- Да не спал он, Лют Незнамыч! Опешил просто… Обратно-то, чай, в колодец бадью не запихнешь!..

Розмысл замолчал, отдуваясь и ворочая глазами. Приходил вроде в себя…

- Ладно… - рек он наконец, садясь за стол и судорожно раздвигая грамоты и берестяные письма. - Загадал ты мне, Чурыня, загадку… Давай раздумывать. Людей поднял?

- Поднять-то поднял… Даже со ската снял… Вода-песок наготове… А вот близко подходить пока не велел…

- Почему?

- Увидит - всполошится… Ткнет с перепугу огнем в поленицу - склад разом и полыхнет…

- Может, оно и правильно… - пробормотал розмысл, тревожно оглаживая выпуклую плешь. - А что, ежели так? Заговорить ей зубы - да и того… Светоч отнять, а саму - сюда, к нам?.. На раскладке тоже народишку маловато…

- Там еще храбры наверху? - мрачно напомнил Чурыня.

- Много?

- Двое… И погорелец к ним какой-то прибился…

Лют Незнамыч досадливо прицыкнул и ущипнул себя за реденькую бороденку.

- Ну, а что они могут-то, храбры? - раздраженно осведомился он. - Ушла девка в навий мир. С кого тут спрос?..

- Так она же Блуду Чадовичу племянницей доводится! А он нам съестные припасы поставляет… по царскому указу… Уж этот-то сразу смекнет, с кого спрос…

Розмысл взялся за плешь обеими руками.

- Выпустить людей через соседний колодец?.. - без особой надежды в голосе предположил он. - Подобраться к капищу до света, напасть врасплох - и в бадью всех троих с этим… с погорельцем?.. Или кто-нибудь еще знает?..

- Девкам сенным она сказала… - со вздохом ответил Чурыня. - Если не врет, конечно…

- Худо!.. - Лют Незнамыч сорвал кулачки с плеши и стукнул в стол. - Завтра, почитай, всей слободке ведомо станет… А уж боярину - в первую голову…

Дверь приоткрылась, и в клеть просунулись встрепанные патлы обезумевшего мужичонки.

- Лют Незнамыч, - проскулил он, вылупив наслезенные глаза. - Там боярышня бесится… Поджигать хочет…

Розмысл стер его единым взором и, болезненно покряхтывая, поднялся с лавки.

- Ну что ж… - процедил он. - Когда ни умирать, а день терять… Надо идти…

Вдвоем с Чурыней они вышли и двинулись подземным переходом, ставшим теперь еще теснее от полных песком тележек и бочек с водой. Мужичонка Воробей семенил следом. Шарахались с дороги серые тени, работный люд вжимался в пыльную каменную кладку, уступая начальству путь. Кругом шушукались, перешептывались тревожно.

- Лют Незнамыч, да ты только прикажи! - внятно вызвался кто-то из густой тени. - Мы ее мигом утихомирим!..

Розмысл только фыркнул в ответ, а когда миновали толчею, бросил сердито через правое плечико:

- А этот твой… Докука… Он ведь у тебя уже второй день на погрузке… Ну и как он там?

- Ох, не спрашивай, Лют Незнамыч!.. - отозвался Чурыня страдальческим голосом. - За такого Докуку этому Соловью голову бы оторвать по самые плечи!.. Прошел разок с тачкой - сразу заныл, запричитал, хромым представился… Смотрю: а он уже на раскладке, с бабами болтает… - Сотник покашлял смущенно и признался: - Я уж грешным-то делом думаю: может, и впрямь отдать его?..

Розмысл недовольно посопел.

- Нет, просто так отдавать не годится, - буркнул он. - За два дня он тут много чего углядел. Умы начнет смущать… А вот не согласится ли боярышня, ежели мы его наверх отпущать почаще будем?..

- Сбежит, - решительно перебил Чурыня. - Тут же сбежит, по роже видно… Да и прочие роптать примутся. Работает-де по конец пальцев, а отпущать - отпущают… Нешто справедливо?

Но тут беседу пришлось прервать, потому что впереди затрепыхалось алое смоляное пламя. Высоко подняв светоч, Шалава Непутятична напряженно всматривалась в кромешную темноту подземного перехода, и ее чумазое, как у погорелицы, личико было весьма решительным. Пожалуй, Воробей кликнул начальство как раз вовремя. Еще мгновение - и пришлось бы пустить в ход песок и воду…

Однако стоило красноватым отсветам заплясать на выпуклой плеши и несколько отвислых брыльях розмысла, как боярышня попятилась в изумлении и чуть не выронила светоч.

- Лют Незнамыч?.. - не веря, вымолвила она. - Да когда же ты помереть успел-то?..

Впервые боярышня Забава увидела Люта Незнамыча еще будучи отроковицей, и уже тогда поняла, что берендей он непростой. Да и не она одна… Челядь теремная все языки поистрепала, гадая о происхождении и достоинстве странного гостя. Для них это был вопрос далеко не праздный: поклонишься как-нибудь не так или чарой невзначай обнесешь - и милости просим на широк двор к той лошадке, где седока погоняют. В какое бы время года ни появлялся Лют Незнамыч в боярских хоромах, был на нем неизменный дорожный терлик [62], обширную выпуклую плешь гость прикрывал скудно украшенной тафьей [63], а ежели случалось ему выйти на высокое резное крыльцо, то поверху водружался еще и меховой колпак. В горлатной шапке Люта Незнамыча никто никогда не встречал, из чего следовало, что не боярин он и не княжеских кровей… Хотя вон, с другой стороны, и Столпосвят, известный душевностью своею и простотой, ради близости к народу тоже отродясь горлатных шапок не нашивал.

Однако, приметив вскоре, что боярин величает Люта Незнамыча по изотчеству, холопья вмиг пометили сие на ногте и почести стали воздавать, как воеводе, хотя сам Лют Незнамыч этого, кажется, и не заметил. Так что, ежели перед ним ломали шапку несколько лениво и без должного трепета, вольность сходила с рук.

И все же челядь продолжала боязливо шушукаться. Непонятно было, к примеру, каким образом он вообще попадал в терем, минуя ворота. Ни саней, ни лошади его конюхи и в глаза не видели. Обыкновенно бывало так: боярин уходил в бездонные свои погреба, а возвращался уже с Лютом Незнамычем, после чего оба поднимались в горницу и такие беседы вели, что впору князю о том донести. А то и царю-батюшке…

И ведь донесли однажды. Квасник Нежата донес. Высек его раз боярин, так он, Нежата, нет чтобы поблагодарить премного за науку - побег князюшке на благодетеля своего сказывать. С тех пор и сгинул, а больше охотников не нашлось…

А про погреба про те тоже много шептаний шло. В боярские хоромы текли подати со всей слободки и окрестностей: жито, мед, пушнина всяческая - и похоже, что оседали там навечно. Так ни единого обоза и не отрядил боярин за Мизгирь-озеро к царю-батюшке. Потому и нарекли его погреба бездонными, хотя дворня, сносившая в них съестные припасы и прочее добро, клялась тресветлым нашим солнышком, что есть там дно, есть. Кирпичен мост [64]. А вот куда все потом из погребов девается - неясно…

Исчезал Лют Незнамыч столь же внезапно и таинственно, как и появлялся. Подозревали в нем кудесника, великого волхва и, получается, почти угадали… Однако бери выше… Или ниже, раз уж речь повелась о навьем царстве… Да впрочем как ни бери, а все равно выходило, что Лют Незнамыч и под землей ни перед кем шеи не гнет…

- И впрямь боярышня… - мрачно молвил он, присмотревшись к Шалаве Непутятичне. - А я уж думал: нарочно соврала… Ты что же это творишь, Забава? У нас там давно прокатка должна идти, а ты тут, понимаешь, всех людей на себя стянула!.. Хочешь, чтобы солнышко опять не взошло?..

- Да катись оно по кочкам, ваше солнышко!.. - зло отвечала боярышня розмыслу. - Почто Докуку мово под землю упрятали?..

Розмысл отвернул нос, закашлялся.

- Давай-ка так, Забава… - недовольно сказал он. - Ты светоч-то притуши, притуши… Нельзя здесь с голым огнем… Храбрам своим вели, чтобы кудесников развязали, и пойдем потолкуем. - Взглянул на боярышню и предостерегающе вскинул ладошку. - Не перечь! Скоро, я так понимаю, и дядюшка твой сюда нагрянет…

- Сюда?! - ужаснулась Шалава Непутятична. - Ой!..