Ратибор наклонил голову, изучающе глядя на Шуйского.

– А зачем он тебе, Василий? Ты и так поднялся за то, что он спас Марию Борисовну. Иван Васильевич уважает тебя и доверяет больше, чем остальным. Даже над войском, что в Новгород собирается, воеводой поставил. С арбалетов Дмитрия тоже имеешь неплохую прибыль.

Шуйский покачал головой и усмехнулся невесело.

– Ратибор, ты забываешь, что ему всего семнадцать лет!

– Ну и что?

– Только представь, – Василий Фёдорович наклонился вперёд, – сколько он ещё успеет сделать? Сабли из дамаска, которыми даже восточные мастера гордились бы. Арбалеты, которые пробивают доспехи. Врачевание это его… А теперь он затевает поход. Знаешь, порой я серьёзно задумываюсь, а не коснулся ли его святой Николай… – Шуйский сделал большой глоток из кружки. – В общем, за такими людьми, как он, надо приглядывать. А лучше всегда иметь на своей стороне.

Ратибор медленно кивнул.

– И что ты предлагаешь?

– А я не предлагаю, – ответил Шуйский, откидываясь на полок. – А действую.

– И как же, позволь полюбопытствовать?

– Пока не буду загадывать, но посмотрю, как он с похода вернётся. А потом… – Он сделал паузу. – Наверное, к князю Андрею Бледному в гости нагряну, да узнаю, нашёл ли он жениха для дочери своей Алёны.

Ратибор чуть не подавился квасом.

– Вась! – удивился он. – Они ж не ровня и…

– Думаешь, не знаю я этого? – перебил Шуйский. – Вот только и мы с тобой не ровня, а я свою племянницу за Глеба, сына твоего, отдаю. Тут вот на что смотреть надо. Не то, какая в тебе кровь благородная течёт, хотя и это важно, а то, как тот или иной человек с твоей поддержкой может усилить тебя.

Шуйский поднялся, собираясь идти в парную.

– Дмитрий талантлив, но молод. Ему нужна опора, связи, защита. Я могу это дать. А взамен получу… – Шуйский усмехнулся. – Верного союзника, который будет обязан.

Ратибор задумчиво почесал бороду.

– Хитро, но Дмитрий не дурак. Думаю, в этом и кроется причина, что он решил свой вопрос через церковь, а не через тебя.

– Это даже и лучше! – усмехнулся Шуйский. – Значит он и впрямь не дурак и с ним можно вести дела, не ожидая удара в спину. Со временем он поймёт, что лучше иметь крепкий тыл… в моём лице. А Алёна… – Он усмехнулся шире. – Девка красивая и умная. Видел я, как она на Дмитрия смотрела, когда они в Москве были. Не с презрением, как на выскочку, а с любопытством. Может, даже с интересом.

– А князь Бледный согласится? – спросил Ратибор.

– Андрей? – Шуйский фыркнул. – Мы родня, да и должен он мне назначением в Нижний Новгород. А то, что не ровня, так пусть кто‑то мне или Бледному это скажет в лицо. Морозовых больше нет, а они единственные, кто имел сравнимую с моим родом силу. Что же до Алёны, то все знают, что Пётр Морозов был женихом Алёны. Теперь этот брак – пятно на репутации, а Дмитрий же чист, как слеза.

Ратибор некоторое время сидел в задумчивости, переваривая услышанное, после чего медленно кивнул.

– Ладно. Посмотрим, что из этого выйдет. Но если Дмитрий откажется?

Шуйский пожал плечами.

– Сам‑то в это веришь? – Ратибор немного подумав, отрицательно покачал головой. – Вот и я также. Слишком уж это выгодно для него.

– Кстати… – обернулся Шуйский. – Я что‑то не понял, а где Глеб? Я же тебя с ним в баню приглашал.

Ратибор скривился.

– Не знаю. Говорил я ему об этом, когда на приёме у Великого князя были. Но…

– Но – что? – нахмурился Шуйский.

– Он сказал, что дела у него, – Ратибор пожал плечами. – Не стал уточнять какие.

Василий Фёдорович покачал головой.

– Молодёжь. Всё им дела важнее, чем с отцом время провести.

Попарившись, они вышли из бани в предбанник, где холоп уже держал наготове чистые рубахи и полотенца. Шуйский вытирался, задумчиво глядя в окно.

– Красиво, – сказал Шуйский. – Москва растёт, крепнет. Иван Васильевич – Великий князь, каких ещё не было. Он объединит русские земли, я это чувствую. И мы с тобой, Ратибор, будем частью этого. А Дмитрий… Дмитрий станет одним из столпов, на которых будет стоять новая Русь. Если, конечно, он не наломает дров раньше времени.

– А если наломает? – спросил Ратибор.

Шуйский повернулся к нему, и в его глазах мелькнуло что‑то холодное.

– Тогда придётся убрать. Жаль будет, но что поделать. Государство важнее одного человека, каким бы талантливым он ни был.

Ратибор кивнул медленно, понимающе.

– Ладно. Посмотрим, что будет дальше.

Они разошлись. Шуйский направился к своему подворью, а Ратибор – к терему, где жила его семья.

– «И где же тебя носит, сын?» – подумал Ратибор, вспоминая о Глебе.

Кремль  

Пока Шуйский и Ратибор отдыхали в бане.  

Был Глебу предречён печальный путь,

Но его ты спас, презрев судьбы указ!

В ткань времён вплелась иная стезя  –

Русь теперь иной дорогой идёт… знать… нельзя!

Каждый спасённый тобой человек  –

Новая переменная в ткани лет.

Ты не случайность, не тенистый след,

Ты – причина, что меняет рассвет.

Скорее всего… теперь у судьбы Руси иной узор,

Непредсказуем её дальнейший простор.

П ерекинет нас в новый, неведомый край,

Где Русь расцветёт иль познает печаль.

(Не поэт. Автор: Грехов Тимофей)

…Глеб прятался под кроватью, и сердце его колотилось так, что казалось вот‑вот выпрыгнет из груди. Он лежал на холодном полу, прижавшись к стене, стараясь дышать как можно тише.

Над ним, на кровати, на которой он лежал всего полчаса назад, сейчас находилась Мария Борисовна. И не одна…

– Маша, как ты себя чувствуешь?

– Лучше, – ответила Мария Борисовна, и в её голосе не было ни тени волнения, – во много раз лучше.

Глеб увидел, как ноги Великого князя исчезли, когда тот залез на кровать. Матрас чуть прогнулся, и Глеб зажмурился, молясь всем святым, чтобы его не заметили.

– «Господи, помоги, – молился он про себя. – Я больше не буду. Клянусь, не буду. Только не дай ему увидеть меня».

– Ты похорошела, – сказал Иван, и в его голосе появилась нежность.

– Я знаю, – прошептала Мария. – И всё благодаря твоему боярину Шуйскому. Ну, ты долго будешь смотреть на меня? Или ты пришёл просто поговорить?

Глеб слышал, как они целуются. Слышал вздохи, шлепки тел и шелест ткани. В ту секунду его переполняли противоречивые чувства. Он боялся, но в тоже время его одолевала ревность и злость.

Потому что всего полчаса назад губы Великой княгини целовали его. Эти же руки обнимали его. Эта же женщина шептала ему на ухо слова, которые не должна была шептать никому, кроме мужа.

Но она шептала. И он отвечал…

Это началось через три месяца после возвращения в Москву. Он с Ратибором гостил у Шуйских, когда к ним с незваным визитом приехала Мария Борисовна. За время, что Анна (жена Шуйского) пробыла в Кремле, заботясь о Великой княгине, между ними зародилась дружба. И такой визит был уже не первым. Женщины уходили наверх и часами болтали, смеялись, занимались рукоделием, в общем наслаждались общением.

Шуйский в такие дни выглядел очень счастливым. Ведь такая дружба шла на пользу роду.

И вот однажды, когда Глеб спускался по лестнице в тереме Шуйских, он столкнулся с Марией Борисовной.

Она поднималась, а он спускался. И от неожиданности она споткнулась.

Глеб не мешкал ни секунды и подхватил её на руки. Мария Борисовна была лёгкой, как пушинка, и он удержал её без труда.

– Прошу прощения, – пролепетал он, не сразу осознав, кого держит.

Но Мария Борисовна только рассмеялась.

– Ничего, ничего. Спасибо, что поймал. – Она наклонила голову набок. – А у тебя сильные руки.