* * *
Какой же дорогой приходит удача?
Где нищенка эта скулит под окном?
И стонет в лесу, захлебнувшись от плача,
От плача по самом земном?
Неправда — удача дорогою воли
Идет, продвигаясь, вершок за вершком,
Крича от тупой, нарастающей боли,
Шагая по льду босиком.
Неправда — удача дорогою страсти
Приходит, и, верно, она
Не хочет дробиться на мелкие части
И в этом сама не вольна.
……………………………………….
Столы уж накрыты, и двери открыты,
И громко читают рассказ —
Зловещий рассказ о разбитом корыте,
Пугающий сыздетства нас.
* * *
Удача — комок нарастающей боли.
Что долго терпелась тайком,
И — снежный, растущий уже поневоле,
С пригорка катящийся ком.
И вот этот ком заслоняет полмира,
И можно его превратить,
Покамест зима — в обжитую квартиру
Иль — в солнце его растопить.
И то и другое, конечно, удача,
Закон, говорят, бытия.
Ведь солнцу решать приходилось задачи
Трудней, чем задача моя.
* * *[66]
Мечта ученого почтенна —
Ведь измеренье и расчет
Сопровождают непременно
Ее величественный ход.
Но у мечты недостоверной
Есть преимущество свое,
Ее размах, почти безмерный,
Ее небесное житье.
Ее пленительною силой
Людская страсть увлечена,
Бросая по свету могилы
И забывая имена.
Что в том, что нужно строить прочно?
Что нет естественных защит?
Все, что чрезмерно, что неточно,
Все поднимается на щит.
И даже то, что так ничтожно,
В чем героического нет,
Одною этой силой можно
Вести дорогою побед.
И можно ею лишь одною
Остановить солнцеворот —
Всей силой сердца запасною,
Внезапно пущенною в ход.
И все физически не просто,
И человек, в согласье с ней,
Повыше собственного роста
И самого себя сильней.
Так ищут подвигов без славы,
Так просятся в проводники
К вулканам, искрящимся лавой,
Через глухие ледники.
Так ищут лоцманского места,
Пока осенняя вода,
Сбивая снег в крутое тесто,
Еще не вылепила льда.
Мечты прямое назначенье,
Нам оживляющее рай,
Не только в преувеличенье
В том, что хватает через край,
А в том, что в сердце нашем скрыто
И обнажается сейчас,
Чтоб быть единственной защитой
От треска слишком трезвых фраз.
И потому любой науке
Не угоняться за мечтой,
Когда она — добра порука
И щеголяет красотой.
Но мир вздохнет от облегченья,
Когда раскроет тот секрет,
Что для ее обозначенья
Еще и формулы-то нет.
Что в фосфорическом свеченье
Мечтой обещанных времен
Извечны поиски значенья
Ее таинственных имен.
СТИХИ В ЧЕСТЬ СОСНЫ[67]
Я откровенней, чем с женой,
С лесной красавицей иной.
Ты, верно, спросишь, кто она?
Обыкновенная сосна.
Она не лиственница, нет,
Ее зеленый мягкий свет
Мне в сердце светит круглый год
Во весь земной круговорот.
В жару и дождь, в пургу и зной
Она беседует со мной.
И шелест хвойный, как стихи —
Немножко горьки и сухи.
И затаилась теплота
В иголках хвойного листа,
В ее коричневой коре,
С отливом бронзы при заре,
Где бури юношеских лет
Глубокий выщербили след,
Где свежи меты топора,
Как нанесенные вчера.
И нет секретов между мной
И этой бронзовой сосной.
И слушать нам не надоест
Все, что волнуется окрест.
Конечно, средь ее ветвей
Не появлялся соловей.
Ей пели песни лишь клесты —
Поэты вечной мерзлоты.
Зато любой полярный клест
Тянулся голосом до звезд.
Средь всякой нечисти лесной
Она одна всегда со мной.
И в целом мире лишь она
До дна души огорчена
Моею ранней сединой,
Едва замеченной женой.
Мы с той сосной одной судьбы:
Мы оба бывшие рабы,
Кому под солнцем места нет,
Кому сошелся клином свет,
И лишь оглянемся назад,
Один и тот же видим ад.
Но нам у мира на краю
Вдвоем не хуже, чем в раю…
И я горжусь, и я хвалюсь,
Что я ветвям ее молюсь.
Она родилась на скале,
На той же сумрачной земле,
Где столько лет в борьбе со льдом
Я вспоминал свой старый дом,
Уже разрушенный давно,
Как было жизнью суждено.
Но много лет в моих ночах
Мне снился тлеющий очаг,
Очаг светил, как свет звезды,
Идущий медленно во льды.
Звезда потухла — только свет
Еще мерцал немало лет.
Но свет померк, в конце концов
Коснувшись голых мертвецов.
И ясно стало, что звезда
Давно погасла навсегда.
А я — я был еще живой
И в этой буре снеговой,
Стирая кровь и пот с лица,
Решился биться до конца.
И недалек был тот конец:
Нависло небо, как свинец,
Над поседевшей головой,
И все ж — я был еще живой.
Уже зловещая метель
Стелила смертную постель,
Плясать готовилась пурга
Над трупом павшего врага.
Но, проливая мягкий свет
На этот смертный зимний бред,
Мне ветку бросила она —
В снегу стоявшая сосна —
И наклонилась надо мной
Во имя радости земной.
Меня за плечи обняла
И снова к бою подняла,
И новый выточила меч,
И возвратила гнев и речь.
И, прислонясь к ее стволу,
Я поглядел смелей во мглу.
И лес, не видевший чудес,
Поверил в то, что я — воскрес.
Теперь ношу ее цвета
В раскраске шарфа и щита:
Сияют ясной простотой
Зеленый, серый, золотой.
Я полным голосом пою,
Пою красавицу свою,
Пою ее на всю страну,
Обыкновенную сосну.
