Он протянул мне белый листок, содержащий отпечатанный на машинке текст:

Л.Ф.Г.

Я хочу того, что мне принадлежало. Шести тысяч миль и 21 года не хватит, чтобы ты мог укрыться от жертвы твоего предательства. Я намерен забрать то, что ты у меня украл.

Э. Б.

– Л. Ф. Г. может означать Леопольд Ф. Гантвоорт, – сказал я, – а Э. Б. – Эмиль Бонфий. 21 год – это время, которое прошло с 1902-го по 1923-й, а 6 тысяч миль – примерное расстояние от Парижа до Сан-Франциско.

Я положил письмо и взял шкатулку. Она была сделана из чего-то, напоминающего черную кожу, и выстелена бархатом. Без каких-либо опознавательных знаков.

Затем я осмотрел два патрона, «Смит и Вессон», калибр 9,6 мм, в мягких носиках пуль были сделаны глубокие крестообразные распилы – старая штучка, она приводит к тому, что такая пуля оставляет в теле дырку величиной с чайное блюдце.

– Патроны тоже нашли в автомобиле?

– Да. И вот это...

О'Гар вытащил из кармана жилета светлую прядь волос, длиной от 2,5 до 5 сантиметров. Волосы были срезаны, а не вырваны.

– Еще что-нибудь?

Казалось, этому не будет конца.

Он взял со стола новенький бумажник – тот, который ни Уиппл, ни Чарльз Гантвоорт не признали собственностью покойного, и подвинул ко мне.

– Мы подобрали его на улице, примерно в метре от автомобиля.

Бумажник был довольно дешевый, без фабричной марки или инициалов владельца. Внутри лежали две десятидолларовые купюры, три вырезки из газет и листик бумаги с отпечатанным на машинке списком из шести имен и адресов. Имя и адрес Гантвоорта стояли на первом месте.

Три вырезки были сделаны скорее всего из разделов личных объявлений трех разных газет – шрифт не был похож – и выглядели они так:

"Джордж. – Все в порядке. Не жди слишком долго – Д. Д. Д.У

«Р. X. Т. – они не отвечают. – ФЛО».

«Кэппи. – Ровно в 12, и будь осторожен. Бинго».

Фамилии и адреса в списке, кроме Гантвоорта, были следующие:

Куинси Хиткоут, 1223 С. – Джейсон-стрит, Денвер.

Б. Д. Торнтон, 96 Хъюз Серкл, Даллас.

Лютер Г. Рэндолл, 615 Коламбия-стрит, Портсмут.

Дж. X. Бонд Уиллис, 5444 Гарвард-стрит, Бостон.

Ханна Хиндмарш, 218, Е. 79-я стрит. Кливленд.

– Это все? – спросил я, изучив список.

Запасы сержанта-детектива еще не истощились.

– Застежки из воротничка убитого – как передняя, так и задняя – были вынуты, хотя и воротничок, и галстук остались на своих местах. И левый штиблет исчез. Мы везде искали, но ни штиблета, ни застежек не нашли.

– Больше ничего?

Теперь я был готов ко всему.

– А что тебе, черт возьми, еще надо? – взвыл он. – Этого мало?

– А отпечатки пальцев?

– Здесь глухо. Мы обнаружили только отпечатки жертвы.

– А машина, в которой его нашли?

– Это кабриолет, принадлежащий некоему доктору Уоллесу Джирарго. В шесть часов вечера он позвонил нам и заявил, что у него угнали автомобиль в районе перекрестка Полка-стрит и Макаллистер-стрит. Мы проверяем, но, по-моему, он ни при чем.

Вещи, которые, согласно показаниям Уиппла и Чарльза Гантвоорта, принадлежали убитому, мало что нам говорили. Мы внимательно их осмотрели, но это ничего не дало. В блокноте было много записей, но ни одна из них, казалось, не имела отношения к делу. Письма также.

Серийный номер пишущей машинки – орудия преступления – отсутствовал. Он был сточен напильником.

– Ну, и что ты об этом думаешь? – спросил О'Гар , когда мы закончили осмотр и сидели, покуривая сигареты.

– Думаю, стоило бы отыскать месье Эмиля Бонфий.

– Не помешало бы, – буркнул он. – Прежде всего, наверное, надо связаться с теми пятью людьми из списка. Возможно, это список жертв, которых Бонфий собирается уничтожить.

– Возможно. Так или иначе, придется их разыскать. Не исключено, что некоторых уже нет в живых, но, независимо от того, убили ли их уже, убьют ли в будущем или не собираются убивать вообще, они наверняка как-то связаны с делом. Я отправлю телеграммы в филиалы нашего агентства, чтобы там занялись людьми из списка. Попробую также установить, из каких газет были сделаны вырезки.

О'Гар взглянул на часы и зевнул.

– Уже четыре. Неплохо бы чуть-чуть поспать. Я оставлю записку нашему эксперту, пусть он с утра сравнит шрифт машинки с тем письмом, подписанным Э. Б., и со списком. Нужно проверить, на ней ли их отпечатали. Похоже, что да, но надо удостовериться. Я прикажу, чтобы, как только рассветет, обыскали парк в том районе, где нашли Гантвоорта, – вдруг отыщутся пропавший штиблет и застежки от воротничка. И наконец, отправлю пару ребят во все магазины, торгующие пишущими машинками, может, они узнают что-нибудь об этой.

По дороге я заглянул на почту и отправил пачку телеграмм. Потом пошел домой, чтобы там грезить о вещах, которые не имеют никакого отношения к преступлениям или работе детектива.

В одиннадцать утра я, свежий и бодрый после пяти часов сна, вошел в помещение следственного отдела и застал там сержанта О'Гара, сидящего с опущенными плечами и тупо вглядывающегося в черный штиблет, несколько застежек от воротничка, заржавленный плоский ключик и смятую газету.

– Что это такое? Сувениры с твоей свадьбы?

– Хорошо бы, – в голосе звучала тоска. – Слушай: один из портье в Национальном судоходном банке, убирая в вестибюле, нашел сегодня утром сверток. В нем был этот штиблет... недостающий штиблет Гантвоорта, завернутый в «Филадельфия Рекорд» пятидневной давности, а вместе с ним – застежки и ржавый ключ. Обрати внимание, что у штиблета оторван каблук и его до сих пор не отыскали. Уиппл опознал штиблет и две застежки, но ключа никогда раньше не видел. Остальные четыре застежки – совершенно новые, стандартные, позолоченные. Ты что-нибудь понимаешь?

Я ничего не понимал.

– А почему портье принес это сюда?

– Ой, да ведь вся история попала в утренние газеты. Там и о пропавшем штиблете, и о застежках, и так далее.

– А что известно о пишущей машинке?

– Как письмо, так и список имен были, без сомнения, отпечатаны на ней, но мы еще не знаем, откуда она взялась. Мы также проверили врача – владельца автомобиля – он вне подозрений. Точно установлено, что он делал вчера вечером. Лагерквист, торговец, который нашел Гантвоорта, тоже, кажется, ни при чем. А ты чем занимался?

– Еще нет ответов на телеграммы, которые я отправил ночью. Сегодня утром я зашел в агентство и послал четверых ребят прочесать все отели в городе и поискать там людей по имени Бонфий. В телефонном справочнике есть несколько абонентов с такой фамилией. Я выслал также телеграмму в наше нью-йоркское отделение, чтобы там просмотрели списки пассажиров пароходов, нет ли в них какого-нибудь Эмиля Бонфий. А еще – связался с нашим парижским агентом и попросил его поискать там, на месте.

– Ну что ж, наверное, сейчас самое время навестить адвоката Гантвоорта, мистера Абернети, и мисс Декстер, прежде, чем мы займемся чем-то другим, – сказал сержант-детектив.

– Наверное, – согласился я. – Начнем с адвоката. В такой ситуации он пока самая важная фигура.

Мюрей Абернети был высоким, худым, пожилым мужчиной, который говорил медленно и носил крахмальные манишки. Он слишком щепетильно относился к тому, что считал профессиональной этикой, чтобы оказаться для нас полезным в той степени, на которую мы рассчитывали. Но, позволив ему свободно излагать свои мысли, как это было у него в обычае, мы все-таки вытянули из юриста кое-какую информацию. Она заключалась в следующем.

Убитый и Креда Декстер собирались пожениться в ближайшую среду. Его сын и ее брат были против их брака, поэтому Гантвоорт и его избранница решили тайно сочетаться в Окленде, а затем, в тот же день, сесть на пароход, идущий на Восток, полагая, что пока их медовый месяц будет продолжаться, и его сын, и ее брат успеют смириться с этим фактом.

Завещание было изменено и, согласно последней записи, одна половина состояния Гантвоорта теперь переходила к его жене, а другая к сыну и невестке. Однако новый документ не был подписан, и Креда Декстер об этом знала. Она была осведомлена – как со своей решимостью подчеркнул Абернети – что, в соответствии с первым, все еще имеющим юридическую силу текстом завещания, состояние Гантвоорта наследуют Чарльз и его жена. Тем не менее в сложившейся ситуации мисс Декстер все же имеет хорошие шансы получить свою долю. Если не будет доказана ее причастность к убийству.