Полежать мне долго не дали. Глав, сообщил что меня зовёт Шуйский. Было уже темно, но местонахождение боярина было легко найти. Он сидел у большого костра и о чём‑то разговаривал с Ярославом.

Наконец Шуйский поднял голову и посмотрел в мою сторону. Поманил рукой.

– Митрий, – сказал Шуйский. – Садись. Нам нужно поговорить.

Я опустился на поваленное бревно рядом с костром. Ярослав устроился, с другой стороны, от дяди.

– Слушаю, господин князь.

Шуйский помолчал, глядя в огонь. Потом заговорил.

– Мы не поедем в Москву… Вернее пока не поедем. – Я кивнул, и, если Шуйский сказал бы иное, я постарался бы его переубедить. – Слишком много раненых. Из двадцати моих дружинников осталось в строю трое. Ещё пятеро ранены. У Ярослава тоже людей больше нет. Все полегли.

Ярослав хмуро кивнул, глядя в огонь.

– Что ты решил боярин? – спросил я.

– Сегодня не двигаемся, – ответил Шуйский. – Останемся здесь ещё на день, а может на два. Завтра в Нижний тела раненых отправим, и отец Ярослава, – взгляд на племянника, – нам обязательно вышлет помощь. Так что ты подумай, что там моему воину на словах сказать, чтоб с собой взяли.

– Понял. – ответил я, догадавшись почему меня пригласили на обсуждение.

– Что вообще скажешь по раненым? Каковы их шансы выжить?

– Сложно сказать. Раны не такие серьёзные. Промывал я их хорошо, но ты правильно боярин сказал. Двое из тяжелораненых могут не выдержать тряски в телеге. Да и вам самому ещё нужно ногу поберечь. И дать время, чтобы рана хоть немного затянулась.

– Ну вот и решили. – сказал он.

До утра меня больше не беспокоили. И утро я начал с осмотра раненых. Первого посмотрел Шуйского, но у того всё заживало, словно на собаке. Чего я, разумеется, вслух не сказал. Потом стал осматривать остальных и всё было нормально, пока я не подошёл к последнему воину. Рана на ноге покраснела, края опухли. Я осторожно ощупал кожу вокруг, и она была горячей, и это означало, что началось воспаление.

– Больно? – спросил я.

– Очень, – прохрипел дружинник сквозь стиснутые зубы.

Я размотал повязку и поморщился. Рана гноилась. Не сильно, но уже шёл процесс.

– Глав! – позвал я. – Принеси кипятка, соли и хлебного вина. Если осталось.

Глав кивнул и захромал к костру. Вернулся с котелком горячей воды и маленькой флягой.

– Митрий, вина совсем мало осталось, – сказал он.

– Давай всё, что есть, – ответил я.

Я растворил соль в воде, дождался, пока остынет до терпимого, и начал снимать швы.

– Ну дружище терпи. Больно будет, но зато нога при тебе останется. – Но прежде позвал товарищей, чтоб его придержали в случае чего.

У дружинника был такой взгляд, будто он только сейчас понял, что может остаться инвалидом.

– В каком смысле нога при мне останется? – тут же спросил он.

– Терпи говорю. – после чего начал промывать рану. Ох, как он начал ужом вертеться. Благо я предусмотрел этот момент и его крепко держали.

Когда закончил, взял флягу и вылил остатки вина прямо в рану. Дружинник взвыл, но дёрнуться не смог, после чего я заново стал накладывать швы.

– Ну как? – спросил я, через несколько минут, когда сделал последний шов. Всё это время я ждал, пока он отдышится и совладает с болью.

– Дааа, уж. – смахивая пот со лба, сказал он. – Ещё немного и думал Богу душу отдам.

– Если повезёт уже не отдашь, но пока тебе нужно будет лежать и как можно меньше двигаться.

– А если не повезёт?

– Тогда снова разрежу, – коротко ответил я.

– Ясно, – сказал он.

После завтрака мы отправили телегу с одним дружинником в Нижний Новгород. Перед этим отец Варлаам прочитал молитву, перекрестил и отправил в последний путь.

После чего все разбрелись набираться сил. И честно – почти весь день я проспал, пока меня снова не разбудил Глав, сообщив, что меня зовёт Шуйский.

Я пришёл как раз когда один из дружинников приволок связанного мужика. По всей видимости Шуйский позвал меня на допрос, хотя мог этого не делать.

Не того полёта я птица. Это приводило к мысли, что боярин имеет на меня планы.

Пленника швырнули на землю у костра, и он упал на колени, с трудом удерживая равновесие со связанными за спиной руками.

Шуйский внимательно посмотрел на него.

– Борис, так тебя зовут? – спросил он.

– Да, – прохрипел тот.

Шуйский сделал знак дружиннику и тот пнул Бориса.

– Кха!

– Обращайся, ко мне, боярин, господин или же князь. Не ровня мне тать с дороги! Понял?

– Да, господин. – тут же ответил Борис.

– Хорошо. Сейчас ты будешь отвечать на мои вопросы. И если будешь говорить правду, может останешься жив. Если соврёшь, пожалеешь, что вообще на свет родился. Понял?

Борис кивнул, глядя в землю.

– Понял, господин.

– Отлично. Первый вопрос: кто нанял вас?

– Не знаю, князь. – Командира он убил. – показал он головой в мою сторону.

Этот ответ не устроил Шуйского, за что Бориса несколько раз пнули по рёбрам.

– Неправильный ответ. – сказал Василий Федорович. – Мне нужна правда. А то, что ты её знаешь, я по глазам твоим вижу. Говори кто послал! – После чего Бориса схватили за голову и наклонили над костром. И прошло не больше двух секунд, как он закричал.

– Я скажу… я скажу…

– Ну вот и молодец. А теперь имя! И кто был целью.

– Ты был целью, мы должны были захватить тебя живым.

– Живым? – нахмурился Шуйский.

– Да. Я служу десятником в Новгородской дружине, и нам предложили тысячу золотых за работу. От таких денег никто не отказывается.

– Кто заплатил? – навис над ним Шуйский.

– Посланник из Ливонского ордена от ландмейстера Иоганна фон Менгдена.

– Чего? А я‑то ему чем сдался? – возмутился боярин, как мне показалась, не веря ему.

– Я не знаю… но у меня есть собственные мысли на сей счёт.

– И какие? – спросил Шуйский.

– Принцесса Софья Полеолог*. Ходят слухи, что она хочет выйти замуж за Ивана III, как продолжателя православной веры.

Шуйский задумался, а потом осмотрелся по сторонам остановив взгляд на мне и Ярославе.

– Вы ничего не слышали и не видели. И не дай Бог, я узнаю обратное.

– Да, дядя. – произнёс Ярослав.

– Да, боярин. – в свою очередь сказал я.

– Вот и хорошо. А теперь идите, занимайтесь своими делами.

Казнь состоялась на рассвете.

Я проснулся от приглушённых голосов за пределами палатки. И, выйдя из неё, увидел, как семерых пленников завели в небольшой пролесок и остановили рядом с ямой. По лицам пленников было понятно, что они понимают куда и для чего их ведут.

Я нашёл взглядом боярина. Он стоял неподалёку, опираясь на свой импровизированный костыль, а именно толстую ветку, обструганную ножом.

Я посмотрел на него, потом снова на группу у дерева. По законам этого времени их ждала только одна судьба. Уже понимая, что сейчас будет происходить, я вернулся в палатку. Вскоре до меня донёсся крик. Второй. Третий. Звуки рубящих ударов, хрип, стоны.

Одно дело убивать в бою, а другое вот так… Но как я уже не раз говорил, по нынешним временам, то, что творилось в паре десятков метров от меня, было нормальным.

Наконец‑то всё закончилось. И, немного подумав, я понял, что пленники, а больше Борис, подписали себе и остальным смертный приговор в тот момент, когда было произнесены имена Софьи Палеолог и ландмейстера Иоганна фон Менгдена. Дело было непростым, и Шуйский понял, что пленники – это свидетели. И от них лучше всего избавиться.

Я не был историком. В школе я учился средненько, да и в институте тоже не блистал. Но кое‑что помнил. Софья Палеолог – племянница последнего византийского императора. Она вышла замуж за Ивана Васильевича и стала великой княгиней.