Кроме Айомхара, на власть претендовала еще двое мужчин — каждый из них был воином, имел влияние среди своего рода, и страстно жаждал стать тем, за кем пойдут тысячи людей.

Руадж, Алистер — вот имена соперников. Айомхар знал их, и они не были друзьями, но и не являлись врагами до сегодняшнего дня. Возможно, нынешний вечер изменит все.

Поговаривали, что Айомхар не имеет право выдвигаться на претендента на власть: он был незаконнорожденным, и теперь все его заслуги, боевые умения, меркли на фоне самого главного — чистого права наследования.

Руадж и Алистер за глаза называли его ублюдком, что, в принципе, было правдой. Они имели больше прав на то, чтобы быть избранными. Жажда власти иссушала их сердца и души. Они ждали этого дня, и каждый видел себя победителем.

Вокруг разгорающегося костра собрались сотни людей, готовые лицезреть, проголосовать за наиболее достойного лидера. Шум, споры, злобные окрики и еле слышный шепот — все смешалось этим вечером. Наконец, из толпы вышло несколько старых мужчин. Когда-то они были воинами, но теперь их иссохшие, чуть сгорбленные фигуры были живым напоминанием, каким будет конец для каждого, кто не погиб в битве. Уважаемые среди народа, почтенные мужи, шаркая ногами, подошли к костру — и все, как один, отрицательно закачали белоснежными головами, а это означало лишь одно: народ не смог прийти к единому мнению, и лидер не был выбран.

Айомхар, сложив руки на груди, наблюдал за происходящим. Поднялась волна недовольства, люди начали высказывать свое мнение, ссорясь, толкаясь. Все происходящее грозило вылиться в кровавую драку — так было принято у них. Призрак перевел взор на Руаджа и Алистера: те тоже успели о чем-то повздорить. Оба кричали друг на друга. Лица мужчин исказились и превратились в яростные маски от нахлынувших эмоций, а пальцы их рук переместились на рукояти мечей.

Пришла пора действовать.

Айомхар, словно затаенный хищник, подкрался к двум спорящим соперникам. Ослепленные собственным эго, они не сразу заметила приближение призрака. А когда поняли, в чем дело, то опоздали. Айомхар высунул из ножен два меча — полуторучных — в народе прозванных «ублюдочными», и, немедля, обеим руками срубил головы с противников. Их гордые головы, словно кочаны капусты, покатились к ногам почтенных старцев. Тела Алистера и Руаджа, закачавшись, рухнули, изливая ручьи крови на стоявших поблизости людей. Раздались женские крики, а после — повисла мрачная тишина.

Тогда один из старцев, медленно передвигая ногами, подошел к Айомхару. Признаться, вид последнего был устрашающим: этакий монстр в человечьем обличии — глаза горели желанием убивать, губы сжались в тонкую, жесткую линию, руки, державшие кровавые мечи наготове, в любой миг готовы были снова и снова, сколько понадобится, лишать жизни. Воздух пропитался адреналином, животным страхом и доминированием одного-единственного человека. Айомхара.

— У нас есть лидер, — гулко прокричал старик, вкладывая в послание все свои силы, — Айомхар!

Раздался преимущественно одобрительный гул. Ему вторили женские, полные восхищения, возгласы.

— Клятва, — прорычал Айомхар, и люди тут же смолкли.

Единственное слово вызвало трепет у каждого из них: им предстояло поклясться в верности своему господину. По очереди, они подходили к Айомхару, который, словно исполин стоял на фоне полыхающего жарким пламенем костра.

Мужчины резали себе запястья своими кинжалами — не слишком глубоко, но так, чтобы выступила кровь, а затем, выпивая ее, произносили слова, глядя прямо в глаза господина. Они клялись собственной кровью в верности Айомхару. Обряд кровавой клятвы длился всю ночь.

К рассвету все присутствующие мужчины принесли свои клятвы верности своему новому лидеру. Густой туман, опустившийся с гор, окутал фигуры мужчин, возвращавшихся в свои шатры — уних было всего два часа на сон, а затем охота — для сегодняшнего пира понадобится немало косулей и оленей.

Леа, поеживаясь от сырости и усталости, смотрела на высокого мужчину — Айомхар о чем-то беседовал со своими воинами. Девушка же, окруженная охраной, стояла на приличном расстоянии от призрака. Картинки того, что случилось этой ночью, так и мелькали у нее перед глазами — кровавые обряды, кровавый путь к власти. Все это было диким, непонятным для Леи. Но теперь она жила в этом мире и принадлежала тому, кто встал во главе всех этих страшных людей.

Девушка нервно сглотнула, когда ее взгляд случайно упал на отрубленную голову одного из воинов. Тошнота подступила к горлу Леи, и она, порывисто отвернувшись, наклонилась вниз, обхватывая руками живот, пытаясь успокоиться. Она ощущала себя слабой, потерянной, лишенной сил и каких-либо прав, ее словно окунули в темный омут ужаса. Тело Леи сотряслось от болезненной судороги, и девушка рухнула на колени, а ладони ее уперлись в мягкую, покрытую капельками росы, траву. Рвотные позывы подкатывали к горлу, но ничего не выходило наружу. Стоявшие рядом воины смотрели на Лею, как на слабоумную. В какой-то миг и ей показалось, что она сошла сума.

Сколько она так простояла, девушка не помнила. Послышались мужские голоса, и взгляд Леи уперся в носки мужских сапог. Леа медленно подняла глаза, встречаясь взглядом с Айомхаром. Его лицо — холодная маска, не выражавшая ничего, никаких чувств, заставило девушку еще больше задрожать.

— Поднимись, — рявкнул он.

Было бы глупо думать, что Айомхар протянет ей руку для этого. Он просто стоял и смотрел на пленницу, которая очень медленно поднялась. Тут же, с губ Леи сорвался стон: ноги девушки, ослабевшие, едва удерживали ее от падения.

Жесткие пальцы вцепились в лицо Леи, сдавливая ее щеки. Девушка вздохнула — наверняка потом на коже останутся красные пятна — отметины от лап чудовища. Айомхар прошелся по пленнице внимательным взглядом, а затем произнес:

— Уж не заболела ты? Мне не нужна больная рабыня.

Леа закрыла глаза, оскорбленная его словами. Все верно — кому нужна больная женщина? Проку от нее мало — ни удовольствия, ни развлечений. Пальцы, наконец, ослабили свою хватку, и девушка, грустно, улыбнувшись, посмотрела на призрака. Его ладонь все еще была на лице Леи, но уже не причиняла ей боли. Сейчас она согревала ее щеку, как бы извиняясь за прежде грубое обращение.

Их взгляды встретились: ее — полный печали и понимания собственного бесправного положения, и его: оценивающий, сверкающий темным пламенем власти. Айомхар возвышался над Леей, раздавливая ее морально ни сколько своим ростом, сколько внутренней силой и дикостью, исходящей от него.

— Я хочу, чтобы ты принесла мне свою клятву, — не сводя взора с девушки, сообщил мужчина.

Стоявшие воины переглянулись меж собой: обычно с женщин этого не требовалось, и они были удивлены заявлением своего лидера. Леа побледнела. Она, недоумевая, вопрошающе посмотрела на Аоймхара. Он ждет клятвы от нее? Тот ничего не ответил, лишь достал свой личный кинжал, с узким лезвием, и протянул его девушке.

Она схватила рукоять, украшенную черным камнем, и поднесла к запястью. Руки тот час предательски задрожали, а пальцы стали ледяными, будто их окунули в снег. Леа чувствовала, что на нее все смотрят, в том числе и Айомхар. Она сжала челюсти, готовая выполнить приказ, но в самый последний момент, ощутив дурноту, нерешительно протянула клинок призраку, приглушенно прося его:

— Ты.

Аймохар забрал у нее кинжал. Леа, словно агнец на заклании, вытянула две свои руки перед собой, а сама сомкнула веки, не желая видеть тот самый момент, когда острие коснется ее кожи. Что-то холодное обожгло ее левое запястье, а над головой послышался приказ:

— Начинай.

Леа с перекошенным лицом поднесла руку к губам, касаясь ими выступившей на поверхности кожи крови. Ее солоноватый вкус отчего-то обжег рот девушки. Она, горящим взором уставившись в Айомхара, который смотрел на нее тяжелым, задумчивым взглядом, чувствуя, как ее раскачивает из стороны в сторону, произнесла, рассекая своим голосом повисшую тишину: