— Я не пытаюсь вас подкупить, я говорю, что думаю.

— Тогда делайте это не столь банально.

— Девушки нынче сложные пошли — уже комплименты перебирают, — тихо рассмеялся я. — Настя, а почему вы…

— Прошу, только не Настя, — запротестовала она, активно жестикулируя руками.

— Что такое? — не понял я.

— Меня коробит от этого сокращения своего имени. Для своих я — Ася. Правда, милая сестрица всё равно зовёт меня Настей, и за это мне порой хочется её придушить. — Девушка закатила глаза.

— Ася, пожалуй, куда больше подходит вам.

Она вопросительно изогнула тёмные, с изящными изгибами брови.

— Незаезженностью.

Мы обменялись понимающими улыбками.

— Вы что-то хотели спросить…

— Почему вы учитесь на искусствоведа? — Потому что преклоняюсь перед Красотой, — обыденно ответила она, отправляя в рот ложку десерта.

— Образование ради самого образования?

— О, нет, я намерена строить карьеру по своей специальности.

— Похвально. С другой стороны, ваша семья достаточно состоятельна, чтобы вы не думали о деньгах. Да и завидных женихов к вам, полагаю, выстроилась целая очередь.

Я накануне свидания немного изучил информацию о семье Федотовых и узнал, что они — одни из крупнейших рантье Санкт-Петербурга: занимаются коммерческой недвижимостью и имеют с этого баснословную прибыль.

— Мои потенциальные женихи удивительно схожи меж собой — тем, что ужасно нравятся отцу, но жутко не нравятся мне. Зная себя, не удивлюсь, если однажду стану женой нищего уличного художника… тогда отец проклянёт меня и лишит наследства. Так что идея с карьерой — очень практична.

— Какая вы забавная, Ася, — восхитился я в очередной раз её вопиющей для леди дерзостью.

Взор мой легко скользил по городским видам, а умом я блуждал в своих мыслях.

Сергей — с водителем я ладил отлично: по нраву мне его мастерство и скромность манер — вёз меня в аэропорт: я полечу к месторождению алмазов под Норильском.

Проклятые насильники, которых я буквально окунул в дерьмо, оформили документ, передающий в моё владение половину акций с кимберлитовой трубки их горнодобывающей компании. Да-да, непосредственно мне, а не всей семье Амато. Когда оформлялся и подписывался договор, я очень торопился, подгонял ублюдков, и они, видимо, настолько обосрались от страха, что всё перепутали и передали акции лично мне. Ну, а я подумал, подумал, и решил, что так даже лучше. Пора мне уже обзаводиться собственным имуществом в этом мире.

Если бы акции принадлежали роду, я бы получил заниматься этим делом кому-то из людей, работающих на нас. Но раз владелец я, то захотелось мне лично побывать под Норильском.

Сергей, шофёр, лишь отвезёт меня в аэропорт, а остальные, кто ещё сопровождает меня, полетят со мной: я взял двоих телохранителей, секретаря, а также специально для этой поездки нанял двоих горных инженеров и аналитика, работающего в горнодобывающей отрасли.

За окном автомобиля проносились архитектурные сооружения — от величественных и фундаментальных до незатейливых, простых, унылых. Забавно было видеть какое-нибудь старинное роскошное здание, а через сотню метров от него — пиццерию с весёлой современной вывеской или огромный, дорогой, но совершенно бездушный торговый центр. Почему бездушный? Они все, как под копирку сооружены. Да, красиво, да, богато. Но не поражает ум, не заставляет замереть от трепета перед величием, сооружённым хрупкими человеческими руками. Старинная архитектура — это не просто монолитные, железобетонные конструкции, а настоящее искусство, в котором можно воплотить всё лучшее, что есть в человечестве — крепость духа, могущество, любовь к прекрасному, стремление к бессмертию.

Интересные мысли роились в моей голове касательно этого мира. Да, я люблю ретро-искусство, но когда речь идёт об условиях жизни — тут мне подавайте комфорт, а не красоту.

Я полагал, буду тосковать по своему старому, ностальгировать, горько сожалеть об утраченном… но я, напротив, не просто идеально вписался в новую реальность, но и всем сердцем привязался к ней. Мне определённо нравилась моя новая жизнь.

В этом мире меньше магии, зато развиваются технологии — и это с лихвой компенсирует недостаток магии. Я уже настолько привык к этому роскошному, быстрому автомобилю, в котором сейчас еду, что недоумеваю — как я обходился в старой жизни без этой скорости, без этого комфорта? Никаких тебе загнанных до изнеможения коней — бездушное, мёртвое железо не устаёт и может работать на тебя без продыху, разве что поломка какая случится, но это уже разговор другой.

А интернет? Телефоны, компьютеры? Это же совершенно иной уровень коммуникации и образования! В одном маленьком прямоугольнике, который помещается на ладони руки, хранится содержимое всех библиотек всего мира. Уцелевших, по крайней мере. Да, есть для непривыкшего человека в этом цифровом пространстве что-то пугающее, неуютное, но в целом технологии этого мира предельно облегчают жизнь, делают её куда более комфортной и приятной, чем жизнь в моём прежнем мире. И мне по нраву этот комфорт.

Добравшись до аэропорта я и моя небольшая делегация пересели на частный самолёт. Лететь около четырёх часов. За это время я решил вздремнуть.

В Норильске мы пересели в частный вертолёт, нанятый для нас заранее. Долетели до удобного для посадки места.

Была середина апреля — в этих краях ещё климатическая зима. −14 градусов температура воздуха и снег: мы все дополнительно утеплились по прилёту сюда.

Алмазное месторождение находилось в тундре, природа которой поражала ум величественностью и суровой красотой.

Нас встретили люди Звягинцевых. Передали документацию и улетели на своём вертолёте.

Я поручил аналитику заняться изучением бумаг, в том числе выявить риски этого дела. Секретарь остался с ним, а мы с горными инженерами отправились на прииск. Прошагали несколько километров.

Кимберлитовая труба была около пяти сотен в глубину и в километр диаметром. Эта колоссальных размеров воронка выглядела ужасающе притягательно. Вспоротое брюхо земли обладало диковинной, непонятной красотой — и пугающей, и манящей одновременно.

На прииске работало множество экскаваторов и грузовых машин. Маленькая часть рабочих была не в трубе, а на поверхности. Наше появление привлекло их внимание. Один из мужчин снял каску; судя по его расслабленным движениям, он уже закончил работу.

— Добрый день! — поздоровался я, подходя к нему.

— Здравствуйте! — кивнул он, острым взглядом впиваясь в меня, рассматривая моё лицо, одежду.

Я представился и объяснил причину своего появления здесь.

— У меня уже закончилась смена, я сегодня немного задержался. Если хотите, могу показать наш рабочий посёлок.

— Буду признателен.

Мои сопровождающие остались на прииске, чтобы заняться тем, для чего я их нанял — осмотреть месторождение, узнать о нём как можно больше.

— Как к вам обращаться? — спросил я у мужчины, шагая рядом с ним в направлении, противоположном тому, откуда мы пришли.

— Егорыч я, то есть Егор Соколов. — Он засунул сильные, испещрённые мозолями, руки в карманы рабочего комбинезона.

— Как вам тут работается? Тяжело, наверное?

— Не сказать, чтобы легко, — выдал смешок Соколов. — Летом ещё ничего, терпимо… да только лето это пришло — ушло, моргнуть не успеешь. А вот зимой да полярной ночью… м-даа… Сейчас вот тоже несладко приходится.

— Но зарабатываете, небось, неплохие деньги?

Егор странно крякнул. Я вопросительно взглянул на него.

— Да как сказать, господин… за такой труд сущие копейки…

Я удивился, но промолчал. Был уверен, что на подобных местах рабочие гребут деньги не то, чтобы лопатами, но сообразно тяжести своего труда.

Рабочий посёлок располагался в пяти километрах от кимберлитовой трубы. Тут же рядом была фабрика, в которой занимались сортировкой и чисткой алмазов.

— Сколько приблизительно там работает людей? — спросил я, указывая на фабрику.