— Защита природы, конечно, дело благородное, — говорил я. — Но в крайности впадать тоже не нужно, иначе это превращается в какое-то безумие. Вы, надеюсь, не из тех, кто на новый год ставит искусственную ель вместо живой? — шутливо спрашивал, поглядывая на реакцию девушки.

— Нет, это уж совсем глупость, ведь искусственные ели не разлагаются, — мотала головой она.

— А ещё при их производстве потребляется огромное количество электричества и воды.

— Я вообще не против разумной вырубки лесов — но именно что разумной. И самое главное: сколько вырубили — столько и посадите, а лучше — больше.

— Разумно, — соглашался я.

— Я люблю поддерживать разные экологические проекты, идеи которых разделяю. Вот, например, природный заповедник Васюганские болота в Сибири. Я за то, чтобы он сохранился в своей первозданной атмосфере. Как думаете?

— Это всё весьма похвально, Ася. А родные как относятся к вашему увлечению?

— Увлечению? — с негодованием вопрошала Федотова. — Я считаю это неотъемлемой и важной частью своей жизни, Андрей!

— Я ни в коем случае не хотел вас обидеть, вы большая молодец.

— Благодарю вас… родители считают, что я чересчур… груба для леди. Не то, чтобы по манерам, нет, я умею быть самим очарованием. Скорее, по характеру. «Асенька, тебе не хватает мягкости и изящества поступков», как любит поговаривать моя матушка. Они с отцом хотели бы видеть меня благопристойной дамой, женой какого-нибудь офицера, которая чинно расхаживает по своему дому, воспитывая детей и раздавая приказания прислуге… — Ася иронично улыбнулась, но уже в следующий миг в её глазах отразилась бесконечная нежность: — Я очень люблю их, Андрей. Знаете, в семье, наверное, так и должно быть: можно быть разными, можно спорить, можно чего-то не одобрять, но всегда знаешь, что к этим людям твоё сердце приковано навеки. Вопреки всему.

— А как вы ладите с сестрой?

— О, мы порой не выносим друг друга. Но это не мешает нам быть лучшими подругами.

Я, слушая эти речи, полные теплоты и любви к семье, всё больше и больше проникался глубокой симпатией к Асе, к тому, насколько она живая и настоящая.

Долетели мы без приключений. Заселились в самый элитный отель Милана.

Подошло время матча. Он проходил на стадионе Сан-Сиро.

Покопавшись в воспоминаниях Андрея, я узнал, что он увлекался футболом. Не сам играл, а смотреть любил. Вообще Андрей был не только машиной для убийства — таким его сделали воспитание отца, военная служба. Но за всем этим было много чего ещё. Например, в детстве Андрей отлично играл в шахматы. Можно даже сказать, что они были его страстью. Но князь не одобрял завышенного интереса сына к интеллектуальному занятию: мальчик должен быть умным, тем более отпрыск знатной семьи, но любые инструменты для оттачивания ума — это именно инструменты, а не самоцель. Так думал Андрей Николаевич Амато, и младший сын с ним соглашался. Но что он думал на самом деле — этого я из воспоминаний Андрея выудить не смог.

Матч каждым из нас воспринимался по-разному. Князь был искренне рад оказаться здесь и с интересом следил за игрой. Мать радовалась просто перемене обстановки, с любопытством разглядывала всё вокруг, наблюдала за людьми — она напоминала мне тяжелобольную, годами пролежавшую в четырёх стенах, но, наконец, вновь вышедшую на белый свет. Сальваторе оказался не поклонником футбола, он периодически зевал от скуки и тяготился, кажется, обществом Анны. Последняя восторженно, как малое дитя, радовалась тому, что попала заграницу. Лановой и Елена слишком увлечены были собой, так что для этой парочки, думаю, не так важно, где находиться — лишь бы вместе. Анна, как ни странно, с увлечением следила за матчем.

— Я всегда и во всём болею за своих, — улыбаясь, сказала она.

«Зенит» победил. Для всех, кто был, как было принято говорить среди молодёжи, «в теме», эта победа казалась очевидной, потому что «Зенит» до этого уже выигрывал пять раз подряд, и он был самым богатым футбольным клубом Европы. Кстати говоря, я узнал из воспоминаний Андрея, что наша семья — один из спонсоров клуба.

Я впервые в жизни видел футбол, но в процессе втянулся, заинтересовался процессом игры и искренне радовался вместе со всеми победе наших футболистов.

— Как красив ночной Милан! — восторженно произнесла Ася.

Мы шагали под руку по городу, на который лёг покров ночи. Родители поехали отдыхать в отель. Лановой и Елена тоже отправились на прогулку, но отдельно от нас. Анна хотела вытащить на прогулку своего мужа, но тот, подлец такой, отказался, сославшись на головную боль. Уверен, он просто не хочет проводить время с Анной.

Ася права — город восхитителен. Ночные огни придавали его великолепной архитектуре особенную прелесть, её объёмные очертания виделись несколько иначе, красота завораживала.

Спортивные болельщики — «тиффози», что значит «фанаты» — всплыла из памяти Андрея информация — попадались нам то тут, то там. Одна изрядно выпившая компания решила, как выражалась молодёжь в этом мире, докопаться до нас.

Настоящий Андрей Амато знал итальянский язык, поэтому я понимал всё, что говорили парни, а вот Ася почти ничего не понимала.

— Что они от нас хотят? — спросила она с беспокойством.

— Не вмешивайтесь, я разберусь, — ответил я.

А хотели уроды Асю. Шесть ублюдков плюс-минус моего возраста. Двое прицепились ко мне, что-то там пьяно бормоча, а четверо пытались схватить и облапать девушку. Увидев это, я ощутил, будто что-то щёлкнуло у меня в голове.

Я быстрым ударами разбросал двоих и кинулся к Асе. Она кричала, но активно сопротивлялась, защищала себя. Одному уроду врезала ногой в промежность, тот, охнув от боли и покрывая Асю отборным итальянским матом, согнулся пополам.

Я ребром ладони ударил в горло одного. Врезал в висок второму. Телекинезом отбросил на несколько метров третьего.

Один из ублюдков накинулся на меня сзади, я ударом локтя сшиб его с себя. Повернулся — удар в лоб. Тот упал. Я ещё пару раз врезал ему.

Ещё один попытался сбить меня с разбегу с ног, но я отскочил. Ударил его ногой в корпус, тот отлетел и упал.

Я бил и бил их, пока те не стали обливаться кровью и проваливаться в забытье.

Где-то на периферии сознания истерически билась мысль, что если я сейчас не остановлюсь — это закончится бойней.

Я услышал истошный вопль Аси — и меня будто током ударило. Я распрямился. Взглянул на ободранные, исцарапанные руки.

Ася кинулась ко мне и повисла у меня на руке.

— Ты убьёшь их, Андрей! — Её голос был полон ужаса и страха — за этих уродов, которые хотели её изнасиловать.

— Прости, — пробормотал я. — Я только хотел защитить тебя. Кажется, слегка перестарался.

Мы услышали звук полицейских машин. Карабинеры — всплыло из памяти Андрея.

Тёмные машины остановились. Стражей порядка в чёрных формах было много. Они все приехали ради меня одного? Какая честь! Я не мог не иронизировать хотя бы мысленно.

Мне предъявили обвинение в драке. Нас увезли в тюрьму — Асю тоже.

Оказывается, пока я мутузил одних тиффози, она умудрилась одному из них едва не выбить глаз. Каблуком туфельки. Чудом уцелевший глаз парня не открывался — фингал был на половину щеки. Я едва сдержал улыбку — эта девушка не робкого десятка. Ещё больше меня поразило то, что, поставив фингал парню, Ася тут же вылечила его — на щеке осталось лишь покраснение. Да уж, девушка она своеобразная.

Нас привезли в участок.

— Так уж и быть, сидите до утра в одной камере, — смилостивился над нами карабинер.

Наверное, его разжалобил вид Аси, крепко держащей меня за руку. Решил, что мы возлюбленные.

Оказавшись с девушкой за решёткой, я рассмеялся.

— Вы находите наше положение смешным, Андрей? — спросила она сурово, но в голосе её слышался намёк на улыбку.

— Мы с вами в таком месте… я-то ладно, но вы — такая утончённая леди… в итальянской тюрьме… Ох, простите меня, Ася, но ситуация вышла презабавная.