Да, опасности! Она сама на инстинктивном уровне чуяла приближение кого-то свирепого и ужасающего! Марево невыносимой боли отключило разум, заставляя тело Леры подчиняться глубинным, вдруг проснувшимся в ней звериным инстинктам: спрятаться от врагов, отползти подальше, забиться под куст, стать невидимкой. Стиснув зубы, подавляя стоны, она откатилась в сторону, стремясь спрятаться от неведомого чудовища, с шумом несущегося к поляне, — и сорвалась, покатилась вниз со склона: поляна была скошенной вершиной невысокого холма, стоящего на опушке леса. От боли в обожженном теле Лера потеряла сознание еще на середине склона. Еле державшиеся очки слетели и затерялись в траве. Густые заросли кустов на лесной опушке приютили под своими ветвями умирающую от яда дракона женщину.

Гленвиар учуял аромат Леры на поляне вместе с магической аурой своих врагов: здесь только что стояло два красных дракона — мужчина и женщина, видимо Красный Дракон и его жена. Еще много человеческих запахов вперемешку с запахами стали и форменной одежды — здесь были воины Красного. Сейчас поляна была пуста — магия портала еще мерцала в воздухе, но она ненадолго привлекла внимание Гленвиара: он ясно учуял, что Леру порталом не перенесли…

Преследовать врагов уже не имело смысла — посреди поляны вился дымок над щепоткой горячего пепла, пепла, в которое обратилось тело человека…

Он опоздал!

Глубокое и бескрайнее горе затопило душу Золотого Дракона. Полный неизбывной тоски звериный вой разнесся над лесом, заставив умолкнуть всех его жителей.

Замолчали птицы, затаились звери, даже насекомые перестали жужжать в теплом влажном воздухе. За мерцающей границей защитного полога содрогнулась Золотая страна: ее повелитель потерял свои новые, только-только обретенные крылья…

— Пойдемте, повелитель, вы почти до нуля исчерпали свой резерв! — молил Асир, пытаясь вместе с Селианом оторвать от земли правителя своей страны. — Трудно удерживать портал на чужой земле! Мы и так вас еле отыскали, идемте, пока не вернулись Красные и не изрубили вас на куски, воспользовавшись вашей беспомощностью!

Гленвиар очнулся. Красные… Они заплатят за жизнь Леры! И за жизнь его отца!

Он собрал в платок горячий пепел.

Очнулась Лера от боли. Боль была везде: она билась в висках, проходила волной до кончиков пальцев на ногах и возвращалась назад. Казалось, тело со всех сторон лижут языки огня, пламя вгрызается внутрь и поедает ее миллиметр за миллиметром, смакуя каждый кусочек плоти и наслаждаясь каждым воплем, что вырывается из уст.

«Укушенные драконом сгорают, как драконы, — с трудом вспомнила Лера. — Но почему так долго?! Лучше бы меня сожгли мгновенно, как того воина, чем так мучить!»

Сколько продолжалось ее горение в медленном огне, Лера не знала. Она то приходила в себя и кричала в голос, ничего не видя и не слыша от ошеломляющей боли, то снова впадала в забытье. Стрелки часов для нее остановились: она замерла в одной точке пространства-времени, ощущая только боль от пламени, пожирающего ее тело, прислушиваясь только к боли, живя в ней, отрешившись от всего остального, существующего в мире, похоронив под слоем пепла прошлую жизнь, все воспоминания, переживания, планы на будущее. Спроси ее кто-нибудь в минуты просветления: «Кто ты?» — она бы ответила лишь: «Я — боль. В мире нет ничего, кроме боли…»

Впрочем, спрашивать было некому: рядом не было ни одного живого существа, все звери избегали ее как зачумленную, а людей в этих приграничных лесах и вовсе не бывало.

Но все когда-нибудь подходит к своему завершению. Стал утихать и бушующий в теле Леры пожар, оставляя ее жалкой и дрожащей, беспомощно свернувшейся в клубок под колючим кустом. Отступление боли Лера осознала, когда вернулся инстинкт самосохранения.

«Ползи, прячься!» — велел инстинкт, и Лера поползла, на ощупь отыскивая путь: вокруг царили кромешная тьма и мертвая тишина.

Под руками шуршали листья, попадались острые сучки и камушки. Нос чуял рядом мокрые холодные камни, и инстинкт требовал двигаться к ним.

«Там безопасный грот в скалистой почве», — утверждал нюх, и разум почему-то ему верил.

Среди нагромождения камней действительно обнаружилась щель, и Лера протиснулась в нее, забившись как можно глубже. В отдаленном углу этой каменной пещеры нашлась лужица воды, натекшей сверху во время ливня, и Лера утолила мучительную жажду, выпив до последней капли дождевую воду. Свернувшись клубочком, она от всей души, со слезами на глазах порадовалась прекращению адской муки: тело остыло и больше нигде не болело. Умиротворенно вздохнув, Лера провалилась в глубокий сон, похожий на кому, но это был именно сон, а не обморок от боли, сон впервые за несколько дней.

Сколько времени длился ее летаргический сон, она не знала. Проснулась резко, как от толчка. После долгого болезненного бреда и путанности в сознании разум был непривычно ясен. Не открывая глаз, Лера осторожно прислушалась к себе: тело ощущалось сильным и здоровым, судороги боли ее не тревожили, только спина страшно чесалась. Мысли текли связно и подчинялись ее желаниям, а не метались судорожно, не в силах сосредоточиться, как раньше. Лера сделала глубокий вдох, задержала дыхание и медленно выдохнула. Тело подчинилось легко, напоминая ей далекое-далекое время, когда оно подчинялось командам разума всегда.

Лера рискнула открыть глаза. Осмотрелась.

Она лежала ничком на каменном полу небольшой пещеры. Память подкинула смутный образ того, как она заползает сюда и пьет воду.

«Ага, значит, я сама здесь спряталась, и враги меня не нашли», — сообразила Лера. Постаралась вспомнить, каковы они — эти враги, но увы, эта информация из глубин сознания не всплыла, только внутренний инстинкт утверждал, что враги безусловно есть.

Невозможность вспомнить тех, кого надо опасаться, привела к попытке вспомнить хоть кого-нибудь. Увы, и тут ее подстерегала неудача. Лера приподнялась, еще раз ошеломленно осмотрела влажные каменные стены и потолок, просвет впереди, указывающий на выход из пещеры, и задала себе главный вопрос:

«А кто я?»

Хороший вопрос и своевременный, но опять безответный. Лера старательно напрягала память, но добилась лишь головной боли. Вздохнув, она потерлась спиной о стену, унимая зуд вдоль позвоночника.

Мимо промелькнула маленькая тень, Лера инстинктивно сделала рывок, и что-то невероятно вкусное захрустело на ее зубах. Лера проглотила все, что попалось ей в рот, и облизнулась.

«Неплохо бы повторить», — заметил внутренний голос, и она осмотрела пещеру с новым, плотоядным интересом.

Ее глаза подмечали каждую мелочь, каждую трещинку в камне, каждую капельку на потолке. Уши слышали малейший шорох, а кожа на теле стала невероятно восприимчивой и ощущала даже легчайшие колебания воздуха и земли. Вот кто-то шелохнулся перед входом, на миг затемнив яркое пятно света, падающего в пещеру, и Лера стремглав бросилась вперед.

На сей раз добыча попалась покрупнее, ее хватило на несколько полноценных укусов. Доев, Лера опять облизнулась и признала, что охота была удачной и она наконец-то сыта. Усевшись перед входом в пещерку, она выпуталась из вонючего драного тряпья, которое почему-то обматывало ее тело. Обнаженное тело пригрело солнышко, обдул свежий ветерок, и это было прекрасно.

«Кто я? — лениво подумала Лера, и успокоенный, сытый разум нарисовал ей образ тощенькой человеческой женщины. — Я — человек?» — задумалась Лера, пока очнувшаяся память загружала ей сведения о людях.

«Да ладно, — не поверил внутренний голос, — ну какой из тебя человек, а? Люди не бросаются на еду из засады и не рвут ее клыками: они мучают себя целыми церемониями приготовления и потребления пищи».

«Верно, — согласилась Лера, в памяти которой всплыли ее детские годы, учеба в школе, поступление в университет, — и все-таки я — человек! Я вспомнила… почти все. Елки-палки, как меня угораздило в лесу заблудиться? И что это за лес, далеко он от Тарту?»