– Ты, урус, был рождён рабом! – выкрикнул он на ломаном русском. – Твой Бог так сказал! А мы свободные!

Он сделал ещё шаг, и я увидел блеск металла в его руке.

Я не стал медлить. Ударом ноги выбил нож из его руки. Он полетел в сторону, звякнув о камень. Старик попытался наброситься на меня голыми руками, но тут же подоспели Ратмир и Воислав, схватили его, скрутили.

Я посмотрел на старика. Он хрипел, пытаясь вырваться, что‑то кричал на своём тарабарском, но сделать уже ничего не мог. Дружинники оказались рядом с пленниками очень быстро и повытаскивали клинки на случай, если кто‑то решит показать норов. Но таких не оказалось. Все храбрецы лежали стопкой у забора, куда их снесли после захвата аула.

– Повесить, – сказал я, посмотрев на старика.

– Господин? – переспросил Ратмир.

– Повесить, – повторил я. – Он попытался меня убить. Это пример для остальных.

Ратмир кивнул. Они поволокли старика к воротам. Кто‑то из дружинников быстро принёс верёвку, перекинул через перекладину ворот. Верёвку накинули на шею старику, затянули.

– Подождите, – остановил я их.

Я подошёл ближе, посмотрел старику в глаза.

– Ты говорил, что мы рождены рабами, – сказал я. – Но сейчас именно ты умираешь как раб. А мы стоим здесь свободными. Думай об этом, когда душа твоя будет улетать.

Я кивнул Ратмиру. Он дёрнул верёвку, и старика подняли вверх. Ноги его забились, а через минуту он затих. После чего я повернулся к остальным пленным. Они смотрели на меня с ужасом и ненавистью.

– Кто ещё хочет попытаться? – громко спросил я. – Кто ещё хочет умереть?

Тишина… никто не шелохнулся.

– Хорошо, – кивнул я. – Значит, все поняли.

Мы отъехали от разграбленного аула, когда солнце уже прошло за зенит. Обоз двигался медленно, скрипя колесами по сухой земле. Пленные татары шли молча, связанные одной длинной веревкой, угрюмо глядя под ноги. Освобождённые русские, кто пешком, кто на телегах поверх мешков с зерном, выглядели ненамного лучше, но в их глазах уже теплилась надежда.

Я ехал на Буране, в середине колонны, рядом с Григорием. Отец молчал, как обычно, изредка поглядывая по сторонам.

– Отъезжаем к тому лесу, – я указал на тёмную полосу деревьев впереди, примерно в двух верстах, – после чего разделяемся.

Богдан, ехавший с фланга, подъехал ближе, окинув взглядом нашу разношёрстную процессию.

– Хорошая идея, – согласился он, почесывая шрам на щеке. – Они будут нас тормозить. С таким хвостом мы не охотники, а дичь.

– Ты правильно понял, – ответил я. – Нам нельзя терять скорость. Надо успеть закончить здесь пока весть о нашем набеге не дошла до крупных городов. Поэтому ещё две деревни и домой. – Я сделал паузу. – С тем, что уже добыли в ауле, останутся пятеро дружинников и трое новиков. Их задача будет довести обоз до реки Большой Цивиль, и там остановиться на лагерь в лесу и ждать нас. Место там глухое и никто туда не должен сунуться. Потом, когда дело сделаем, вернёмся к ним, и вместе поедем в сторону дома.

Григорий, слушавший молча, наконец кивнул.

– Разумно.

Доехав до ближайшей кромки леса, мы остановились перекусить и перегруппироваться. Дружинники спешились, разминая затёкшие ноги. Кто‑то поил коней, кто‑то жевал сухари и вяленое мясо.

Семён, наш главный следопыт и лучник, не терял времени даром. Я видел, как он отошёл в сторону с одним из татар, и почти четверть часа о чём‑то с ним разговаривал. При этом Семён пару раз проверил кулаком крепость духа татарина и ударил ему по животу. Потом Семён чертил прутиком по земле, а мужик то кивал, то испуганно махал руками. Я наблюдал за этой картиной не собираясь вмешиваться. Просто знал, что когда Семен закончит, он обо всём мне расскажет.

Тем более, что Ратмир мне подал котелок с кашей, и я сел на поваленное дерево, ел и отдыхал.

Также от меня не укрылись лица дружинников. Они были довольными. Первый набег прошёл успешно и, что самое, главное без потерь. А это говорило о том, что я толковый командир и что мне сопутствует удача. Что, кстати, весьма немаловажно, ведь люди во все времена верят во всякие суеверия…

– «Но это только начало, – подумал я, медленно пережёвывая горячую кашу. – Впереди ещё два‑три аула. И неизвестно, что там нас ждёт».

Через десять минут Семён подошёл ко мне. Вид у него был задумчивый, но в глазах горел тот самый огонёк азарта, который я уже научился распознавать.

– Дмитрий Григорьевич, есть разговор, – сказал он, присаживаясь рядом.

Я кивнул, доедая кашу.

– Что узнал?

– Мужик этот, Казик зовут, – начал Семён, понизив голос и оглядываясь по сторонам, – здешние места знает неплохо. Год работал у одного бая, пока тот не помер. Так вот, говорит он про некоего мурзу по имени Барай. Живёт тут неподалёку, верстах в двадцати к востоку.

Я поставил котелок, вытер рот рукавом.

– И что нам этот Барай? – спросил я, отламывая кусок вяленого мяса. При этом дал один кусок Семёну, второй оставил себе.

– А вот тут самое интересное, – с благодарностью кивнул Семен, принимая мясо. – Казик недавно был в тех местах и видел, что Барай этот возвращался раненый… вроде как в бою с астраханцами стрелу словил, да неудачно. Но вроде бы как вернулся домой, пошёл на поправку.

– Иии? – произнёс я, пока не понимая к чему весь этот разговор.

– Мурза этот вернулся домой не с пустыми лапами. Казик божится, что видел, как обоз за ним тянулся. Вроде как товарищи Барая, те, что дальше на войну пошли, скинули ему на хранение всё награбленное. Чтобы с собой лишний груз не тащить в пекло, а забрать на обратном пути собирались. Мол, Барай всё равно воевать не может, пусть хоть казну посторожит.

Я перестал жевать.

– Ты уверен? – спросил я, глядя Семёну в глаза.

– Казик клянётся, – ответил он серьёзно. – Говорит, сундуки кованые видел, тюки с добром. В общем, я сказал, что он узнал. А ты думай, Дмитрий Григорьевич.

– Молодец, – похвалил я десятника. – Ратмир, – крикнул я своего холопа. – Каша ещё осталась?

– Да, господин.

Я повернулся к Семёну.

– Иди перекуси, а я пока подумаю.

Когда он ушёл, я оперся спиной на дерево. Если там действительно «общак» татарского отряда, то куш может быть огромным. Деньги, серебро, оружие, ткани… Астраханские земли были богатыми. А я отправился в поход именно за ресурсами. Они мне были нужны для моей доменной печи, для найма людей, для укрепления Курмыша. Для всего, что я задумал построить в этом мире.

Я подозвал Григория, Богдана и Лёву жестом.

– Слушайте, – сказал я, когда они подошли. – Планы меняются. Семён говорит, есть возможность взять куш пожирнее.

Я пересказал им слова Казика, наблюдая за их реакцией.

– Ты предлагаешь наведаться к этому Бараю? – спросил меня Богдан.

– Да, – ответил я и тут же добавил: – Но если нам что‑то не понравится, мы отступим. Как я уже говорил, лить понапрасну русскую кровь я не собираюсь. – Оглядев всех, я спросил. – Ну так как? Идём в гости к мурзе?

Возражений не последовало.

Как говорится, гладко было на бумаге, да забыли про овраги. И всё пошло не по плану. А в нашем случае, глазастые разъезды.

Мы двигались, соблюдая все меры предосторожности, разослав дозоры и стараясь держаться низин. Лес впереди обещал надежное укрытие, через которое мы планировали подобраться к усадьбе того самого мурзы Барая.

Признаюсь честно, я уже мысленно делил добычу, прикидывая, сколько железа и инструментов смогу закупить для Курмыша. Но незнакомая местность сыграла с нами злую шутку.

Мы только собирались въезжать в редкий подлесок, как вдруг всего в четырехстах метрах от нас, из‑за холма, выскочили трое всадников.

– Враг! – выкрикнул Семён, мгновенно вскидывая лук.

Татары среагировали молниеносно. Никаких вопросов, никакого сближения. Они резко осадили коней, развернулись и, выпустив в нашу сторону по стреле, пришпорили скакунов. Стрелы, пущенные на скаку и с такого расстояния, даже не долетели до нас, бессильно ткнувшись в сухую траву метрах в пятидесяти.