Оба не знал, что делать. А господин Тачман уже стоял возле двери, заглядывая внутрь дома. Это был высокий мужчина, ху–дой, с большими ушами и крупным носом. Оба знал, что госпо–дин Тачман нравился его матери. Наверное, ему удавалось отсо–сать яду из ее зубов. И немного смягчить ее. Это была интерес–ная теория, о ней стоило впоследствии немного подумать.

– Доброе утро, Оба! – Глаза господина Тачмана, которые всегда казались Обе странно-водянистыми, обшаривали дом. – Где твоя мать?

Бегающие глазки гостя привели Обу в состояние тревоги. Он так и стоял с яичницей в руках, пытаясь сообразить, что же делать и что сказать. Взгляд господина Тачмана остановился на очаге.

Оба с трудом сохранял непринужденный вид, напоминая себе, что он уже не прежний Оба, что он – важный человек. Такие люди не бывают неуверенными. Важный человек ловит момент и доказывает собственное величие.

– Мама? – Оба поставил тарелку и взглянул на очаг. – Она куда-то вышла.

С каменным лицом господин Тачман задержал на Обе свой взгляд:

– Ты слышал о Латее? Что нашли у нее дома? В этот момент Оба размышлял о том, насколько рот гостя был похож на рот его матери. Такой же узкий, предательский…

– Латея? – Оба со свистом втянул в себя кусок яичницы, застрявший между зубами. – Она же умерла. Что там можно найти?

– Если точнее, то можно сказать, что не нашли. Денег. У Латеи были деньги, и все об этом знали. Но в доме их не нашли.

Оба пожал плечами:

– Может, они сгорели? Расплавились? Господин Тачман скептически крякнул:

– Может, да. А может, и нет. Ходят слухи, что они исчезли до пожара.

Оба почувствовал раздражение от того, что людям обязатель–но нужно лезть куда не следует. Неужели им больше не о чем думать? Почему им мало собственных проблем? Они должны радоваться тому, что ведьмы больше нет, и оставить все на своих местах, а не копаться в пепле. Как дятлы… Долбят и долбят. Как стадо гусей среди крупы… Проныры вонючие!

– Я скажу маме, что вы заходили.

– Мне нужны нитки, которые она спряла. И я привез ей еще шерсти. Я тороплюсь, меня люди ждут.

Целый отряд женщин трудился на этого мужчину. Интерес–но, давал ли он им когда-нибудь возможность перевести дух?

– Вы знаете, боюсь, что у мамы не было времени… Господин Тачман снова уставился на очаг, только на этот раз более пристально. Теперь его лицо выражало не любопытство, а гнев. Человек, привыкший управлять людьми, более энергич–ный, чем Оба, он чувствовал себя уверенно при любых обстоя–тельствах. Перешагнув через порог, он прошел на середину ком–наты, все еще глядя на очаг.

– Что это? – он показывал рукой на очаг. – Что это? О боже всемилостивый!..

Оба гордился своим новым очагом. Разглядывая другие оча–ги, он сообразил, как они устроены. Конечно, труба еще не была достроена, но он уже использовал ее. В ней он видел большую пользу…

Наконец Оба увидел, на что именно показывал господин Тачман.

На мамину челюстную кость…

Ну вот, случилась «поразительность». Оба не ждал посетите–лей, а тем более любопытных вонючих проныр. Неужели то, что люди прядут для этого типа пряжу, дает ему право совать нос в их дома?

Господин Тачман медленно пятился к двери. Оба знал, что он не станет молчать об увиденном. Ведь этот сплетник готов бол–тать с каждым, кто будет слушать о пропавших деньгах Латеи. А они, после всего случившегося, принадлежали Обе. Сколько лет он мучился! И вот положил этим страданиям конец! Да можно сказать, что он эти деньги заработал!..

Ясно, господин Тачман разболтает о том, что увидел в очаге, и обязательно возникнут вопросы. Каждый захочет сунуть свой нос и узнать, кому принадлежит кость. Сразу начнут беспоко–иться о его матери, примерно так же, как они бегали вокруг кол–дуньи.

Оба-новый, человек действия, не мог этого допустить. Оба стал важным человеком. В конце концов, в его жилах течет кровь Рала. Важный человек действует – решает возникшие пробле–мы сразу. Быстро. Эффективно. Твердо.

Оба схватил господина Тачмана за горло, не давая ему сбе–жать. Тот защищался решительно. Он был высокий и жилистый, но уступал Обе в силе и скорости.

Когда, сопя от усилий, Оба вонзил нож в живот гостя, госпо–дин Тачман широко открыл рот. Его глаза, обычно такие про–зрачные и любопытные, теперь были круглы и полны ужаса.

Потом Оба положил господина Тачмана на пол. Впереди его ждала тяжелая работа. Но Оба никогда не боялся работы. Сна–чала надо покончить с болтливым пронырой. Далее решить, что делать с фургоном. Скорее всего люди придут его искать. Жизнь Обы становилась все более «поразительной».

Господин Тачман принялся звать на помощь. Оба вонзил нож в мякоть под его подбородком. И нагнулся, наблюдая агонию.

На самом деле Оба ничего не имел против господина Тачма-на, пусть даже этот человек был грубым и вечно командовал. Просто все это касалось старой ведьмы. Она продолжала услож–нять Обе жизнь. Наверняка она передала послания с того света матери, а потом и господину Тачману. Сука!.. Потому мать и ви–дела все в черном свете. А теперь явился этот пронырливый бол–тун, господин Тачман. Они были, как стая саранчи, как чума. Оба знал: все происходит только из-за того, что он стал важной фи–гурой.

Очевидно, наступило время перемен. Ему нельзя было здесь оставаться, среди проныр, которые наверняка будут доставать его своими вопросами. Так или иначе, он слишком важен, чтобы оставаться в этой никчемной местности.

Господин Тачман все еще хрипел. Что ж, настало время не–счастному вдовцу встретиться с сумасшедшей матерью Обы и мерзкой колдуньей.

А Обе пришло время принять свою новую жизнь, жизнь важ–ного человека, и переехать в лучшие края.

И в этот момент он вдруг осознал, что никогда ему больше не придется ходить в сарай и глядеть на кучу замерзшего навоза, который он так и не смог вычистить совковой лопатой. Этому не помогла даже многословная настойчивость его сумасшедшей матери. И попытайся он сделать эту работу киркой, все получи–лось бы наверняка быстрее.

Вот и еще одна «поразительность»…

Cосредоточенно согнувшись над рабочим столом, Фридрих Гилдер осторожно обмахивал кисточкой из овечьей шерсти только что позолоченную поверхность, проверяя ровность покрытия. Маленькая резная фигурка, изображающая птичку, получилась безупречной.

За окном мягко стучал по стеклу дождь. Был полдень, однако крадущиеся по небу серые тучи принесли с собой сумрак.

Фридрих смотрел сквозь дверной про–ем из передней, в которой работал, и любо–вался хорошо знакомыми изящными дви–жениями жены, бросающей камешки на Благодать. Много лет назад он покрыл по–золотой линии Благодати – фигуры, состо–ящей из восьмиугольной звезды, квадрата и двух кругов, вписанного и описанного. Благодать могла бы оказаться бесполезной, нарисуй ее не так. Ведь истинную Благодать должен рисовать тот, кто обладает даром.

Фридриху доставляло радость делать для жены все, что могло бы скрасить ей жизнь – ведь именно ее присутствие дела–ло прекрасной жизнь самого Фридриха. Он считал, что ее улыбку позолотил сам Созда–тель…

Женщина, явившаяся к ним в дом за предсказанием, неожиданно наклонилась, поглощенная видом того, как складывается ее судьба. Если бы люди могли на самом деле видеть судьбу, они бы не ходили к Алтее. Однако судьбу они не видели, и им оставалось увлеченно наблюдать за тем, как катятся камешки, пущенные длинными тонкими пальцами его жены по доске с Благодатью.

Нынешняя посетительница, очень славная женщина средних лет, вдова, уже дважды пользовалась услугами Алтеи, правда, несколько лет назад. Занятый своей работой, Фридрих рассеян–но слушал, как она рассказывала Алтее о семи взрослых детях, уже создавших семьи и живших неподалеку, и о первом внуке, который должен был вот-вот родиться. Однако сейчас ее внима–ние занимал не внук, а горсть камешков.

– Снова? – удивилась она. – Они показывают одно и то же.