Поэтому, дождавшись выходной службы, когда на площади собрались почти все жители Курмыша, я встал на заранее приготовленный помост.

– Слушайте меня, православные! – начал я громко. – Знаю, многие из вас слышали, что в дальнем бараке люди болеют. Это правда. Болезнь называется утроба кровавая. Она опасная, но победить её можно. Для этого надо соблюдать правила.

Я сделал паузу, давая словам дойти.

– Первое правило: чистота. Руки мыть нужно всегда, особенно перед едой, после еды, после того как справили нужду. Мыть с щёлоком, тереть хорошо…

Люди переглянулись. Кто‑то кивнул, кто‑то нахмурился. А я продолжал рассказывать про воду кипяченную, про уборку в домах, про гнус, про отхожие места и что лучше всего присыпать эти ямы золой, особенно летом… и всё в таком духе.

Под конец я посмотрел на Варлаама. Мы заранее договорились о том, что он поддержит меня.

– Бог всё видит. И только вам решать, кто пойдёт в царствие небесное в каком виде. Помыслы и вера ваши, несомненно, важны, а чистота духа не будет таковой, если ваше тело смердит.

Варлаам ещё что‑то говорил, но суть сводилась к одному. Мойтесь, следите за чистотой и всё у вас будет хорошо.

Тем не менее, с дизентерией борьба шла нешуточная. Тот парень, что заболел самым первым, умер. Морковный суп ему уже не смог помочь, дубовая кора тоже. В итоге, на третий день после уборки он умер.

Всех больных я приказал переселить. Перегородка перегородкой, но нужно было отделить больных от здоровых. Я каждый день обходил больных, проверял их состояние. Морковный суп варили котлами, кормили им всех, у кого был понос. Кору дуба давали строго по расписанию. Воду кипятили, руки мыли.

Пришлось подключать холопок для стирки одежды. На пятый день умерло сразу двое. Так ещё появились больные среди местных жителей. Путём несложных оперативно‑розыскных мероприятий было установлено, что один из серунов нарушил мой приказ и бегал в дом к знакомому попить браги.

Как итог оба получили от дружинников по десять ударов кнутом, причём в этот раз я никого не жалел, и велел хлестать по голой спине. Причём делали это на площади перед всем народом.

Честно, я боялся, что инфекция вырвется из‑под контроля. И возможно она бы уже распространилась по всему Курмышу, если бы не зима. Как не крути, а мороз убивает бактерии. Так ещё и люди меньше пересекаются друг с другом.

Через неделю, как я поднял ночью дружину, первые больные начали поправляться. Поносы прекратились, температура спала, а силы стали возвращаться.

К концу месяца эпидемия была полностью погашена. Итог: трое погибших. В бараках введена строгая дисциплина. Чуть что, так сразу к столбу привязывали и наказывали.

Люди, вроде бы, начали привыкать кипятить воду, мыть руки и следить за чистотой. Кто‑то ворчал, что это лишние хлопоты, но большинство поняло – лучше потратить время на мытьё, чем лежать с поносом и молить Бога о смерти.

Когда я понял, что болезнь взята под контроль, решил поправить свои финансовые дела, выковав несколько клинков из дамасской стали на продажу.

И только я закончил травление клинка и любовался узором стали, как дверь кузни распахнулась с таким грохотом, что я чуть не выронил саблю.

Олена влетела внутрь, как ошпаренная. Волосы растрепаны, щёки горят. Она до сих пор была первой красавицей Курмыша. Вот только никого к себе не подпускала и всех женихов гнала. Несмотря на тонкую фигуру, силу она унаследовала от Артёма. По крайней мере такие слухи ходили, а на своей шее проверять я не собирался.

Что же до её родителей, то те и рады бы выдать дочку замуж, вот только любили они её очень. И достойных мужей тоже не видели. Об этом я узнал через Григория, который до сих пор хорошо общался с кузнецом.

– Эммм… – запнулась она. Мы не общались с тех пор, как она пришла предъявлять мне за связь с Милой. И фактически мы, если виделись, то только урывками. – Дмитрий Григорьевич! Отец… лежит, встать не может! Кузня горит его вытащили, но он очень плох!

Я отбросил саблю на верстак.

– Огонь потушили?

– Нет… тушат, соседи помогают, а я сразу к тебе… Мама с отцом и…

Я уже бежал к двери.

– Ратмир! Воислав! Глав! – заорал я во весь голос. – Пожар! В кузне Артёма, всех поднимай!

Холопы выскочили откуда‑то сбоку, Григорий показался из барака, где жили дружинники, и услышав, что в Курмыше начался пожар, тут же стал поднимать воинов.

– «Что за напасть? – подумал я. – Сначала дизентерия, сейчас пожар…»

Курмыш вскинулся разом – при слове «пожар» никто не мешкал. В деревянном остроге огонь был страшнее татар.

Я выскочил на улицу и увидел дым. Он валил из окон кузни. Огня ещё не было видно снаружи, но внутри уже полыхало – сквозь дверной проём плясали языки пламени. Народ уже сбегался. Мужики с вёдрами, бабы с детьми на руках, подальше от опасности. Варя, жена Артёма, стояла у порога соседней избы, заламывая руки.

– Где Артём? – крикнул я ей.

– Там! Внутри! Он не может выйти!

Я замер на секунду. Внутри? В горящей кузне?

– Ты что несёшь⁈ Олена сказала все живы!

– Он в доме! – Варя ткнула пальцем в сторону избы рядом с кузней. – Я его волоком затащила.

Я выдохнул с облегчением.

Глав организовал цепочку людей, и те передавали вёдра от колодца к кузне.

Я подбежал к кузне, оценивая ситуацию. Огонь бушевал внутри, но пока не перекинулся на стены. Крыша начала дымить – значит, балки уже тлели. Минут десять, и всё рухнет.

– Лить на стены! – заорал я. – Не давайте огню выйти наружу!

Мужики закивали, заработали вёдрами. Вода шипела, превращаясь в пар, но огонь не унимался.

Я развернулся, побежал к дому. Ворвался внутрь, где на широкой лавке лежал Артём, лицо перекошено от боли.

– Дмитрий… – прохрипел он. – Кузня… моя кузня…

– К чёрту кузню, – отрезал я. – Ты как?

– Спина… не могу пошевелиться. Работал, бил молотом, а в какой‑то момент в глазах всё закружилось и ноги подогнулись.

Я быстро осмотрел его. Попросил пошевелить пальцами ног, тот пошевелил, но с трудом. Потом надавил на поясницу и Артём взвыл.

– Аээммм…

– Надорвался, – сказал я. А про себя добавил.

«Мышцы спазмом свело, может, нерв защемило».

– Что делал перед этим? – спросил я.

– Балку… балку перетаскивал. Тяжёлая была, дубовая. Вроде поднял нормально, а потом… и всё, рухнул.

Я кивнул. Классика. Поясничный радикулит или протрузия диска. В любом случае, сейчас главное, снять спазм и обеспечить покой.

– Слушай меня, – твёрдо сказал я. – Сейчас тебя перенесём ко мне, в терем. Положим на жёсткую поверхность, дадим тепло. Будешь лежать, не дёргаться. Понял?

– Но кузня…

– Кузню тушат! Тем более, что ты сейчас можешь сделать? Правильно, ничего! В общем, если не полежишь, останешься калекой! Жена и дочь по миру пойдут. Этого хочешь?

Артём сжал зубы, и отвернулся от меня.

– Ишь, обидчивый какой, – сказал я, и вышел. Огонь начал затихать, мужики заливали его исправно, и крыша кузни, хоть и обуглилась, но ещё держалась. Вовремя успели потушить. Не среагируй мы так быстро, быть беде.

Взглядом я нашел Ратмира и Воислава, крикнул их.

– Берите возок* (крытые сани со спинкой), запрягайте лошадь и едьте сюда.

Оба кивнули и побежали в сторону терема, а через двадцать минут мы перенесли Артёма и положили его в телегу.

В этот момент к нам подошёл Григорий, утирая сажу с лица.

– Вовремя успели. Главное, чтобы ветра не было.

Я кивнул, глянул на небо. Тучи низкие, но ветра действительно не было.

– Отец, проследи, чтобы до конца потушили. И пусть дежурные остаются, на случай, если угли разгорятся.

– Понял.

– Поехали, – скомандовал я.

Потом его внесли в терем и уложили на широкую койку в светлице. Я приказал положить камни на печь, чтобы те нагрелись, после чего обратился к Варе.

– Нужен жир. Медвежий, если есть. Или барсучий. Будем растирать спину. Если у вас такого нет, то сходи к Добрыне. Маловероятно, что у охотников этого добра не будет.