В этих теплых водах вечерние огни и звук волн, бьющих по бокам города, были мягче, словно море впитало в себя воздух, а лучи рассеялись: и морская вода, и свет утратили свою свирепость. Армада закуталась в долгую благоуханную темноту, теперь уже определенно летнюю.

Вечером скверики у таверн (по соседству с парковой зоной, земли которой оставались под паром на ютах и главных палубах) полнились стрекотом цикад, заглушавшим шум волн и тарахтенье буксиров. Появились пчелы, шмели и мухи. Они жужжали у окон Беллис, разбивались насмерть о стекла.

Армадцы не были ни южанами, ни северянами, ни жителями умеренного (как кробюзонцы) климата. В любом другом месте годились бы расхожие штампы — холодостойкий северянин или горячий южанин, — но для армадцев они не подходили. В кочевом городе климат не был чем—то определенным и ускользал от обобщений. Город смягчился — вот единственное, что можно было сказать о нынешнем лете в данных обстоятельствах.

Народ на улицах задерживался дольше, повсюду слышался характерный говор на соли. Похоже, сезон намечался разговорчивый.

Встреча происходила в кают—компании «Кастора», корабля Тинтиннабулума.

Помещение было невелико. В нем с трудом помещались все собравшиеся. Они сидели в неудобных церемонных позах на жестких стульях вокруг побитого стола. Тинтиннабулум и его товарищи, Иоганнес и его коллеги, биоматематики, маги и другие, в основном люди, но не все.

И Любовники. За ними у двери стоял Утер Доул, сложив руки на груди.

Иоганнес, нервничая и запинаясь, говорил уже какое—то время. Дойдя до кульминации своего рассказа, он сделал эффектную паузу и хлопнул книгой Круаха Аума по столу. А когда после нескольких секунд молчания раздались первые восторженные ахи и охи, он сопроводил книгу переводом Беллис.

— Теперь вы понимаете, — сказал он дрожащим голосом, — почему я созвал это чрезвычайное заседание.

Любовница взяла два документа и принялись их тщательно сравнивать. Иоганнес молча следил за ней. Губы ее от напряжения искривились, а шрам на лице завился кольцом, скрывая истинное выражение ее лица. Иоганнес заметил на правой стороне ее подбородка сморщенную кожу — струп, образовавшийся на месте новой ранки. Он бросил мельком взгляд на Любовника рядом с ней и тоже увидел рану — слева ниже рта.

Иоганнес, как и всегда при взгляде на эти шрамы, испытал беспокойство. Он мог сколько угодно часто видеть Любовников, но его нервозность в их присутствии не уменьшалась. У них была необыкновенная наружность.

«Может быть, это властность, — подумал Иоганнес — Может быть, это и есть властность».

— Кто здесь знает кеттайский? — спросила Любовница.

Напротив нее поднял руку ллорджис.

— Турган, — сказала она.

— Я немного знаю, — сказал он — голос Тургана, как и всегда, звучал с придыханием. — Главным образом нижнекеттайский, но немного и верхне-. Но эта женщина гораздо более сведуща. Я заглянул в эту книгу, и большая ее часть для меня — тайна за семью печатями.

— Не забывайте, что хладовиновская «Грамматология верхнекеттайского» — общепринятый учебник, — сказал Иоганнес. — Учебники верхнекеттайского можно по пальцам перечесть. — Он покачал головой. — Очень необычный и трудный язык. Но из всех учебников это лучший. Если бы ее не было на борту и книгу переводил Турган или кто—нибудь другой, им все равно пришлось бы постоянно сверяться с ее «Грамматологией».

Руки его подергивались в резких, агрессивных движениях.

— Да, она перевела на рагамоль, но перевести с рагамоля на соль не составит труда. И вот на что нужно еще обратить внимание: перевод здесь еще не самое главное. Может, я неясно выразился… Аум — не кеттаец. Посетить кеттайского ученого мы, совершенно очевидно, не смогли бы. Кохнид лежит далеко в стороне от нашего маршрута, и пребывание Армады в тех местах было бы для нее небезопасно. Аум — анофелес. Их остров лежит в тысяче миль к югу. И высока вероятность, что Аум жив.

Это сообщение для всех было большой неожиданностью.

Иоганнес неторопливо кивнул.

— У нас в руках бесценная вещь, — продолжал он. — Мы имеем описание процесса, результаты, мы имеем указание на район действия — все, что нам надо. Но, к несчастью, отсутствуют примечания и расчеты Аума. Как я Уже говорил, текст сильно поврежден, так что у нас фактически, кроме популяризированного описания, нет ничего. Научная часть отсутствует… Мы направляемся к воронке неподалеку от южного побережья Гнурр—Кетта. Так вот, я навел справки у нескольких кактов с Дрир—Самхера, которые имели дело с анофелесами, посещали их остров. — Он остановился, поняв, что в волнении говорит слишком быстро. — Очевидно, — продолжал он уже медленнее, — что мы можем двигаться в прежнюю сторону. Место нашего назначения известно нам лишь приблизительно. Мы более или менее осведомлены о том, какие виды энергии должны быть задействованы при вызове аванка. Мы имеем некоторое представление о магии, которую нужно применить… И мы могли бы рискнуть… Но мы могли бы и отправиться на остров. Высадить на него группу — Тинтиннабулум, несколько наших ученых, кто—нибудь из вас или вы оба. — Он посмотрел на Любовников. — Нам понадобится Беллис в качестве переводчика, — продолжал он. — От побывавших там кактов толку будет мало — когда они там торговали, то пользовались в основном жестами и кивками, но некоторые из анофелесов, несомненно, говорят на верхнекеттайском. Нам понадобятся стражники и инженеры, потому что пора начать думать о том, как и где мы будем держать аванка. И… мы найдем Аума.

Он откинулся к спинке стула, понимая, что все далеко не так просто, как он пытается представить, но все же испытывая радостное волнение.

— В худшем случае может оказаться, что Аум умер, — сказал он. — Но и тогда мы ничего не потеряем. Может быть, мы найдем тех, кто помнит его и захочет нам помочь.

— Это далеко не худший случай, — сказал Утер Доул, и сразу же в воздухе почувствовалось напряжение: перешептывания прекратились, и все лица обратились к нему, кроме Любовников, которые слушали с мрачным видом, не поворачиваясь. — Вы говорите так, словно речь идет об обычном месте, похожем на все другие, — продолжал Доул своим певучим голосом. — Но это не так. Вы даже не догадываетесь, о чем говорите. Понимаете хоть, что вы обнаружили? Вы знаете, что собой представляет раса Аума? Это остров людей—комаров. В худшем случае женщины—анофелесы набросятся на нас еще на берегу и высосут всю кровь — останется только оболочка, которая там и сгниет. Нас убьют еще до того, как мы сойдем на землю.

Последовало молчание.

— Меня не убьют, — послышался чей—то голос.

Иоганнес едва заметно улыбнулся — голос принадлежал Брейатту, математику—какту. Иоганнес попытался поймать его взгляд. «Отлично сказано», — подумал он.

Любовники кивали.

— Мы учли сказанное тобой, Утер, — сказал Любовник, гладя свои маленькие усики. — Но не будем преувеличивать. Есть способы обойти проблему, как указал этот джентльмен.

— Этот джентльмен — какт, — сказал Доул. — Но для тех из нас, у кого в жилах течет кровь, проблема остается.

— И тем не менее, — властным голосом сказал Любовник, — я думаю, было бы глупо полагать, что сделать ничего нельзя. Мы действуем иначе — начинаем с того, что рассматриваем наши сильные стороны, составляем наилучший план, а уже потом находим пути обхода проблем. Похоже, что наш путь к успеху лежит через этот остров. Значит, туда мы и должны направиться.

Доул не шелохнулся. Выражение его лица было бесстрастным. Ни единым жестом не выдал он своих уязвленных чувств.

— Проклятье! — разочарованно выкрикнул Иоганнес, и все повернулись к нему. Он был и сам потрясен своей вспышкой эмоций, но продолжал с той же горячностью. — Конечно, тут есть и трудности и проблемы, — страстно сказал он, — конечно, мы должны будем немало потрудиться, от нас потребуются немалые усилия, возможно, нам понадобится защита и придется взять с собой бойцов—кактов, или конструктов, или еще боги знают кого… Но что здесь происходит? Вы меня слышите или нет? — Он почтительно, словно священную сутру, взял в руки книгу Аума. — У нас есть книга. У нас есть переводчик. Эта книга — свидетельство того, кто знает, как поднять аванка. Это меняет все… Какая разница, где он живет? Ну хорошо, его земля не очень гостеприимна. — Он бросил взгляд на Любовников. — Но ведь ради нашей цели мы готовы отправиться куда угодно. Мы даже не имеем права говорить об отказе от экспедиции.