Храбры переглянулись. Один из них приблизился к Плоскыне, тронул за окатистое плечо.

- Слышь, берендей, - как бы невзначай обронил он негромко, но со значением. - Ты язык-то попридержи… А то укоротим язык-то…

- Бес?.. - взвыл Шумок, присевши. - Это кого же из нас он кочергой употчевал?.. Ахтака он употчевал, вот кого!.. А ты мне - указ! Да что мне твой указ?.. Коли нет души, так что хошь пиши!.. А сам ты это видел? Ты там был?.. - И Шумок с треском рванул ожерелье [61] рубахи. - Я там был!.. И Кудыка там был!.. Ну и где теперь Кудыка? Звери лесные съели… Докука был!.. Где теперь Докука?..

Вновь послышались бабьи всхлипы и причитания:

- Ой, лишенько-о… - Голос был вроде бы Купавин.

- Знала б кого - коромыслом убила…

По тому берегу Вытеклы медленно полз с верховьев зольный обоз. Снег сошел, и головастые лошаденки еле тащили волоком груженые доверху сани. Судя по тому, что коробов было семь, а возчиков всего пять, это возвращались с Теплынь-озера те самые сволочане, которых древорезы сперва прибили, потом приодели. На сей раз обозники выбрали кружной путь, подале от слободки, то ли избегая встреч с теплынцами, то ли просто надеясь пройти через княжьи земли беспошлинно.

Надежда не сбылась: из-за бурелома выступили трое храбров и сделали им знак остановиться. Один принялся толковать о чем-то с вожаком обоза, а двое других побежали зачем-то шарить в санях и тыкать сабельками в золу. Однако мало кто глазел на них с этого берега. Не до того было…

- Ой, лишенько…

- Лишенько?.. - неистово вскричал Шумок, сорвал шапку и, осмотрительно выбравшись на сухое, метнул под ноги. - Врешь, Купава! Главное-то лихо еще впереди!..

Народу вокруг собиралось все больше и больше. Дурак - он давку любит…

- Эка! Невидаль!.. - надсаживался никем не останавливаемый Шумок. - Ну, загнали в лес Кудыку! Ну, Докуку в бадью кинули! Ну, Шумка завтра затопчете - за правду!.. Новые народятся!.. А вот ежели царь на князюшку нашего опалу положит - вот оно, лишенько-то! Вот когда взвоете!..

- Дык… - ошеломленно молвил Плоскыня. - Зачинщиков-то кто велел выдать?.. Сам князюшка и велел…

Воззрился на беспокойно шевельнувшихся храбров и продолжить не дерзнул.

- Навет! - Шумок вскинулся на цыпочки. - С той самой лютой битвы князюшка личика своего не казал!.. А про зачинщиков нам по-письменному прочитали!..

Толпа всколыхнулась, загомонила растерянно:

- А и правда, братие!..

- Как не видели? А на пиру в боярском тереме?.. Вон Брусило видел - через ограду…

- Да в тереме - что в тереме? Раньше-то князюшка что ни день в слободку наезжал!..

- Неужто под стражей держат?..

- Эй, храбры! Чего молчите? Что с князюшкой нашим?

Храбры помялись, совсем поскучнели.

- Да ни под какой он не под стражей… - нехотя отозвался старый седатый храбр, именем Несусвет. - Гневается на него царь-батюшка, это верно… Вот и кручинится князюшка-то наш, сам из горницы не выходит…

- За вас, мохнорылых, сердечко надрывает! - со слезным звоном в голосе пояснил Шумок. - Ночами, чай, не спит!.. Вот так, теплынцы! Были княжьи, станем царские…

- Да ты что такое говоришь-то? - опомнившись, взревел законолюбивый Плоскыня. - Мы и так от роду царские!.. Бей его, берендеи!..

Древорез кинулся на смутьяна и, к удивлению своему, впервые поддержан не был. Мало того, справа его оплели по уху, слева огорчили притузком, потом умелым взмахом коромысла положили в грязь и принялись охаживать чем ни попадя. Плоскыня был настолько ошарашен, что даже не отбивался. Но тут, смекнув, что может лишиться мужа, заголосила Купава, и храбры со вздохом сожаления двинулись вперевалочку к месту расправы. Помятого Плоскыню отняли, поставили на ноги и, прочистив ему затрещиной мозги, стали вязать как зачинщика смуты.

Расплескивая полозьями весеннюю жижу, подлетели влекомые крепкой чалой лошадкой легкие санки.

- Тпрру!.. - Седок откинулся, натягивая вожжи. Ворот - козырем, горлатная шапка… Боярин.

- Чурилу с Нахалком видел кто-нибудь? - Блуд Чадович был не на шутку встревожен.

Храбры опешили, призадумались. Стоящий простоволосо народ насторожил уши.

- Да намедни в гридницу боярышня приходила… - осторожно покашливая, отозвался старый седатый храбр. - Вроде идти куда-то мыслила… Ну и, стало быть, велела сопровождать… А потом - даже и не знаю… Что-то не видать ни того, ни другого…

- Сопровождать велела?.. - Боярин насупился. - А почему им?

Храбр покряхтел, помялся.

- Да насчет Докуки пытала… - признался он с неохотою. - Ну, того, что сечь тогда собирались… А Чурило с Нахалком, вишь, возьми да и скажи: знаем, гуляли, мол, с ним вместе…

- А ну отыскать мне сей миг обоих!.. - гаркнул боярин, наливаясь кровью. - Хоть из-под земли, а достать!.. И вы тоже ищите!.. - обернулся он к слобожанам.

Храбры бросили недовязанного Плоскыню и побежали, чавкая сапожищами, кто куда. Люд поспешно нахлобучил шапки и тоже рассеялся. Заливисто ржанула чалая лошадка, унося по грязи боярские санки. На истоптанной в слякоть улочке остались трое: Шумок, Плоскыня да жена его Купава, взвывшая вдруг пуще прежнего.

- Молчи, дура!.. - покряхтывая от принятых беспричинно побоев, в сердцах бросил ей Плоскыня. - Как ни надседайся, а доброй свиньи не переголосишь!..

Купава примолкла, подняла вывалянные в грязи бадейки и, вздевши их на коромысло, нетвердо двинулась к Вытекле.

- Ой, лишенько… - всхлипнула она напоследок.

- Да не убивайся ты так, - заметил Шумок, наблюдая, как Плоскыня, обиженно сопя, оглядывает испачканную одежку. - Грязь - не сало, потер - и отстало… Пойдем-ка лучше, брат, кружало навестим…

- Да не на что, - буркнул Плоскыня. - Третий уж день никто берендеек не заказывает…

- А угощу! - И подброшенная с грязной ладони кувыркнулась, сверкнула в воздухе серебром греческая монетка.

- Да ты разбогател никак? - вытаращился на Шумка Плоскыня.

Тот лишь осклабился и шало подмигнул в ответ.

- Поколе за правду платят, - загадочно изрек он, - потоле она и жива!..

- Али моя плешь наковальня, что всяк в нее толчет?..

С перекошенным личиком Лют Незнамыч метался по клети и потрясал кулачонками перед вежливо отклоняющимся Чурыней, а один раз чуть было даже не пнул с досады хитрый резной снарядец, снятый со стола и задвинутый в угол.

- И это волхвы? - в ужасе вопрошал он. - Это кудесники?.. Какая-то девка приходит среди ночи, вяжет обоих…

- Да девка-то - боярская племянница, - весь пожимаясь от неловкости, вступился было за кудесников хмурый немилорожий Чурыня. - Храбров с собой привела…

- Чурыня!.. - Розмысл вне себя топнул ножкой. - Да ты… Ты послушай, послушай сам, что говоришь-то!.. Храбров на капище привести! Волхвов связать!.. Это же всякого страха лишиться надо!.. Раньше кудесник, бывало, только посохом стукнет, а у берендеев уже и поджилки дрожат… Распустил ты людишек, Чурыня! Распустил!..

- Ну, неправда твоя, Лют Незнамыч! - обиделся сотник. - Да разве же я над волхвами поставлен?.. А на погрузке у меня все по струнке ходят…

- По струнке? А этот твой брылотряс?.. Как его хоть зовут-то?..

- Воробей… - нехотя отозвался Чурыня.

- Да что у тебя там птичник, что ли? - пронзительно завопил Лют Незнамыч. - Воробьи, Соловьи всякие!..

- Воробей - мой… - Упрямо набычившись, Чурыня гнул свое. - А за кудесника я не в ответе…

Розмысл его однако не расслышал - уши, видать, заложило от собственного крика.

- Почему у Родислава Бутыча на участке порядок? - малость уже подзадохнувшись, продолжал он. - Почему у Завида Хотеныча никогда ничего не стрясется? Почему у нас одних такая неразбериха?.. На голову сторожу девка с голым огнем спускается, а ему и невдомек!.. Спал твой Воробей? Говори: спал?..