— Ладно. Растревожил всю душу. Потерплю еще. Погляжу.

Другой же так и оставался со своими трудными думами.

Зато те, что возвращались, крепко влезали в работу. Вернулся и Григорий Носков, муж Прасковьи, и Верку удалось уговорить остаться.

Но Игнат все острее понимал, что таким путем мало чего достигнешь. Удержать людей даже не полдела, а маленькая частица дела. Люди восприняли конец войны вполне закономерно как конец своих мучений, каждодневному нечеловеческому

напряжению. А тут… Словно лезли на крутую гору с тяжелым грузом, из сил выбивались, падали от усталости, но карабкались, зная, что там, за перевалом ровная дорога, а добрались до вершины, за ней новый подъем, не легче, чем тот, что одолели, и неизвестно, будет ли за этой кручью та самая ровная и прямая дорога.

Это означало, что нужно не только выверить шаг, но и сделать так, чтобы каждый мог видеть сам, что его ждет впереди. Силой, уговорами, туманными соображениями, обещаниями людей не заставишь одолеть новую гору.

Игнат с головой влез в хозяйственные расчеты. Ему помогала Маня Акинфеева. Приземистая, пухленькая, с детскими ямочками на щеках, она была очень похожа на своего брата балагура и увальня Тараса. Пропал без вести Тарас…

Сидели в конторе с Маней ежедневно до поздней ночи, гоняли костяшки счетов, копались в конторских книгах и ведомостях. Игнату хотелось, чтобы колхозник точно знал, сколько он заработал вчера, сегодня, на что может рассчитывать завтра, а этого можно добиться, только когда трудодень будет не просто палочкой в ведомости, а твердооплачиваемой единицей. Раньше не больно заботились, сколько трудодней начислено в год тысяча, три, десять все равно. И получалось, трудодни сами собой, продукция само собой. Вот если установить по бригадам твердое количество трудодней на все виды работы.

— Но возможно ли это? — Спросил у Мани:

— Как ты считаешь можно?

— Думаю, можно, сказала она. Трудодни, как семена, например, бригадиру отпускаются по строгой норме.

Девушка быстро вникала в ход его рассуждений, радуя умением схватывать главное. И он думал, что новому поколению будет работать легче и проще, то, что им самим давалось и дается с большим трудом, нынешние парни и девушки примут как нечто само собой разумеющееся, примут и пойдут дальше, к таким вершинам, на которые сейчас и взглянуть страшно.

После долгих расчетов вывели количество трудодней, необходимых для производства всех работ в течение года.

— Теперь, Маня, доходы, какие запланировали на будущий год, раздели на трудодни.

Пощелкав костяшками счетов, Маня написала на листке бумаги: «Трудодень 200 граммов хлеба и 1 р. 20 к. денег».

— Ловко! — Игнат подергал бороду. — Это, если я заработал два трудодня, то получу четыреста граммов хлеба и два сорок деньгами. Но два трудодня не каждый заработает. Как жить, Маня? Два рубля пачка махорки, сорок копеек четыре коробки спичек, а хлеба не только мужику, но и ребенку не хватит. Так как же жить-то, Маня? Бросай к черту все эти расчеты!

Домой шел подавленный, голова болела от тяжелых, тупо давящих на виски мыслей. Помощи ждать неоткуда. Страна дымится от военных развалин, не государство крестьянину, а крестьянин государству должен помогать сейчас. Потом, конечно, будут новые тракторы и автомашины, но сейчас приходится рассчитывать только на свои силы. А сил нет, чтобы разом поднять хозяйство и дать людям хотя бы самое необходимое. Где же выход?

Думал об этом снова и снова. Опять заставил Маню щелкать костяшками счетов. На этот раз хотел узнать, что дает дохода больше пшеница, гречка, овес, просо, ячмень? Овца, свинья, корова?

Таких подсчетов раньше тоже не делали. Не до того было. Сколько и чего посеяли не важно, лишь бы земля не осталась холостой. Какая живность в колхозном дворе опять не важно, одна забота сохранить то, что есть.

Первые же, довольно грубые, приблизительные подсчеты обнадежили Игната. И когда все пересчитали еще и еще раз, да дважды, трижды выверили, он увидел то, что раньше ускользало от взгляда. Например, просо. Если эту культуру сеять по залежи или, лучше того, по целине, урожаи выходит добрый, по доходности он тогда на первом месте среди зерновых стоит, а если сеять по зяби или весновспашке, она не оправдывает даже затрат. Пшеница другое дело. Она завсегда вывозит. Но ей пар нужен. Значит, весь пар, какой имеется, засеять пшеницей… Так, дальше… Огородину почти перестали садить. И напрасно. Ранние огурцы, выращенные в парниках, идут на рынке по очень высокой цене. Площадь парников можно удвоить, даже утроить, навоз есть, рамы сделать недолго. И дать это дело в руки Луки Федоровича довеском к его саду. С животноводством тоже несуразица. Свиньи не только не приносят дохода, но и убыточны. Хлеба жрут столько, что никакое сало его не окупает. Пустить их всех под нож… Вот гуси неожиданность. Затраты на кило мяса совсем маленькие. Игнат даже не сразу поверил. А все оказывается просто. Гусят брали весной. Лето они кормились в озерках, только приглядывай за ними, к осени каждый четыре килограмма. Взять бы их не полсотни, а тысячу. Даст ли инкубаторная станция? Должна дать, если заранее сделать заявку. Второй вопрос. Весной, пока гусята маленькие, нужно теплое помещение. Строить сейчас сил нет, да и нужно ли? На лето освобождаются зимние кошары, если овец раньше перевести на летники, помещение можно занять полностью. Возле них тоже есть мелководное озеро, сырой луг — пастбище для гусей лучше не надо.

Заново пересчитали доходы. Вес трудодня сразу поднялся. Теперь можно было твердо обещать колхозникам на трудодень полкило хлеба и до пяти рублей денег. Не много. Но зато при любых условиях, если даже урожайность будет немногим ниже средней, они получат свои 500 граммов и пять рублей. А если урожай выдастся хорошим, то вес трудодня может удвоиться.

Но и это не все. Дальше. За высокие урожаи, надои молока, привесы нагульного стада можно установить дополнительную оплату. Скажем, надоила доярка десять центнеров молока сверх запланированного забирай центнер себе, получил овцевод сверх плана десять ягнят, одного бери себе. И колхоз будет не в обиде и умный труд человека вознагражден.

Рассказал Белозерову о своих поисках и наметках. Стефан Иванович одобрительно кивнул головой, коротко одобрил:

— Хорошо. Встал со стула, прошел по кабинету, у дверей остановился, спрятал руки за спину, от чего вылинявшая гимнастерка туго обтянула узкую грудь, постоял так, снова повторил: — Хорошо. Но не все. Огурцами на базаре торговать, ну и выдумал! А премии, это что? Поощрение рвачества, ставки на инстинкт собственника.

Игнат промолчал. Пусть себе толкует про всякие там инстинкты, главное, чтобы не мешал.

На основе своих наметок вместе с бригадирами, членами правления, агрономом МТС стали составлять план.

По вечерам в контору набивалось много народу. Прослышав, что правление маракует, как улучшить жизнь колхозника, накормить хлебом его детей, приходили мужики, старики, ввязывались в разговоры, судили-рядили и так и этак, где толково, где и бестолково, каждый старался ввернуть что-нибудь свое. Суетливый Викул Абрамыч однажды внес предложение сколотить из стариков бригаду бондарей, делать бочки и торговать ими.

— Деньги зашибем мешок!

Узенькая бороденка Викула Абрамыча торчала воинственно, незоркие стариковские глаза спрашивали: ну, как, здорово придумал, а?

Стефан Белозеров многозначительно глянул на Игната, сказал сквозь зубы:

— Еще бы известь выжигать да деготь гнать на продажу.

— И это можно! — радостно подхватил Викул Абрамыч.

— Не сепети! — одернул его Лифер Иваныч. — Мы, поди, хлеборобы. Нам ли в побочном промысле долю искать?

— Точно! — Лучка Богомазов усмешливо взглянул на Викула Абрамыча. — Не задирай голову на деревья, из которых клепку делают, под ноги гляди, на землю.

Теперь Игнат посмотрел на Стефана Ивановича, улыбнулся

в бороду. Только перед этим они с ним снова довольно крупно поговорили. Белозеров настаивал, чтобы из плана было исключено выращивание огурцов, предназначенных для продажи на рынке, и всякая дополнительная оплата. Игнат с ним решительно не согласился, и Белозеров сказал с досадой, что он все больше скатывается на позиции, противоположные тем, на которых должен твердо стоять коммунист. Зовет людей не идеей, не верой в жизненные силы социализма, а приманивает заработком. Если так дальше пойдет, колхозники вместо хлеборобства займутся всем чем угодно: будут орехи добывать, грибами торговать, известь выжигать, поскольку выгода от такой добычи вот она.