отправились в пиццерию вместе с Луиджи.

— Я вас научу делать настоящую пиццу! — говорил нам по пути дядя, и с его уст эти слова звучали, как угроза.

Пиццерия располагалась в просторном, уютном помещении с большими окнами, в которые в изобилии лился солнечный свет.

Как шепнул мне Луиджи, когда рядом не было Федотовой, именно пиццерию Амато использовали, как зал для собраний семьи, когда надо было обсудить разные дела — дела, связанные с совсем иным бизнесом дома.

Луиджи научил нас делать идеальное тесто для пиццы. Пришло время для начинки.

— Господин Амато, — обратилась Ася к Луиджи, — вы не против, если я сделаю одну пиццу с ананасами, вторую с брокколи? Обожаю их, такой экзотический, необычный вкус получается!

— С ума сошла⁈ — вскричал дядя так, будто Ася предложила ему что-то совершенно невообразимое. — Нет, нет и нет! Мы будем делать «Маргариту»! Это золотой стандарт! Не нужно тут умничать, милая моя, и портить совершенное блюдо какими-то извращениями! Как вообще могла прийти в такую умную, красивую головку мысль так испоганить это прекрасное блюдо⁈ Это же варварство! Недопустимо! Вы оскорбили саму идеи пиццы, милая моя! За такое я бы убил любого! Сбросил бы с самой высокой горы в море с ногами в ведре, залитым цементом!

Ася в недоуменном смущении выслушала гневную тираду разъярённого повара и согласилась, что своими гастрономическими «извращениями» она займётся в другом месте и в другое время.

Луиджи ещё возмущённо фыркал некоторое время, но, увидев, как безупречно в итоге Ася справилась со своей пиццей (под чутким руководством повара, конечно), сменил гнев на милость.

— Вот! Вот это и есть настоящая пицца! Такой она и должна быть! А то напридумывали какие-то брокколи туда совать… — ворчал он, отправляя пиццу в духовку.

Вскоре мы убедились в том, что это действительно идеальная пицца. Вкусили её и отдали должное таланту Луиджи, как кулинара.

— А теперь я научу вас готовить ризотто! — заявил он, когда мы поели.

Точнее, ели в основном мы. Ася съела два куска, я четыре и всё равно остался голоден.

Луиджи принялся учить нас готовить ризотто. Но вскоре ему понадобилось уйти.

— Вы тут справитесь без меня? — спросил он, сурово глядя то на меня, то на Асю.

— Да, дядя, пиццерия будет стоять ровно в таком же виде, как и сейчас, — рассмеялся я.

Луиджи уехал.

Мы с Асей закончили с готовкой.

Сегодня пиццерия не работала: на этот раз дело было не в попытке создать интимную обстановку для нас, а в том, что Луиджи не хотел, чтобы мы путались под ногами у персонала пиццерии. Клиентов, по его словам, тут всегда бывало прилично.