Взгляд Дженнсен остановился на ноже, прикрепленном к ремню. Увидев нож, она похолодела, но тут же вспомнила, что владелец его мертв. Рукоять ножа, поблескивающая в полумра–ке, привлекла ее внимание прежде всего. Дженнсен была увере–на, что ни один обычный солдат не должен иметь столь дорогого ножа. Это явно один из самых дорогих ножей, которые она ви–дела в своей жизни.

На серебряной рукояти была затейливо выгравирована бук–ва «Р».

Как же все-таки красива эта вещь!

С юного возраста мать учила дочь обращению с ножом. Как было бы хорошо, окажись у матери такой нож!..

Дженнсен.

Она вскочила.

Не сейчас! Добрые духи, не сейчас! Не здесь…

Дженнсен.

Дженнсен принадлежала к числу людей, которые мало что не любят в жизни, но этот голос она не любила.

И она проигнорировала его, как и всегда, заставив свои паль–цы ощупывать тело. Проверила кожаные ремни. Нет ли в них потайных мест?.. Увы, нет. И мундир простого покроя, без кар–манов…

Дженнсен.

Она стиснула зубы.

– Оставь меня, – произнесла она вслух, но тихо.

Дженнсен.

На этот раз голос прозвучал по-другому. Будто был не в голо–ве, как это казалось обычно.

– Оставь меня в покое, – простонала она. Сдавайся, – прозвучал безжизненный невнятный голос. Дженнсен подняла голову и увидела, что глаза мертвеца при–стально смотрят на нее.

Первый порыв завывающего ветра, предвестника холодного дождя, обрушился на нее. Словно ледяные пальцы духов начали ласкать лицо…

Сердце Дженнсен бешено застучало. Она задышала преры–висто и со свистом. Словно шелк цеплялся за сухую кожу… Взгляд широко раскрытых глаз был устремлен на лицо мертво–го солдата. А потом она отскочила, поскальзываясь на мелких камнях.

С ее стороны так вести себя было глупо, и она это знала. Че–ловек мертв. Он не смотрит на нее. Он просто не может смот–реть на нее. Его немигающий взгляд мертв. Он сейчас, как связ–ка снулой рыбы. Рыбины ни на что не смотрят. И он не смотрит. Это ей только кажется.

Но даже если его глаза мертвы, она будет следить за ним, чтобы убедиться, что он на нее не смотрит…

Дженнсен.

Над высоким гранитным утесом раскачивались на ветру со–сны. Оставшиеся без листвы клен и дуб размахивали своими ске–летообразными ветвями, но Дженнсен ничего вокруг не видела. Она не сводила глаз с мертвеца. И прислушивалась, не раздастся ли голос.

Однако губы мертвеца были неподвижны. Дженнсен знала, что так и должно быть. Голос раздавался в ее голове.

Лицо погибшего по-прежнему было повернуто в сторону тропы, откуда он упал, хотя сейчас Дженнсен казалось, что они обращены в ее сторону. И она крепко сжала рукоять своего ножа.

Дженнсен.

– Оставь меня. Я не сдамся. Она никогда не понимала, почему голос желает, чтобы она сдалась. Он был с нею всю ее жизнь, но никогда ничего не объяс–нял. И в этой двойственности она находила успокоение. Как будто отвечая на ее мысли, голос раздался вновь:

Откажись от своей плоти, Дженнсен.

Дженнсен не могла вздохнуть.

Откажись от своей воли.

Она в ужасе сглотнула. Он никогда не говорил так раньше – чтобы она могла понять все слова.

Она едва различала этот голос, когда засыпала. Он звал ее издали, безжизненным шепотом. Он произносил разные фра–зы – она знала это, но никогда не могла различить ничего, кро–ме собственного имени да пугающего короткого призыва сдать–ся. Это слово всегда звучало более отчетливо, чем остальные. Она всегда слышала его и не могла расслышать других слов.

Мать говорила, что это голос мужчины, который почти на протяжении всей жизни хотел убить Дженнсен. Мать говорила, что он хотел замучить ее.

«Джен, – обычно говорила мать. – Все в порядке. Я здесь, с тобой. Он не причинит тебе никакого вреда».

Дженнсен не хотелось перекладывать этот груз на мать, и часто она не рассказывала той, что снова слышала голос.

Но даже если он не мог причинить ей зла, это мог сделать обладатель голоса, если найдет ее. И как никогда Дженнсен за–хотелось очутиться в защищающих объятиях матери.

Когда-нибудь он придет за нею. Они обе знали, что так слу–чится. Пока же он посылал к ней голос. Во всяком случае, так считала мать.

Поскольку такое объяснение пугало, дочь предпочитала ду–мать, что она – сумасшедшая. Ведь если Дженнсен не в себе, значит, голоса не существует.

– Что случилось?

Дженнсен задохнулась от крика и развернулась, выхватывая нож. Полуприсела и широко расставила ноги, готовая броситься на неведомого противника.

Ведь сейчас это был не бесплотный голос. Какой-то человек шел оврагом по направлению к ней. Ветер завывал вокруг, да еще ее пугал мертвый солдат, поэтому она и не услышала, как человек приблизился.

Он выглядел очень крепким и находился уже совсем рядом, так что она поняла – удрать не удастся, он с легкостью ее до–гонит.

Увидев ее реакцию, человек оста–новился: – Я не хотел вас напугать. Голос его оказался достаточно прият–ным.

– И тем не менее вы меня напугали! Хотя капюшон плаща незнакомца был опущен и Дженнсен не могла отчетливо ви–деть его лицо, похоже, он, как большинство других людей, заинтересовался ее рыжими волосами.

– Да, я заметил… Прошу прощения! Она не изменила защитной позы в знак того, что принимает его извинения; наобо–рот, бросила быстрый взгляд по сторонам, проверяя нет ли с незнакомцем того, кто незаметно подкрадывается сейчас сзади…

Будучи застигнутой врасплох подоб–ным образом, она чувствовала себя неве–роятно глупо. В глубине души Дженнсен знала, что никогда не будет находиться в полной безопасности. И дело совсем не в тайном голосе. Малейшая неосторожность способна в любой момент стоить ей жиз–ни. От мысли, как легко это может про–изойти, девушка почувствовала себя бро–шенной на произвол судьбы. Если этот че–ловек смог подойти и застать ее врасплох среди бела дня, то мечта о том, что когда-нибудь ее жизнь будет принадлежать только ей самой, просто безнадежна.

Темная поверхность вздымающейся вверх скалы блестела под дождем. Овеваемый ветрами овраг пустынен – только де–вушка и двое мужчин. Один мертв, другой жив. Еще будучи ма–леньким ребенком, Дженнсен не имела привычки представлять себе зловещие лица, скрывающиеся в сени леса. Вот и сейчас промежутки среди деревьев были пусты…

Мужчина остановился в дюжине шагов от нее. Судя по позе, причиной тому был вовсе не страх перед ножом в руке девушки. Просто он опасался вызвать у нее еще больший испуг. Он не–отрывно смотрел на нее, казалось, задумавшись о чем-то своем. Но скоро отвлекся от изучения ее лица, непонятно почему выз–вавшего столь пристальный интерес.

– Я могу представить себе, почему женщина пугается вне–запно подошедшего незнакомца. Я хотел пройти мимо, чтобы не тревожить вас, но увидел лежащего на земле парня. И подумал… Может быть, вам нужна моя помощь, и помчался сюда.

Темно-зеленый плащ облегал на ветру его мускулистую фи–гуру. Потом ветер задрал полы плаща, и Дженнсен разглядела под ними хорошо скроенную простую одежду. Лицо под капю–шоном было едва различимо, но незнакомец явно и старатель–но улыбался. Впрочем, улыбка его была данью вежливости, не больше.

– Он мертв… – других слов у Дженнсен не нашлось.

Она не привыкла разговаривать с незнакомцами. Она не при–выкла говорить с кем бы то ни было, кроме своей матери, поэто–му не была уверена в том, что именно говорят в данных обстоя–тельствах.

– Мне очень жаль… – Незнакомец слегка вытянул шею, пытаясь разглядеть человека, лежащего на земле, но ближе не подошел.

Дженнсен подумала о немалой тактичности человека, кото–рый старается не приближаться к девушке, видя, что та явно нервничает. И ей стало неприятно, что она выдала свои чувства. Раньше ей казалось, что никто не сможет прочесть ее мысли по выражению лица.

Незнакомец перевел пристальный взгляд с мертвеца на нож Дженнсен, а потом на ее лицо: