* * *
Скрой волнения секреты
Способом испытанным.
День, закутанный в газету,
Брошен недочитанным.
Будто сорвана на небе
Нежность васильковая.
Отгибает тонкий стебель
Тяжесть мотыльковая.
Озарит лесную темень
Соснами багровыми
Замечтавшееся время
Испокон вековое.
* * *
Смех в усах знакомой ели,
Снег, налипший на усах, —
След бежавшей здесь метели,
Заблудившейся в лесах.
И царапины на теле
Здесь оставила пила,
Что на ели еле-еле
Походила и ушла.
Эти ссадины и раны,
Нанесенные пилой,
Наши ели-ветераны
Бальзамируют смолой.
* * *
К нам из окна еще доносится,
Как испытание таланта,
Глухих времен разноголосица,
Переложенье для диктанта.
Но нам записывать не велено,
И мы из кубиков хотели
Сложить здесь песню колыбельную
Простую песенку метели.
И над рассыпанною азбукой
Неграмотными дикарями
Мы ждем чудес, что нам показывать
Придут идущие за нами…
* * *
Шатает ветер райский сад,
И ветви — как трещотки,
Смолкают крики бесенят,
Торчащих у решетки.
И ты глядишь в мое лицо,
Не замечая рая,
Холодным золотым кольцом
Насмешливо играя…
* * *
Здесь выбирают мертвецов
Из знаменитых мудрецов.
Здесь жалость вовсе не с руки —
Жалеют только дураки.
Здесь добрым назовется тот,
В котлы смолу кто храбро льет.
Не забывай, что в Дантов ад
Вошел не только Герострат
Нет — Авиценна и Платон
Дают здесь философский гон…
* * *
Пророчица или кликуша,
Посеяв рознь, посеяв грусть,
Ты нам рвала на части душу
Каким-то бредом наизусть.
У губ твоих вздувалась пена,
Как пузыри, как кружева,
И вырывались в мир из плена
Твои жестокие слова.
Но не сломив судьбы опальной
И встав у времени в тени,
Все отдаленней, все печальней,
Все глуше слышались они…
* * *
Твои речи — как олово —
Матерьял для припоя,
Когда сблизятся головы
Над пропавшей тропою,
Когда следу звериному
Доверяться не надо,
Когда горю старинному
Нет конца и преграды.
Твои речи — как требники —
Среди зла и бесчинства,
«Миротворец враждебников
И строитель единства».
* * *
Вот две — две капли дождевые,
Добравшиеся до земли,
Как существа вполне живые
Раскатываются в пыли.
И ветер прямо с поднебесья
Бросает ключ от сундука,
Где спрятаны все звуки леса,
Ночная летняя тоска.
Сундук открыт — и вся природа,
Сорвав молчания печать,
Ревет о том, что нет исхода,
И листья пробуют кричать.
Осины, вырванные с мясом,
Ольхи пугливый голосок,
И сосны, стонущие басом,
Клонящиеся на песок…
Но буре мало даже шквала,
Она хватается за скалы —
Хрустит и крошится гранит.
И в ветре слышен звук металла,
Когда он с камнем говорит…
* * *
Пусть я, взрослея и старея
В моей стосуточной ночи,
Не мог остола от хорея,
Как ни старался, отличить.
Но иногда оленьи нарты
Сойти, мне кажется, могли
За ученические парты,
За парты на краю земли,
Где я высокую науку
Законов жалости постиг,
Где перелистывали руки
Страницы черных, странных книг.
Людское горе в обнаженье,
Без погремушек и прикрас,
Последнее преображенье,
Однообразнейший рассказ.
Он задан мне таким и на дом.
Я повторяю, я учу.
Когда-нибудь мы сядем рядом —
Я все тебе перешепчу.
