Всадницам подают сигнал, и они срываются с места. Лошади поднимают облака пыли, несясь по дорожке, но пыль не может скрыть страсть к победе, написанную на лицах дам, яростное стремление в их глазах. Они желают победить. Лошадь Люси Фэрчайлд первой пересекает линию финиша. Саймон спешит поздравить ее. Разгоряченная соревнованием, Люси вся покрыта пылью. Ее глаза горят. И это удваивает ее красоту. Но при виде Саймона она быстро гасит откровенные чувства; ее лицо меняет выражение, становясь милым и застенчивым, и девушка нежно гладит гриву кобылы. Саймон помогает ей спуститься на землю, и хотя она прекрасно могла спешиться сама, она принимает его руку. Это нечто вроде балетного номера, безупречно исполняемого парой танцоров.
— Поздравляю, — говорю я, подхожу к ним и протягиваю Люси руку.
— Мисс Дойл, позвольте представить вам мисс Люси Фэрчайлд из Чикаго, штат Иллинойс.
— Как поживаете? — с трудом произношу я.
Я ищу в ее лице хоть какой-нибудь изъян, но не нахожу. Она воистину прекрасная роза.
— Мисс Дойл, — ласково говорит Люси. — Как это приятно — познакомиться с одной из подруг Саймона!
Саймон. Так фамильярно…
— Вы прекрасная наездница, — говорю я.
Люси склоняет голову.
— Вы слишком добры. Я всего лишь посредственность.
— Джемма!
Я с облегчением вижу Фелисити, направляющуюся к нам. На ней маленький бархатный чепчик, украшенный букетом шелковых цветов. Чепчик самым чудесным образом обрамляет ее лицо.
— Вот и проблемы надвигаются, — бормочет Саймон, продолжая улыбаться.
Фелисити тепло приветствует меня.
— С Пасхой! Тебе не кажется, что служба тянулась целую вечность? Честно говоря, я вообще не понимаю, зачем нужно сидеть в церкви. Привет, Саймон, — говорит она, намеренно забывая о правилах приличия. — Отличная шляпа. Стащил у оркестрантов?
— С Пасхой, мисс Уортингтон! Не затруднит ли вас сообщить мне, когда именно леди Маркхэм будет устраивать вечер в вашу честь? А то, боюсь, моя матушка об этом даже не упомянет.
Глаза Фелисити вспыхивают.
— Скоро, я уверена.
— Разумеется, — кивает Саймон, победоносно улыбаясь.
— Саймон, я не уверена, что ты знакомил меня со своей очаровательной спутницей, — мурлычет Фелисити, обращая всю силу своего обаяния на Люси Фэрчайлд.
— Нет, не знакомил.
— Саймон… — смиренно шепчет Люси.
Я вмешиваюсь.
— Фелисити, это мисс Люси Фэрчайлд. Мисс Фэрчайлд, позвольте представить вам мисс Фелисити Уортингтон.
— Как поживаете?
Люси протягивает руку, и Фелисити крепко ее пожимает.
— Мисс Фэрчайлд, рада знакомству. Вы просто обязаны разрешить нам с мисс Дойл позаботиться о вас, пока вы в Лондоне. Я уверена, Саймон… мистер Миддлтон и сам захочет, чтобы мы с вами по-настоящему подружились, не так ли, Саймон?
— Вы очень добры, — отвечает Люси Фэрчайлд.
Фелисити сияет, довольная, и Саймон едва заметно кивает, признавая поражение.
— Только будьте поосторожнее, мисс Фэрчайлд. Принять «заботу» мисс Уортингтон — примерно то же самое, что войти в клетку со львами.
Фелисити смеется.
— Ох, наш Саймон такой шутник, ведь правда, мисс Фэрчайлд?
— Мы бы рады еще задержаться и поболтать, но, боюсь, матушка уже ждет нас, — говорит Саймон, вскидывая брови. — Желаю вам удачи в ваших усилиях, мисс Дойл!
— Что он имел в виду? — спрашивает Фелисити, когда мы шагаем по парку на разумном расстоянии от родных.
День стоит прекрасный. Ребятишки гоняют по траве деревянный обруч. Яркие весенние цветы покачивают головками.
— Если хочешь знать, я попросила Саймона выступить в твою защиту перед его матерью и леди Маркхэм. И нам совсем не пойдет на пользу, если ты будешь вот так его дразнить.
Фелисити смотрит на меня так, будто я предложила ей на ужин червяков под индийским соусом чатни.
— Искать расположения Миддлтонов? Не стану. Она отвратительна, а он — просто распутник, от которого тебе повезло избавиться.
— Но ты хочешь получить наследство? Обрести свободу?
— Моя мать просит милости за меня. А я не стану кланяться никому, кроме королевы, — заявляет Фелисити, вертя в руках зонтик. — Послушай, Джемма, ну неужели мы не можем ее так зачаровать, чтобы она проснулась с усами?
— Нет, не можем.
— Но ты ведь не продолжаешь интересоваться Саймоном? Скажи мне, что нет!
— Нет, — отвечаю я.
— Он тебе все еще нравится! Ох, Джемма!
Фелисити качает головой.
— Что ушло, то ушло. Я сделала свой выбор.
Я оглядываюсь на Саймона. Они с Люси прогуливаются рядышком, улыбаясь встречным. Вид у них довольный. Спокойный.
— Я сама не знаю, чего хочу, — признаюсь я.
— А знаешь, чего хочу я? — спрашивает Фелисити, остановившись, чтобы сорвать ромашку.
— И чего же?
— Мне хочется, чтобы Пиппа была здесь.
Она один за другим обрывает лепестки ромашки.
— Мы ведь собирались летом поехать в Париж. Ей бы это очень понравилось.
— Мне очень жаль, — говорю я.
Лицо Фелисити темнеет.
— Некоторые вещи невозможно изменить, как бы нам того ни хотелось.
Я не понимаю, что она подразумевает, но Фелисити не дает мне времени подумать над этим. Она обрывает последний лепесток с цветка.
— Любит, — говорит она.
На нас с Фелисити падает чья-то тень. Ее отец, адмирал Уортингтон, стоит впереди на дорожке, закрывая собой солнце. Это красивый мужчина с сердечными манерами. И если бы я не знала о нем кое-чего, я была бы им очарована, как и все остальные. Он держит за руку свою подопечную, малышку Полли, которой всего семь лет.
— Фелисити, ты не могла бы присмотреть за Полли? Ее гувернантка слегла с жаром, а твоя мать сейчас занята.
— Конечно, папа, — кивает Фелисити.
— Ты у меня умница. Не перегрейтесь на солнце, — предостерегает адмирал, и мы послушно раскрываем зонтики.
— Ладно, идем, — говорит Фелисити ребенку, как только отец уходит.
Полли идет в двух шагах позади нас, волоча по пыли куклу. Ей подарили эту игрушку на Рождество, и кукла уже совершенно истрепана.
— Как зовут твою куклу? — спрашиваю я, стараясь не показать, что я совсем не знаю, как обращаться с маленькими детьми.
— Ее никак не зовут, — угрюмо отвечает Полли.
— Никак? — удивляюсь я. — А почему?
Полли грубо стукает куклу о камень.
— Потому что она дурная девочка.
— Ну, она не выглядит такой уж плохой. А что она делает дурного?
— Она врет про дядю.
Фелисити бледнеет. Она приседает рядом с девочкой, прикрываясь вместе с ней зонтиком от чужих глаз.
— Ты не забываешь делать то, что я тебе говорила, Полли? Запирать на ночь дверь, чтобы к тебе не залезли чудовища?
— Да. Только они все равно приходят.
Полли швыряет куклу на землю и пинает ее.
— Это все потому, что она такая злая!
Фелисити поднимает куклу и отирает грязь с ее личика.
— У меня тоже когда-то была такая кукла. И мне тоже говорили, что она злая. Но она не была злой. Она была доброй и честной куклой. Как и твоя, Полли.
Губы малышки дрожат.
— Но она говорит неправду!
— Это весь мир врет, — шепчет Фелисити. — А не мы с тобой.
Она протягивает девочке куклу, и Полли прижимает ее к груди.
— Однажды я стану богатой женщиной, Полли. Я буду жить в Париже, без папы и мамы, и ты сможешь уехать и жить со мной. Ты бы этого хотела?
Девочка кивает и берет Фелисити за руку, и они вместе идут по дорожке, с вызывающим видом здороваясь со знакомыми, обе страдая от свежих ран…
Глава 24
Общество Гиппократа обосновалось в очаровательном, хотя и немного потрепанном здании в Челси. Дворецкий принимает наши пальто и ведет через просторную гостиную, где несколько джентльменов курят сигары, играют в шахматы и спорят о политике, и приводит в самую большую библиотеку, какую только мне доводилось видеть. По углам стоят разнообразные кресла. Некоторые придвинуты к камину, в котором ревет огонь, как будто он тоже участвует в дебатах. Ковры здесь персидские и такие старые, что местами протерлись насквозь. Книжные полки набиты так, что, кажется, туда уже не втиснуть ни листочка. Медицинские учебники; научные исследования; греческий, латинский… все это выстроилось ровными рядами. Мне бы хотелось сидеть здесь и читать недели подряд.