То же самое по отношению к Фелише почувствовала и ее дочь. Она люто возненавидела эту женщину, виня ее во всех своих проблемах. Ах, как хорошо бы стало, если бы Фелиша умерла! И девушка не чувствовала угрызений совести из-за этих мыслей. Шарлейн стала осматриваться по сторонам в поисках тяжелого камня, чтобы ударить мать по голове. Подобными же мыслями была занята и Фелиша. Ей больше не нужна была ее дочь, ставшая теперь соперницей.
Однако существо, следившее за ними, опередило их в действиях. Черный волк, вынырнув из зарослей куста, мгновенно набросился на Фелишу и Шарлейн, перегрызая им горло своими мощными челюстями. Сверху раздалось карканье — и Тень, подняв голову, узнал в нем своего друга. Вместе они начали сытную пирушку…
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ
С гор опустился туман. Он был сырой, молочно-белого цвета и столь назойлив, что создавалось ощущение, что туман пробирается под одежду, отчего тут же становилось зябко. В такую рань не очень-то и хотелось покидать теплые постели. Но этим утром для этого были явные причины.
Леа немигающим взором смотрела на публичную казнь. Палачом, как и прежде, выступал Айомхар. Надо было отдать должное его личности, совмещавшей в себе столько граней: воина, лорда, судьи и, наконец, карателя. О других его качествах, таких, как прекрасный любовник, кем он был прошлые недели, девушка старалась не думать — это было давно и теперь вряд ли повторится. Видимо, Айомхар не умел прощать. По крайне мере, свою пленницу. Глядя на его мрачное лицо и воинственную фигуру, возвышающуюся над коленопреклоненными отступниками, Леа испытывала парализующий холодок по всему телу. Стоило лишь заметить взгляд призрака — бесчувственный, словно глядящий из самой глубокой на свете бездны, как дочь Фредека поняла — сегодняшняя казнь запомнится на века.
И она не ошиблась.
Все собравшиеся жители замка, в том числе и другие воины, замерли, устремив свои взоры на Айомхара и тех, кто совсем скоро расстанется со своими жизнями. Утреннюю тишину разбило на осколки мрачно карканье одинокого ворона. Пролетев над головами людей, птица разместилась на крыше дома, с крайним интересом наблюдая за местом казни.
Лорд властно кивнул головой, и к нему подошел Кахир — спокойный, невозмутимый. Повисла зловещая тишина, и воздух наполнился приближающейся смертью. Призрак обвел присутствующих людей долгим, пронзительным взором. Его друг разместился позади мужчин, готовый в любой момент выполнить приказ своего господина.
— В назидании каждому. Это — за то, что сотворили ваши языки, — зычным голосом, заставляя содрогаться от силы, звучащей в нем, прорычал Айомхар. Затем, он извлек тонкий, средней длины, кинжал, и двинулся на первого мужчину. В глазах того прочитался ужас, когда он понял, что задумал сделать лорд. Наказуемый попытался подняться на ноги, отчаянно мотая головой, однако стоявший позади Кахир, ухватив его за горло удушающим захватом, не позволил ему это сделать. Он запрокинул ему голову так, что глаза мужчины уперлись в лицо лорда, на котором застыло плотоядное выражение.
Айомхар усмехнулся, обращаясь к обвиняемому:
— Не дергайся, а то я смогу отрезать тебе еще и нос.
Лорд протянул руки — одной он, широко раскрыв рот мужчине, держал его за челюсти, не позволяя им сомкнуться, второй, просунув вперед, сделал пару движений, медленно, вызывая этим мычание воина, разрезая плоть. Как только это было сделано, Айомхар ловко вытащил окровавленный кусок мяса, который прежде носил название «язык» и швырнул его под свои ноги, раздавливая сапогом, отчего капли крови полетели в разные стороны. Под подошвой что-то противно хлюпнуло, вызывая у Леи спазм в желудке. Девушка отвернулась, не желая наблюдать за наказанием над следующим мужчиной. Лишь когда раздался очередной характерный хлюпающий звук, Леа позволила себе посмотреть на Аоймхара.
Она нервно сглотнула, стоило ей только увидеть его руки — почти по локоть в крови. Девушка и раньше видела его, перепачканным кровью, но тогда она была рядом и словно не видела его со стороны. Внутри все сжалось, и Леа взмолилась, чтобы казнь, как можно скорее закончилась.
Но это было еще только начало, и в тот момент, когда девушка наивно подумала, что воины понесли свое наказание, раздался приговор Айомхара:
— А это — за то, что сотворили ваши руки.
Лорд вынул из ножен свой полуторучный меч, и луч солнца, выглянувшего из-за облака, заскользил по его блестящий, широкой поверхности. Однако она недолго была таковой — один взмах, сопровождаемый хрустом и мученическим стоном, и лезвие окрасилось в кровавый цвет — а затем все еще три раза повторилось. Раздался гул среди людей, и смятение отразилось на их лицах: они смотрели на тех, кто получил свое наказание — воины, завалившись на бок, истекая кровью, бились в агонии. А чуть подальше валялись обрубки их рук — бесполезные части тела, теперь никак не способные помочь своим хозяевам.
— Перевяжите им раны. Если они выживут — будут живым напоминанием, если нет — значит, их время пришло, — абсолютно спокойным голосом, словно он только что завершил обед, произнес Айомхар.
Леа аккуратно поднесла ложку, наполненную бульоном, к губам Бренды. Та, раскрыв их, приняла очередную порцию своего обеда. Медведица, бросив на девушку благодарный взгляд, прохрипела:
— Жаль, что меня не было на казни. И, признаться, я даже рада, что лорд оставил этих двоих живыми. Пусть видят меня и понимают, что я — жива, а они — получили свое.
Леа, молча, кивнула головой. Перед ее глазами все еще стояли события сегодняшнего утра — суровая справедливость, вот как можно было назвать, то, что пленница увидела. Девушка, зачерпнув ложкой бульон, продолжила кормить Бренду. Та, сделав глоток, спросила:
— Разве тебе не нужно возвращаться в покои лорда?
Пленница, чуть порозовев, опустила глаза вниз, рассматривая густой, золотистого оттенка бульон, что был в чаше. Затем, посмотрев на женщину, девушка ответила:
— Нет. Не думаю, что это когда-нибудь случится, — она чуть улыбнулась, — к тому же, я рада, что у меня есть возможность поухаживать за тобой.
— Ты хочешь сказать, что он прогнал тебя? — глядя на Лею с недоверием, проницательно продолжала допытываться Бренда.
— Да, — пленница, ощутив, как к глазам подступили слезы, часто-часто заморгала.
— Не думаю, что ты задержишься здесь надолго, — чуть улыбнулась женщина, повторяя ранее сказанные слова, и тут же скривилась от боли — ее лицо по-прежнему болело после ударов.
Девушка сочувственно посмотрела на нее. Затем, когда боль стихла, Бренда вопрошающе посмотрела на Лею, и та ответила:
— Если он забудет обо мне я, скорее всего, буду рада.
Медведица вытаращила глаза:
— Да ты в своем уме? — сокрушенно произнесла Бренда. — Такие, как он — не забывают.
Красавица, на миг, смежила веки. Она понимала, что женщина была права…
Стоял душистый, удивительно теплый для этих земель, вечер. Леа, прислонившись к забору, наслаждалась своим одиночеством. Совсем недавно она в очередной раз напоила Бренду лечебным бульоном, сваренным местной кухаркой, в народе прозванной еще и знахаркой. Благодарная медведица, вскоре, сладко заснула — об этом свидетельствовал ее храп.
Девушка, сначала, тоже хотела прилечь отдохнуть — для нее имелась и свободная кровать, и чистая постель, но что-то, невероятно томящееся в груди, отчего внутри, там, где поговаривали, спрятана душа, становилось сладко-тоскливо, не давало ей этого сделать.
Вместо сна Леа предпочла уединение. Она с жадностью втянула воздух — он был восхитителен, пропитан полынью, крапивой и ночными цветами. Девушка, запрокинув голову, вгляделась в небо — оно, стремительно темнея, стало чернильно-синим. Тут же, на небосводе царственно взошел тонкий серп луны в компании россыпи блестящих, таких далеких звезд. Вид наверх завораживал и настраивал на столь важные, для каждой души, вопросы.