Я рассчитывал просидеть там не меньше месяца: подобные расследования обычно съедают кучу времени. Но на десятый день вечером мне по междугородному позвонил Старик, мой шеф.

– Я посылаю Фоли сменить вас, – сказал он. – Вы его не ждите. Возвращайтесь сегодняшним ночным поездом. Делу Леггета опять дан ход.

Мадисон Эндрюс был высоким, сухопарым человеком шестидесяти лет, с жестким, костистым лицом, красный цвет которого подчеркивал белизну лохматых седых бровей, усов и шевелюры. Одежду он любил свободную, жевал табак и дважды за последнее десятилетие оказывался ответчиком на бракоразводных процессах.

– Молодой Коллинсон, верно, наплел вам Бог знает чего, – сказал он. – По его мнению, я впал в детство. Так прямо мне и заявил.

– Я его не видел, – сказал я. – Приехал всего два часа назад и успел забежать только в свою контору.

– Конечно, она его невеста, – сказал Эндрюс. – Но отвечаю за нее все-таки я, и я решил прислушаться к мнению доктора Риза, ее врача. Риз сказал, что немного пожить у Холдорнов будет ей полезно – быстрее восстановится психика. Как тут не прислушаешься? Они скорей всего шарлатаны, но после смерти родителей Джозеф Холдорн – единственный человек, с кем Габриэла охотно разговаривает и в чьем обществе спокойно себя чувствует. Доктор считает, что запрет приведет лишь к обострению болезни. Не отвергать же его советы только потому, что они не по душе молодому Коллинсону?

– Само собой, – сказал я.

– У меня нет иллюзий по поводу этой секты, – продолжал он, защищаясь. – Такое же жульничество, как и в любом другом культе. Но нам нет дела до религиозных проблем. Нам нужно вылечить девушку. Даже если бы я не мог поручиться за полную безопасность Габриэлы в Храме, я и тогда рискнул бы отпустить ее. Главное, как я понимаю, – это ее здоровье, остальное – чепуха.

Он был явно чем-то обеспокоен. Я молча кивнул, пытаясь понять, что именно его беспокоит. Постепенно я все себе уяснил, хотя он и ходил кругами вокруг да около.

По совету доктора Риза и вопреки протестам Коллинсона он отпустил Габриэлу в Храм Святого Грааля. Холдорны были друзьями ее отца, у них гостила такая всеми уважаемая особа, как миссис Ливингстон Родман, да и сама девушка туда просилась. В общем, он отпустил ее шесть дней назад.

С собой она взяла мулатку Минни Херши. Доктор Риз навещал Храм каждый день. За первые четыре дня состояние Габриэлы улучшилось. На пятый день ее здоровье сильно обеспокоило его. Никогда еще она не находилась в таком оцепенении, в таком сумеречном состоянии: налицо были все симптомы какого-то шока, но никто ничего ему не рассказывал. Молчала Габриэла. Молчала Минни. Молчали Холдорны.

Ему негде было узнать, что случилось, – да и случилось ли что-нибудь.

Эрик Коллинсон требовал у доктора ежедневных отчетов, и Риз не скрыл от него правды о последнем визите. Коллинсон завелся. Он хотел, чтобы девушку немедленно увезли из Храма: по его мнению, Холдорны готовились ее убить. С Эндрюсом он разругался. Эндрюс считал, что у Габриэлы просто рецидив болезни, от которого она быстро оправится, если оставить ее в покое. Риз склонялся к той же точке зрения. Коллинсон возражал. Он пригрозил, что поднимет бучу, если ее тут же не заберут.

Все это и не давало Эндрюсу покоя. Адвокат, трезвый, практичный человек, как он будет выглядеть, если с его подопечной случится несчастье в том месте, куда он ее сам отправил? С другой стороны, он искренне верил, что пребывание в Храме ей на пользу. В итоге они с Коллинсоном пошли на компромисс. Габриэла останется там еще на несколько дней, но кто-нибудь присмотрит за ней, последит, чтобы Холдорны не морочили ей голову.

Риз предложил меня: на него произвел впечатление мой успех в расследовании смерти Леггета. Коллинсон был против: из-за моей жестокости девушка, мол, и оказалась в таком состоянии. В конце концов Коллинсон уступил," поскольку я знал Габриэлу и ее биографию, не ударил лицом в грязь в предыдущем деле и тому подобное. В общем, мой профессионализм перетянул на весах мою жестокость.

Тогда Эндрюс позвонил Старику, предложил солидную компенсацию за то, что меня сорвут с нового дела, и я оказался в городе.

– Холдорны о вас предупреждены, – закончил Эндрюс. – Пусть думают что угодно. Я им просто сказал, что, пока психика Габриэлы не придет в норму, мы с доктором Ризом хотим поселить у них надежного человека, на случай непредвиденных обстоятельств – охранять не только ее, но и всех остальных. Мои инструкции вам не нужны. Будьте поосмотрительнее – вот и все.

– Мисс Леггет знает, что я туда перебираюсь?

– Нет, и, думаю, говорить ей не стоит. Приглядывайте за ней как можно неназойливее. В теперешнем состоянии она вряд ли вас заметит и станет протестовать. Ну, а если станет... в общем, поживем – увидим.

Эндрюс дал мне записку к Аронии Холдорн.

Через полтора часа я уже сидел напротив миссис Холдорн в приемной Храма и наблюдал, как она ее читает. Отложив записку в сторону, миссис Холдорн протянула мне белую нефритовую сигаретницу с длинными русскими папиросами. Я сказал, что предпочитаю «Фатиму», и она подтолкнула ко мне настольную зажигалку. Когда мы оба прикурили, она сказала:

– Постараюсь устроить вас поудобнее. Мы совсем не дикари и не фанатики. Я потому и говорю, что многих людей это удивляет. Конечно, тут Храм, но обычные бытовые удобства, счастье и покой не могут, по нашему мнению, осквернить его. Вы, конечно, не из числа наших приверженцев, но я надеюсь, мы вас обратим... и не надо пожимать плечами. Как бы там ни было, докучать вам никто не собирается. Хотите присутствовать на нашей службе – милости просим, не хотите – не надо. Уходить и приходить можете, когда заблагорассудится. И я уверена, вы проявите к нам такое же уважение, как мы к вам, и, если ничего не будет грозить вашей... пациентке, не станете вмешиваться, какой бы странной та или иная сторона нашей жизни вам ни показалась.

– Не сомневайтесь, – заверил я.

Она улыбнулась, словно благодаря меня, аккуратно загасила папиросу в пепельнице и встала:

– Я покажу вам вашу комнату.

О моем предыдущем визите мы не проронили ни слова.

С саквояжем и шляпой в руках я проследовал за ней к лифту, и мы поднялись на пятый этаж.

– Здесь комната мисс Леггет. – Арония Холдорн показала на дверь, в которую мы с Коллинсоном рвались две недели назад. – А это ваша. – И она открыла дверь прямо напротив.

Моя комната оказалась точно такой же, как у Габриэлы, разве что без гардеробной. Запора на дверях тоже не было.

– А куда поселили служанку? – спросил я.

– На верхнем этаже есть комнаты для прислуги. Доктор Риз сейчас, кажется, у мисс Леггет. Я скажу ему, что вы прибыли.

Я поблагодарил. Миссис Холдорн вышла и закрыла за собой дверь.

Через пятнадцать минут пришел Риз.

– Рад вас видеть, – сказал он, пожав мне руку. Говорил он сухо, отчетливо выговаривая слова, а иногда подчеркивал сказанное взмахом руки, в которой держал пенсне на черной ленте. На носу у него пенсне я пока ни разу не видел. – Надеюсь, ваши профессиональные таланты не понадобятся, но все же хорошо, что вы тут.

– А в чем дело? – спросил я мягко, стараясь вызвать его на откровенность.

Он пристально посмотрел на меня и постучал пенсне по ногтю большого пальца на левой руке.

– Все дела, насколько я знаю, только по моей части. В остальном, по-моему, порядок, – сказал он и на прощанье снова пожал мне руку. – Думаю вам придется поскучать.

– А вам – нет?

Он было направился к двери, но тут остановился, нахмурил брови и опять постучал пенсне по ногтю.

– Нет. – Он поколебался, словно решая, стоит ли продолжать разговор, решил, что не стоит, и пошел к выходу.

– Я имею полное право знать, что вы обо всем этом думаете, – сказал я.

Он снова пристально посмотрел на меня.