Я отбрасываю одеяло.

— Пойди найди Фелисити. Нам всем придется поучаствовать…

Мы вместе разрабатываем план. Все усилия мы направляем на Бригид. Я заставляю ее поверить, что мы обе — и я, и Энн — слегли с ежемесячным недомоганием и нас нельзя беспокоить. Бригид будет повторять это весь день, потому что я весьма старательно вбила ей в голову нужную мысль. И, конечно, Фелисити на свой лад приукрасит сказочку, как это в ее обыкновении, пока все до единого в школе Спенс не проникнутся идеей и не станут бояться даже близко подойти к двери нашей спальни. Но все это требует времени, и когда мы наконец выходим из лондонского поезда и ловим кеб, чтобы доехать до Пиккадилли, мы опаздываем на целый час. Мы, задыхаясь, мчимся к театру, но когда добегаем до места, Чарли Смоллз уже уходит. С ним еще какой-то мужчина.

— Ох, нет! — в ужасе вскрикивает Энн. — И что мне делать?

Я на секунду испытываю соблазн повлиять на часы или разгромить мостовую… но нахожу идею получше. Это ведь выступление Энн. Так пусть сама и действует.

— Делай, что необходимо, — говорю я.

— Мистер Смоллз! — кричит Энн.

Чарли Смоллз всматривается в нас. Он переводит взгляд с Энн на меня, и наконец в его глазах что-то вспыхивает.

— А, вы — подружка мисс Уошбрэд, не так ли?

— Да, верно, — киваю я. — А это еще одна моя подруга, мисс Брэдшоу.

Мужчины касаются полей шляп.

— А что же случилось с мисс Уошбрэд? Мистер Кац и мисс Тримбл ждали ее, но она так и не явилась.

Щеки Энн вспыхивают.

— Она сбежала.

Чарли Смоллз кивает с усмешкой:

— А, так она вышла замуж? Мисс Тримбл именно это и предполагала. Надо же, оказалась права!

— Я прочла ваше объявление в альманахе «Эра», — говорит Энн. — Мисс Дойл утверждает, что вы очень талантливы.

Лицо Чарли Смоллза светлеет.

— О, это волнующе, правда? Мой первый музыкальный спектакль, премьера — в театре Гайети в июле. «Веселые девушки».

— А я — исполнительница, — говорит Энн так тихо, что ее трудно расслышать сквозь грохот экипажей и топот конских копыт. — Мне бы хотелось спеть для вас.

Спутник Чарли оглядывает Энн с головы до ног. И подталкивает Чарли в бок.

— Не слишком выгодная внешность.

— Это «Веселые девушки», а не «Потрясающие красотки», Тони! — шепчет в ответ Чарли, и я пугаюсь, что Энн воспримет это как оскорбление и сбежит.

— Да, я действительно не потрясающая красотка, — спокойно говорит Энн. — Но я умею петь так, что вам это понравится. И декламировать тоже.

— Не обращайте на него внимания, — говорит Чарли. — Он не хотел вас обидеть, мисс. Вы на меня посмотрите, на мои здоровенные уши и нос рубильником!

Он дергает себя за нос.

— В объявлении было сказано — «от полудня до трех часов», — снова вмешивается Тони, поглядывая на карманные часы. — А уже больше четырех, почти половина пятого.

— Извините, — говорит Энн. — Мы не могли найти кеб, и…

— Но другие девушки явились вовремя, — продолжает Тони. — А теперь мы идем в паб. Хорошего вам дня.

— Извините, мисс, — говорит Чарли, касаясь полей шляпы. — Надеюсь, вы придете на мое представление.

— Да, спасибо… — бормочет Энн, опустив голову.

Мужчины проходят мимо, и лицо Энн превращается в привычную бесчувственную маску, и я знаю, что это такое. Она сдалась. Она вернется в поместье своей кузины, к пыткам маленькой Шарлотты и назойливости Кэрри. И я ничего не могу изменить, я начинаю злиться.

— Мистер Смоллз! — вдруг окликает уходящего Энн, изумляя меня.

Она догоняет его.

— Я спою для вас здесь. Прямо сейчас!

Глаза Чарли округляются.

— Что, на улице?

— Нет времени лучше настоящего, мистер Смоллз, — возражает Энн.

Он смеется.

— Вы говорите прямо как мистер Кац.

— Да она просто чокнутая. Идем лучше в паб, приятель!

Тони тащит Чарли за рукав. Но Чарли складывает руки на груди.

— Отлично, мисс… простите, забыл ваше имя.

— Брэдшоу, — решительно отвечает Энн.

— Отлично, мисс Брэдшоу.

Он жестом указывает на прохожих.

— Зрители ждут. Позвольте нам вас услышать.

Собирается небольшая толпа, чтобы полюбоваться, как юная леди поет, стараясь заработать на жизнь, перед двумя импресарио, — прямо на улице Вест-Энда. У меня загораются щеки, и я не представляю, как Энн удастся пропеть хотя бы одну ноту. Но она поет, да так, как не пела никогда прежде.

Звуки чисты, как всегда, но еще и полны какой-то новой силы. В ее голосе появились мягкие переливы, берущие прямо за сердце. Песня Энн рассказывает мне историю. О том, что поет сейчас совершенно новая Энн. И когда она заканчивает, толпа откликается свистом и криками — и это как бальзам на душу для любого артиста.

Чарли Смоллз широко улыбается.

— Забавно, но вы поете очень похоже на мисс Уошбрэд, только лучше! Тони, я думаю, мы нашли одну из наших радостных девушек!

И даже неприветливый Тони одобрительно кивает.

— Репетиции начинаются в конце мая, двадцать пятого числа, в театре Гайети, в два часа — и именно в два, ровно!

— Я не опоздаю, — обещает Энн.

— Надеюсь, вы не сбежите и не выйдете замуж, как мисс Уошбрэд? — поддразнивает ее Чарли.

— Ни за что в жизни, — отвечает Энн с улыбкой, и она сейчас куда прекраснее, чем целый десяток Нэн Уошбрэд.

Вся школа Спенс полностью погружена в подготовку к костюмированному балу, который состоится завтра вечером. Нанята целая армия прислуги, чтобы отполировать до блеска нашу старушку-школу, как будто она сама намерена выйти на ярмарку невест. Ковры вытащены на заднюю лужайку, где их колотят до тех пор, пока в них не остается ни единой пылинки. Полы отскребают и натирают воском до ослепительного блеска. Начищаются каминные решетки. Все укромные уголки и закоулки избавляются от пыли. Миссис Найтуинг носится по школе так, словно ожидает приезда ее величества, а не небольшой компании родителей и опекунов.

Она выставляет нас за дверь — из страха, что мы можем своим дыханием запятнать безупречную чистоту комнат школы, — и это всем очень нравится, потому что день стоит на удивление чудесный. Мы устраиваемся на зеленеющем берегу речки. Нам позволено снять ботинки и чулки и побегать босиком по прохладной траве, и это само по себе уже истинное блаженство.

Чуть дальше на пологом склоне водружен наскоро вытесанный майский шест. Младшие девочки со смехом носятся вокруг него в разные стороны, кое-как водрузив на головки цветочные венки. Девушки постарше, более серьезные, бранят их, сами при том стараясь заплести безупречные косы из праздничных лент. Они то и дело снова их расплетают, переделывают, но наконец майский шест одет в яркий многоцветный наряд.

Фелисити, Энн и я не спеша идем по траве к обрыву, нависающему над речкой, маленькой родственницей могучей Темзы. Миссис Найтуинг умно поступила, отпустив всех к реке, потому что здесь сейчас невероятно хорошо, все берега покрыты мхом и молодой травой. Мы с Энн погружаем ноги в холодную воду, а Фелисити собирает букетик цветов. Подол ее платья запачкан пыльцой.

— Я теперь помечена, — смеется она, садясь наконец рядом с нами. — Фиалку?

Энн отводит в сторону хрупкий цветочек.

— Если я приколю это к волосам, все подумают, что я не собираюсь выходить замуж. Фиалки именно это означают.

Фелисити, не обратив внимания на ее слова, втыкает фиалку в свои очень светлые волосы, и цветок вспыхивает на их фоне, как маяк.

— Раз уж миссис Найтуинг позволила мне присутствовать на балу, я должна обзавестись костюмом, — говорит Энн. — Я вообще-то думаю, что появлюсь в роли леди Макбет.

— М-м-м… — мычу я.

А сама поглядываю на девушек, резвящихся у майского шеста, а потом и дальше, в сторону цыганской стоянки. Но я не видела Картика с той самой ночи в лесу. Фелисити щекочет фиалкой мой лоб, как будто по коже ползет паук, и я визжу, что веселит всех сверх всякой меры.