После этих слов все разговоры прекратились. Люди нахмурились и приготовились к бою. Но в каждой голове звучал отложенный на потом вопрос: «Как им это удалось?»

Пять боевых кораблей Армады выдвинулись на несколько миль к западу, образовав подобие извилистой стены между городом и надвигающимся флотом.

Вокруг и между них двигались броненосцы помельче — невысокие суда без иллюминаторов, закованные в серый металл, ощетинившиеся короткоствольными пушками. К ним присоединились пиратские корабли, только что стоявшие на причалах. Матросы на них, сжав зубы, старались не задумываться над своей самоубийственной бравадой — их корабли имели защиту и вооружение для охоты на торговые суда, а против военного флота были бессильны. Они понимали, что лишь немногие из них вернутся домой.

Никаких разделений между кварталами здесь не существовало. Команды, преданные тому или иному правителю маневрировали, наступали, шли в бой бок о бок. Наблюдатели на «Высокомерии» прислали еще несколько сообщений — теперь кробюзонские корабли стали видны четче. Утер Доул прочел послания Любовникам.

— Вероятно, они взбеленились из—за этой своей буровой установки, — тихо сказал он, так что услышали его только эти двое. — По вооружению противник нас превосходит. Кораблей у нас больше, но половина — это деревянные пиратские посудины. У них семь линкоров, а поисковых кораблей вообще без счета. Они послали чуть ли не половину своего флота.

Флорин Сак и рыболюди Баска, Сукин Джон, креи, подлодки с неясными очертаниями. Подводные силы Армады застыли в ожидании, огромные цепи слегка шевелились. Армада продолжала движение, но аванк замедлил ход, чтобы корабли после боя могли догнать город.

Поблизости небольшая группа креев тесно сгрудилась на одном из погружных плотов. То были шаманы, заклинаниями вызывавшие своих зверей.

Когда Флорин впервые столкнулся с динихтисом, он, не размышляя, бросился в воду. У него тогда не было времени задуматься о своем страхе. Но теперь оставалось не меньше часа до того момента, когда корабли из его прошлого дома прибудут, чтобы уничтожить нынешний. Целеустремленность и разум, приводившие в действие их винты, были куда как опаснее, чем безмозглая тупость, читавшаяся в глазах костерыбы.

Минуты тянулись медленно. Флорин думал о Шекеле, который по его требованию остался дома. Шекель ждал там вместе с Анжевиной — оба, несомненно, получили оружие от оставшихся на Армаде стражников. «Ему же еще нет и шестнадцати», — в отчаянии думал Флорин. Как ему хотелось оказаться там вместе с ними — с Шекелем и его подружкой! Флорин взвесил в руке свой огромный гарпун и подумал о предстоящей схватке. Чувство страха было таким сильным, что мочевой пузырь подвел Флорина, и теплая моча оросила его ноги, а потом рассеялась с потоком воды.

Повсюду в Армаде и на всех свободно плавающих судах, готовившихся к защите города, было оружие.

Открылись двери арсеналов и оружеен города, и продукты военных технологий, произведенные за тысячелетия многими сотнями цивилизаций, были извлечены на свет и готовились к бою: пушки, гарпуны, кремневые ружья, мечи, арбалеты, дискометы наряду с более экзотическим оружием: жалострелами, баанми, йарритусками.

По всему городу над крышами и мачтами висели дирижабли, словно оторвавшиеся части городских построек. С запада на горизонте появились дымы кробюзонских кораблей.

На палубе «Гранд—Оста» собралась огромная толпа: офицеры, капитаны судов, их помощники и правители всех кварталов теснились, слушая Утера Доула, солдата, отдававшего им приказы. На Беллис никто не обращал внимания — она неподвижно стояла рядом и внимала.

— У них больше боевых кораблей, чем у нас, — немногословно сказал Доул. — Но оглянитесь. — Он указал на множество пароходов и буксиров, которые до недавнего времени тащили Армаду по океану, а теперь бесцельно—свободно кружили возле города. — Нужно доукомплектовать экипажи и превратить эти суда в настоящие боевые корабли… Мы послали известие Бруколаку и его войску — как только они проснутся, им сообщат. Нужно послать несколько быстроходных кораблей или дирижаблей к границам Сухой осени — пусть ждут вампиров. — Мы не знаем ничего насчет кробюзонских подводных сил, — продолжал Доул. — Наши субмарины сами должны решать, когда атаковать. У них нет воздушных кораблей. Наш единственный реальный козырь — превосходство в воздухе. — Он показал на «Трезубец», покачивающийся на корме «Гранд—Оста», — его нагружали порохом и мощными бомбами. — Отправляйте их в первую очередь и как можно скорее. Не мешкайте… И запомните: основное внимание — линейным кораблям. Броненосцы и катера нанесут нам ущерб, но мы сможем выдержать их огневой удар. А линкоры… они способны потопить город. — По палубе пронесся вздох ужаса. — На них хранятся запасы топлива — без этих кораблей кробюзонский флот не сможет вернуться назад.

Беллис внезапно вернулась к реальности, осознав, что происходит. Мысли ее проскальзывали, как сломанная шестерня, — она уже не слышала дальнейших наставлений Доула, а постоянно возвращалась к одному и тому же: «Корабль из дома, корабль из дома…»

С неожиданной отчаянной надеждой Беллис посмотрела на слабые дымки на западе. «Как попасть к ним?» — думала она, не веря происходящему, а голова ее кружилась от счастья.

Наконец кробюзонские корабли подошли настолько близко, что их уже можно было разглядеть — длинная полоса черного металла, от которой шли серые дымы.

— Они семафорят, — крикнул Хедригалл с вершины надстройки на корме «Гранд—Оста», глядя в огромную стационарную подзорную трубу. — Посылают нам сообщение, а сами тем временем приближаются. Так, название их флагманского корабля и… — Он помедлил. — Они хотят переговоров?

Доул оделся для сражения. На его серых доспехах виднелось множество ремешков и кобур с кремневыми пистолетами — на бедрах снаружи и изнутри, на плечах, посредине груди. Повсюду на его туловище из ножен торчали рукояти кинжалов и метательных ножей. Вид у него был такой же, с содроганием поняла Беллис, как и в тот день, когда он появился на борту «Терпсихории».

Ей было все равно. Больше это ее не волновало. Она отвернулась и в отчаянии и радости посмотрела на кробюзонские корабли.

Доул встал к подзорной трубе.

— «Капитан Принсип Секассан кробюзонского корабля «Утренний скороход», — медленно прочитал он семафор, покачивая головой. — Запрашивает переговоры по поводу кробюзонского заложника».

На одно мгновение ошеломленная Беллис решила, что речь идет о ней. Но еще не успела исчезнуть судорога радости с ее лица, как она поняла всю абсурдность этой мысли (и что—то в глубинах ее мозга замерло в ожидании, дабы подсказать ей со временем другое объяснение). Она повернулась, взглянула на лица Утера Доула, Хедригалла, Любовников, всех собравшихся капитанов.

При виде их Беллис пробрала дрожь. Она поняла, что все как один на предложение «Утреннего скорохода» прореагировали с высокомерным презрением.

Перед лицом этого коллективного чувства, этой абсолютной вражды, уверенности окружающих ее людей в том, что Ныо—Кробюзону нельзя доверять, что с ним необходимо сражаться, что его нужно уничтожить, ее собственная радость рассеялась. Она помнила кое—что из читанного раньше о Пиратских войнах и о кробюзонском нападении на Сурош. Она неожиданно вспомнила о своих разговорах с Иоганнесом и Флорином Саком, вспомнила ярость, которая обуяла Флорина при мысли о том, что его могут найти кробюзонские корабли.

Беллис вспомнила и собственное поспешное бегство из Нью—Кробюзона. «Я пересекла море, потому что боялась за свою жизнь, — подумала она. — Куда бы я ни посмотрела, я всюду видела милицию. Боялась агентов правительства. Агентов, переодетых моряками».

Беллис поняла, что не только пираты (морские соперники Нью—Кробюзона) и не только переделанные имели основания бояться наступающих кораблей. Уверенность покинула ее. Ведь и у нее тоже есть все основания бояться.